Это, конечно, был зажиточный, конечно, как говорится, капиталист, по-ранишному. В виде помещика или, словом, скажем, помещик ранишный. У них не было детей. Теперь имя охота было завести. Может, какой родится наследник- сын. Все-таки капитал имя раздать неохото кому-то.
Бросилась она, купчиха, будем говорить, к старухе, к лекарке.
- Наладь,- говорит,- мне, чтобы родился сын.
Да, теперь, значит, старуха наладила ей на яблочек.
- Вот,- говорит,- это яблочко съешь, Головину кобыле скорми, у тебя,- говорит,- родится сын, а у кобылы,- говорит,- родится жеребец твоего сына.
Кобыла не носила жеребят, а она не носила детей.
Теперь, конечно, половина яблочка сама съела, половину кобыле скормила. Теперь у ней родился сын, а у кобылы родился жеребец.
Теперь он рос, понимаешь, как пшеничное тесто па опаре киснет, не по дням, а по часам, был такой рослый человек. Теперь, конечно, он вырос лет до восьми, стал ходить в училище, стали учить в училище его. Сам растет и жеребец растет. Теперь, как в училище идет, любил своего дорогого коня. И из училища идет, проведоват своего дорогого коня, наблюдат, кормит.
В одно время эта самая же старуха сказала ей:
- Это будет не сын тебе, а это будет твоя смерть. Ты его истреби, этого сына. Под старость лет придет тебе смерть.
Все-таки старуху взяла зависть в этом деле, что такой сын растет, умный и сильный. Теперь она говорит:
- Вот, када он придет из училища, я тебе налажу на рубашку, когда он рубашку наденет, его сразу же испотребит, и он тут кончится.
Теперь он из училища заходит, смотрит, копь ниже колена голову повесил. Конь-то уж знал его смерть. Он спрашиват коня:
- Что же, мой добрый конь Яблочкин, запечалился, задумался?
Конь ему отвечат:
- Дорогой мой друг Яблочкин Иван, я, - говорит, - как не буду печалиться? Тебя со мной хочут разлучить, хочут оторвать. Будут тебя посылать в баню, пойдешь в баню, не бери рубашку, послушайся меня, а то иначе получишь смерть себе.
Он так и сделал, конечно. Он рубашку не взял. Она бросила на полету ему рубашку, и рубашка полетела на землю, аж пожелтела вся трава! Яд был насыпанный.
Теперь во второй раз. Старуха опять велела приготовить чай ему:
- Он уснет, первую чашку нальет, сыпани ему яду.
Теперь, значит, он заходит опять к коню из училища.
Конь опять запечалился. Спрашивает:
- Что же ты, мой добрый конь Яблочкин, запечалился, зажурился?
- Как мне, брат, - говорит,- не журиться, тебя опять хочут отравить, все-таки нас с тобой разлучить, и я без тебя тогда погиб.
Да, теперь, конечно, он говорит:
- Када одну чашку нальют тебе, выплесни ее на пол, не ней.
Он так и сделал. Одну чашку налил. Ему будто муха попала, он бух ее на пол, аж пол, понимаешь, взорвало этим ядом. Он говорит:
- Почему это? Что такое вы сделали? Так получатся почему?
Она говорит:
- Я сама-то не знаю, что такое сделалось.
Теперь она бросилась опять к старухе.
Старуха, конечно, берет волшебную книгу, прочитала и говорит:
- Убейте коня: ему конь пояснят. Когда коня убьете, тогда и его можно отравить.
- А как, - говорит,- коня убьешь? Конь сильный! Я,- говорит,- боюсь к ему даже и подходить сама-то, у нас только он и ходит за конем, Ваня, а иначе никто к нему не подступится.
Да, теперь она ей и говорит:
- А вот ты будто бы захворай и скажи, чтобы он убил этого коня, Ваня Яблочкин, и чтобы взял из его сердца крови нажал, я, мол, выпью и оздоровлю в то время.
[Голос: А кто выпьет?
- Мать будто бы заболеет. Хочет обмануть его.]
Теперь заходит он из училища, опять к своему коню.
- Как же,- говорит,- мне не журиться, не вешать голову? То, что хотит мать тебя заставить, чтобы ты меня убил. Но ты скажи, что его так не убьешь, а нужно сковать двадцатипятипудовый меч, я тогда его убью. Чугунный меч, все равно железный, сковать чугунный меч.
Теперь дает она ему денег:
- Иди скуй. Закажи кузнецам, чтобы ковали двадцатииятипудовый меч.
Да, теперь, когда ковали двадцатипятипудовый меч, он его бросил, аж из виду улетел! Когда на пол упал, раскололся!
- Давайте,- говорит,- перекуйте крепче, чтобы но ломался меч.
Да, теперь, приходит к коню, и говорит конь ему:
- Теперь седлай меня в седло, и только нас и видел! Уедем мы в другое царство. (Конь ему говорит, када уже перековали крепче меч.)
Да, теперь, конечно, заседлал он в седло. Видели, када седлал, а не видели, куды поездку дал. Через ограду - и только видели их.
Уехали они в другое государство.
Он заказал себе из сорока овчин шубу сшить.
[Голос: Из сорока овчин? Маленька шуба будет!
Второй голос: Какая шуба! Здоровый был!
- Здоровый! Стало быть здоровый, когда двадцатипятипудовый меч бросал.]
И вот теперь ходит по городу, разметает шубой пыль по улице и разметает грязь по улице. Представил себя неумным, не стал умываться, бриться и стричься. Да, сделался неумытой рожей, дурачком представил сам себя. Дурак и дурак, и всё.
Да, теперь донеслось государю про этого дурака, что такой сильный. Поднимает тягости много, а дурак. Царь его потребовал, есть ли у дурака документы какие. Но он не сознался. Дураком и все. Царь говорит:
- Наймешься ко мне сад караулить?
- Можно будет.- Все слова его.
- Но не пушшай никого в сад!
Как ему рассказывают, так он и делат.
- Что найдешь, что увидишь - докладывай царю!
Да, теперь вдруг он находит, понимаешь, записку, что
младшую дочь змею на съедение требуют в саду. Теперь приносит:
- Я каку-то записку там нашел.
- Ага!
Он ее прочитал давно.
Ну, царь читат: "Змею на съедение дочь".
Да, теперь, конечно, ищет царь защитника, который ее охранит, какого-нибудь богатыря, усилить солдат, войско туды, чтобы от змея отбить, берет войско сильное. И войско вывел туды, чтобы отбить от змея дочь. Там находится какой-то пьяница Микишка. Обещает отдать ему дочь.
- Если только се сохранишь, возьмешь ее замуж.
Теперь, конечно, вывозит там, раз война будет, конечно, войско. Платит имя денег, кормит хорошо. Этот Микишка, как командир, солдатам, всем, словом, роты.
Теперь этот Иван Яблочкин вылезат из своей шубы из сорокаовчииной из саду, идет в чистое поле, закричал, гаркнул своего коня богатырским голосом, молодецким посвистом. Конь перед ем, как лист перед травой.
- Стань передо мной, как лист перед травой!
В правое ухо залез, в левое вылез, сделался таким молодцом, как и был.
Теперь приезжает сюда на дуель на эту, к озеру, где привезена царская дочь. Она видит, какой-то молодец, рыцарь. Конечно, красивый, хороший, и сам молодец хороший и вооруженный богатырским всем приспехам.
Да, теперь он лег к ей на колени, этот Иван Яблочкин. Она начала в голове шариться, и он вдруг заснул на солнышке, на коленях у ей.
Вот вдруг заколыхалось озеро, змей выходит. Теперь она давай его теребить. Шиньгат туды-сюды. Он спит. Не может проснуться. Заплакала. Упала ему слеза на щеку, обожгла ему лицо. И вдруг Иван Яблочкин пробуждается. И змей тут уже выходит. Змей говорит:
- Ах, требовал у царя одного, послал двоих. Милосливый,- говорит,- царь: хотит дать закусить.
Иван Яблочкин говорит:
- Закусишь либо подавишься! Либо выпьешь, либо захлебнешься!
- О,- говорит,- стоит ли с вами разговаривать? Я,- говорит,- слыхал, что есть Иван Яблочкин, а что с вами, так не стоит будет и разговаривать.
- Но,- говорит,- посмотрим.
- Но,- говорит,- давай будем биться или мириться? - змей ему говорит.
- А что,- говорит,- давай биться. Что я тебе такой подарок отдам? Никогда не отдам!
Теперь разошлись, конечно, они с ем. Ударил змей. Он аж по колен в землю вошел. Царевна старается его скорей откопать, отрыть. Второй раз сошлись. Как секанул мечом, так сразу три головы отсек за один запал.
Да, конечно, царская дочь подарила ему кольцо за это время на память, золотое у ей именное кольцо. Не знат, кто есть. Он сял на коня попрощался и уехал.
Теперь этот Микишка приезжат со своим войском:
- Вот как я отбил царскую дочь оттуль!
Ему честь и слава, что отстоял царскую дочь. Не знают, как его носить. Его на руках носят.
Он не знает, как куражиться над царем.
Он старается взять за себя все.
Во второй раз опять также получатся. Вторую находит записку. Вторую дочь змею на съедение. Вот приносит записку.
- Я опять какую-то записку нашел.
Царь берет, читат: "Вторую дочь змею на съедение. Среднюю. К шестиголовому змею".
Да, теперь находит опять такого, словом, короче сказать, такого, как Миколка пьянюга. Ему лишь бы напиться вина.
- Спасу, не спасу, а вина-то попью!
Дают ему войско, солдат большой отряд. Будем говорить, как роту. Поехал опять также охранять, также спасать, к самому озеру, где змей выплывать будет.
Теперь Яблочкин знает из письма, вперед прочитал его, знает, куды ехать, куды чо. Вылазит из своей шубы и пошел опять к коню. Приезжат опять к этому озеру на своем добром коне, слазит и опять таким же бытом ей на колени лег и также она начинает ему вшей искать, шариться в голове. Он вдруг уснул. Вот уже волны заколыхались в озере. Она смотрит: змей выплыват из камышей. Она будит его. Смотрит: так и так. Не может разбудить. Теперь начала плакать. Также слеза прокатилась на лицо, обожгла ему лицо. Разбудился он опять. Змей говорит:
- Ого, просил одного, а послал царь двоих. Хватит закусить и выпить.
- Может закусишь либо подавишься! Выпьешь либо захлебнешься!
Да, теперь он и говорит!
- Эх, если Иван Яблочкин и есть сильный человек, а с вами с барахлом мне разговору не будет!
- Но,- говорит,- посмотрим, кто кого может.
- Давай будем биться или мириться?
- Я,- говорит,- не на то приехал, чтобы мириться, а будем биться, таки подарки я не дарю!
Ну, конечно, разъехались они. Ударил змей его один раз - по колен в землю ушел. Она откапыват его, чтобы он скорей выскрибся. Второй раз разошлись, он ударил змея, отсек три головы, отрезал ему. А змей его ударил так, что забил по пояс в землю, и он как второй раз его секанул опять, опять ему три головы отсек, уже убил его насмерть сразу со второго раза. Змей его тогда ушибил руку, покалечил. И она перевязала своим шелковым платком руку и подарила именно кольцо, дала ему кольцо именное.
Теперь, конечно, Иван Яблочкин попрощался и уехал. Теперь такой Миколка приезжат со своим войском, тако торжество. Герой появился, что отстоял царскую дочь. Первым гостем и первым зятем являтся. Тоже, что такого крокодила побил. Но они-то уж не смеют, конечно, сказывать, что не он, и только в уме держат, боятся.
Теперь находит на третью записку.
Када-то у них была засуха, а змей девятиголовый давал им в то время воды, за это, понимаешь, взаймы он требует старшую дочь на съедение змею.
Теперь приходит Иван Яблочкин, говорит:
- Я опять записку нашел.
Читат государь, что опять третью дочь на съедение змею приходится отдавать. Ну, опять ищет защитника, чтобы защитить, отстоять дочь. Ну, находит опять такого же пьянчугу, будем говорить Кормила,- любил вино пить. Тоже солдат был.
- Я,- говорит,- отстою!
- Ну, отстоишь - отдаю за тебя замуж и награждаю тебя богатством.
Да, теперь, конечно, приехал на дело. Теперь дает царь роту солдат 250 человек.
Да, теперь, конечно, этот Иван Яблочкин вылазит из сорокаовчинной шубы опять туда. Теперь приезжат на это место. Опускат своего коня, скажем, привязыват коня и ложится к ней на колени, как и раньше. Он любил девок тоже, только с ими не занимался. Он думат: "Мое дело не пропадет!".
Теперь, конечно, она ему стала опять рыть в голове, царапать, скрести. И он заснул себе. Приплывает змей из озера. Заколыхалось озеро. Зешевелился камыш. Она испугалась. Давай реветь, плакать. Будит его, разбудить не могла никак. Теперь вдруг покатилась слеза ему на лицо, обожгла лицо. Он пробудился.
- Ах, как я долго спал, хорошо спал!
Смотрит - она плачет уже. Выплыват змей, выходит.
- Да, ну- говорит,- царь! Просил у него одного, он послал двоих. Хватит закусить и выпить!
- Но,- говорит,- не выпьешь и не закусишь, а подавишься!
- Ну,- говорит,- хотя моих братьев побил, но со мной тебе бороться плохо будет.
Стращат его.
- Что же,- говорит,- будем биться или мириться?
- Не шел, чтобы мириться, а шел, чтобы биться. Таким подарком не хочу разбрасываться!
- Так давай биться.
Вот теперь, когда разошлись они с ем, он как ударил его, так вбил по колен в землю тоже. Теперь он секанул его, отсек ему три головы. Во второй раз разошлись.
Змей его ударил, вбил по пояс в землю. Опять три Головы отсек своим мечом. Теперь разошлись третий раз. Змей его ударил, вбил его по груди в землю. Она его отрыват, откапыват скорей. В третий раз секанул, отсек последние три головы. И змей ему разбил голову шибко. В то время покалечил. И она сняла шелковый платок и повязала ему голову и подарила именным кольцом.
Он уже три кольца надел на руку. Все-таки он золото собират, как же!
Да, теперь Иван Яблочкин повернулся и уехал. Попрощался с ней:
- До свиданья.
Был какой-то рыцарь, добрый храбрец,- и не стало и не знат она, кто он такой. И ни одна не узнала.
Вот теперь, конечно, у царя бал, значит. За этих трех отдает дочерей своих. Все три свадьбы в кучу сразу. Торжество большое. Праздник по всему городу, что спасли ихнее добро. Колокола бьют и молебны идут, как по-ранешному. Такой праздник идет по всему миру.
Теперь этот Иван Яблочкин в нижнем этаже на кухне спит, аж весь дворец трясется. Он с этого побоища уснул крепко. Потом царь осердился.
- Что это невежа спит, как какая-нибудь падла, аж парод пугатся!
Старшая дочь говорит:
- Разбудить,- говорит,- позвать сюда всех,- говорит,- нужно призвать и угостить, кто ни есть: конюхов и дворников, всех рабочих нужно угостить, раз у нас такой праздник, праздник должен быть всем!
Когда его разбудили, сюда позвали. Он заходит, завязана голова старшей дочерью. Она смотрит:
- Платок-то на голове мой!
А он в грязи весь и в крови обмарался.
Теперь она подходит к нему.
- Скажи, как же ты,- говорит,- где нашел, убился где?
- Я,- говорит,- упал, ушибся.
- Я,- говорит,- знаю, что ты упал.
Смотрит на руку ему, видит свое кольцо.
- А как,- говорит,- тебе мое кольцо попало на руку?
- Знаешь,- говорит он, по-дурацки обсуждат, как бы дурачок,- мы дрались. Это я был.
- Вот,- говорит,- папаша, это мой жених будет! Не они, он нас спас всех!
Давай рассматриваться па него. Смотрят кольца. И та кольцо подарила, другая, третья.
Теперь они и говорят:
- Не эти нас спасали, а всех спасал один этот молодой человек! Вот та и другая и третья. Котору он из нас возьмет, та и пойдет.
- Вот я с удовольствием пойду!
И другая и третья сестра.
- Не они спасали, а вот этот человек спасал. Вот и войско спасал, нас всех троих.
Так в это время взял он старшую дочь. А остальных защитников всех показнил царь. А за его отдал свою старшую дочь. Дал ему полцарства.
И вот они гуляли. Там был пир на весь мир, и я там был, мед, пиво пил, по усу текло, в рот не попало. Дали мне синь кафтан. Но сорока кричала: "Скинь!" Я скинул, на пенек положил. Остался в своей рубахе опять.