Чей ребенок? (Перевод с английского И. Архангельской)

Мавангу был такой любвеобильный, что взял в жены сразу двух девиц — Кенги и Гунгу. Он расчистил для них участок в зарослях и поровну поделил его между ними. Посеяли там его жены маис, окру, бобы и кассаву, и скоро еды в семье стало хоть отбавляй. И хоть жили и питались они все вместе, каждая из жен гордилась своей делянкой и плодами, которые с нее собирала, и ревниво следила за успехами другой.

Однажды Гунге понадобилось немного бобов для одного кушанья, а на ее делянке их в то время не оказалось, поэтому она зашла на делянку Кенги и набрала бобов там. Кенги заметила пропажу и очень рассердилась на Гунгу. Та повинилась перед ней, но сказала при этом, что особой беды в том не видит, поскольку муж у них один и питаются они все вместе.

Кенги этих ее объяснений не приняла, и в конце концов они договорились так: все, что уродилось на делянке одной, принадлежит только ей, и другая не должна брать это себе. А в остальном жены вполне друг с дружкой ладили.

Случилось так, что однажды, когда обе женщины работали на своих делянках, Кенги почувствовала, как у нее во чреве круто повернулся ребенок, и поняла, что близятся роды. Курение, как известно, притупляет боль, поэтому Кенги принялась искать табак и, не найдя, пошла на делянку к Гунге, чтобы попросить у нее.

Гунга встретила Кенги приветливо, усадила ее отдохнуть и дала табаку, чтобы она покурила. И пока Кенги отдыхала на делянке Гунги, у нее начались схватки, и она родила сына.

Гунга в ту же минуту взяла младенца на руки, обрезала ему пупок, обмыла и протерла тельце маслом, в общем, сделала с новорожденным все, что полагается. Когда Кенги пришла в себя, она поблагодарила Гунгу.

— Ты мне очень помогла, Гунга, — сказала она, — и я тебе премного благодарна. Ты так хорошо все сделала для моего ребенка, как будто это твой собственный ребенок. Спасибо тебе большое.

— А он и есть мой собственный ребенок, — отвечала ей Гунга. — Вспомни наш уговор, и тебе ясно станет, что этот мальчик принадлежит мне. И я его не отдам.

Как ни умоляла Кенги, как ни плакала, Гунга стояла на своем. Но все же в конце концов она согласилась, чтобы кто-то рассудил их, и женщины договорились сходить вместе в соседнее селение, где жил Маниломби, и изложить ему свою тяжбу. Маниломби славился своей мудростью и справедливостью, и каждая считала, что он решит спор в ее пользу.

Пришли они к Маниломби, почтительно с ним поздоровались и вручили ему подарки. Маниломби велел им изложить причину спора.

- Я дала жизнь ребенку, — сказала Кенги, — а Гунга отобрала его у меня. Я носила этого ребенка в своем чреве и мучилась родами, потому что он мой сын. Что тут еще объяснять? Это по вине Гунги мы пришли сюда. Пусть она докажет, справедливо ли она поступила.

А Гунга вот что ответила:

— Нет, это мой ребенок, потому что когда я сорвала немного бобов с делянки Кенги, она рассердилась на меня, и тогда мы договорились наперед, что все, что уродится на ее делянке, принадлежит ей одной, а что уродится на моей делянке — мне и что мы никогда больше ничего не возьмем с чужой делянки. Я Кенги не звала, она сама пришла на мою делянку и родила на ней мальчика. Значит, по нашему уговору, мальчик этот мой и она не может отобрать его у меня.

Маниломби все внимательно выслушал и решил, что Гунга поступила по справедливости и ребенок принадлежит ей. Много нашлось таких, что не согласились с решением Маниломби и говорили, что важно не то, где родился ребенок, а кто его родил. Так до сих пор и не пришли односельчане к согласию, справедливо рассудил Маниломби или нет.