Мудрый ястреб (Перевод с английского И. Багрова)

Крепко и горячо любили друг друга девушка Камале и юноша Доуга, наглядеться-нарадоваться один на другого не могли, жизнь в разлуке и не мыслили. Но вот напасть: случилась засуха, и пошел по деревне голод. Много родных и близких смерть унесла. Но любовь Камале и Доуги только окрепла, и дали они страшную клятву у священного дерева: случись одному умереть, другой не покинет умершего до конца дней своих, не отдаст тело ни земле сырой, ни зверям лютым.

Голод не разбирает, молод или стар, отжил свое или только входишь в силу. Скосила вскорости смерть красавицу Камале. Горько печалились о ней родные, да делать нечего, нужно похороны готовить. Один только Доуга и слышать об этом не хочет, не отдам, говорит, тело любимой. Помешался, должно быть, с горя, решили родители девушки. Но рассказал им Доуга про клятву страшную у священного дерева. Что ж, клятва есть клятва. Вынесли тело девушки за деревню, положили под раскидистым баобабом и ушли, один Доуга остался возлюбленную сторожить. Взял он ее на руки, обнял. И просидел так три дня и три ночи.

Летел мимо старый мудрый ястреб. Сел на ветвь баобаба, посмотрел на поникшего юношу с мертвой невестой на руках и говорит:

— Что толку так сидеть?

— Камале — моя возлюбленная, — отвечает Доуга, — и мы поклялись, что, случись одному из нас умереть, другой не оставит тело ни земле сырой, ни зверю лютому, а станет стеречь его до скончания дней своих. Раз я дал клятву — с места не сойду!

Отвечал на это старый ястреб:

— Друг мой, ты юн и неопытен. Невдомек тебе, что все женщины неверны и легкомысленны, добра не помнят и добром платить не умеют. Иди себе с миром, оставь тело мне.

Молвил Доуга:

— Не достанется тебе моя возлюбленная. Может, и не ведаю я про неверность женскую, но и тебе не уразуметь, что такое клятва страшная и каково ее преступить. Так что оставь ты меня с моею возлюбленной, а сам отправляйся восвояси.

Вот каким верным и любящим был Доуга! Полетел ястреб дальше. Да только на другой день снова заявляется, снова на баобаб садится, снова разговор заводит:

— Вижу, ты, Доуга, как сидел, так и сидишь. Что, не дашь мне поживиться? Эх, простофиля ты, простофиля. Нашел кому клясться — женщине! Да ни одна женщина такой клятвы не стоит!

Но Доугу не разубедить, не предаст он Камале ни за что на свете. Снова ни с чем пришлось ястребу убираться.

И на третий день прилетел, думал, надоест парню истуканом подле мертвого тела сидеть, авось отдаст его ястребу. Да напрасно. Прилетел на четвертый день и говорит:

- Видно, друг мой, не удастся мне ничем поживиться.

Что ж, не хочешь с этой никчемной женщиной расставаться — не надо. Так и быть, верну я ей жизнь, только крепко помни мои слова: неверны женщины. Сам в один прекрасный день убедишься.

Сказал так, слетел с ветви да прямо девушке на грудь. Приложил клюв к ее устам и дохнул три раза. Потом взмахнул крыльями и исчез в вышине.

Смотрит Доуга — глазам своим не верит: вздохнула Камале и глаза открыла. Приподнялась, обняла Доугу. Подхватил он ее на руки и домой понес. И устроили пиршество на всю деревню, горе-печаль позабыли.

Только недолго счастье их длилось. Заболел Доуга и скоро умер. Повезла семья его хоронить, да вспомнила

мать о страшной клятве, которую сын и Камале друг другу давали.

— Надо б сперва с ней посоветоваться, — говорит. Пошли к Камале, а она слезами горькими заливается.

— Не предавайте Доугу земле сырой, — говорит, — несите тело его за деревню, под тем же раскидистым баобабом положите. Буду день и ночь над возлюбленным сидеть, как некогда он надо мною. Навеки нас клятва связала.

Отнесли Доугу, положили под деревом. Села над ним Камале, голову его к себе на колени положила. День сидит, другой, третий, так три дня и три ночи минуло.

Как и в первый раз, прилетел старый ястреб. Сел на ветвь, поглядел на Камале и спрашивает:

— Что ж ты, девушка, сидишь здесь? Шла бы петь да танцевать. Праздник у вас в деревне. Хороший урожай собрали, не ведать вам больше голода. Иди, там столько подруг твоих и красивых сильных юношей. Что тебе проку от мертвеца? Оставь его мне, а сама иди веселись с живыми. С ними тебе место, а не с мертвым.

Гордо повела головой Камале:

— Не видать тебе, ястреб, моего суженого. Клятву мы дали друг другу, и этой клятвы я не преступлю.

Ничего не сказал ястреб, улетел.

Еще один день прошел. Слышит Камале: смех, песни из деревни доносятся, веселятся все. Стали ей черные думы в голову лезть: а не напрасна ли клятва ее и зачем она так себя изводит? Проходила мимо подружка:

— Пошли со мной. У нас в деревне так весело. Или ты и впрямь себя жизни лишить хочешь из-за Доуги? Будто других парней нет. Пойдем. Долго ты по нему горевала, хватит. Пойдем, там красивых и сильных парней хоть отбавляй, всяк к тебе потянется. Мертвого ты уже ничем не порадуешь, так порадуй хоть живых.

Невтерпеж стало Камале, опустила она голову любимого с колен на сырую землю, встала и за подружкой пошла, а напоследок сказала:

— Доуга умер, его не воротишь, а я еще жива, так и любить мне живого.

И остался Доуга под баобабом один-одинешенек. Прилетел вечером ястреб. Посмотрел-посмотрел, подумал-подумал, опустился Доуге на грудь, приложился клювом к его устам, дохнул три раза, и ожил юноша. Сел и озирается — Камале ищет.

Смотри, смотри, все равно не высмотришь, — молвил ястреб. — Ушла Камале. Разве не предрекал я, что так все и обернется? Разве не говорил, что все женщины неверны и неблагодарны? Предала она вашу клятву, тебя предала. Заслышала веселье в деревне — враз о тебе забыла.

Понурился несчастный Доуга:

- Прости меня, мудрый ястреб. Верно, не послушал я твоих слов, а в них правда сущая. Спасибо тебе и прости, если можешь. Спасибо за то, что не исклевал ты мое тело молодое, а к жизни вернул. Сослужи уж мне и другую службу. Подскажи: как за порушенную клятву расплатиться?

Облетел ястреб Доугу трижды, обмахнул его своим крылом и говорит:

— Сейчас моими чарами стал ты еще краше, чем прежде, ни одна женщина перед тобой не устоит. Смотри же, не позволяй Камале обнять себя, иначе умрешь.— И, сказав это, прочь улетел ястреб.

Вернулся Доуга домой, умылся, нарядился в лучшее платье, взял меч и пошел на праздник. На площади все пляшут, поют. Смотрит Доуга, а женщин всех до единой к нему вроде сила какая тянет. И среди них Камале: узнала, всех растолкала, подбежала, кричит:

— И близко не подходите! Это мой возлюбленный! Никто его у меня не отнимет! — И тянется к Доуге, обнять хочет. Взмахнул он тут своим мечом и пополам неверную разрубил.

— Не стану больше тела ее стеречь! Пусть звери лютые поживятся!