(Расск. А. Койчев, 31 год; аул Эльбурган Хабезского р-на КЧАО.
Зап. А. Пшмахов в 1963 г. Архив КЧНИИ.
Опубл.: Сказки Абазашты, с. 66-75.)
Жил да был один князь по имени Хан-Заубид. Был у него работник - невысокий, кряжистый человек по имени Аталык-печальный.
Однажды князь отпустил своего работника навестить родных. Аталык-печальный очень обрадовался, сказал жене, что едет повидать родных и близких.
Аталык-печальный был умен, силен и думал, что хорошо знает свою жену.
Жена же обрадовалась отъезду мужа.
Аталык-печальный вынес седло, оседлал коня, сказал жене "Прощай!" и отправился в путь. Едет он, изо рта его вырывается пламя; пар, который валит изо рта его дурдуля, тучей стоит над ним; копыта лошади выбивают комья земли величиной с добрую хижину - едет в дальнюю дорогу мужчина!
Доехал Аталык-печальный до развилки трех дорог и остановился. "По какой бы дороге поехать - по левой или по правой?" - стоит он в раздумье. Пока он стоял, подъехал к нему всадник и поздоровался:
- Салам алейкум!
- Алейкум салам, добрый человек, куда путь держишь? - спросил Аталык-печальный.
- А ты куда едешь, добрый человек? - спросил всадник.
- Еду повидать родных. Не знаю, кого навестить в первую очередь, вот и стою в раздумье, -ответил Аталык-печальный.
- Ты, я вижу, собрался долго говорить, а мне некогда. Прощай! - сказал всадник и тронул коня.
- Доброго пути! - сказал Аталык-печальный и подал руку всаднику. Тот протянул руку, и Аталык-печальный заметил на его пальце кольцо, очень похожее на кольцо его жены.
"Тут что-то не то. Откуда у него кольцо моей жены?" - подумал Аталык-печальиый.
Долго стоял Аталык-печальный и глядел вслед всаднику, стараясь угадать, куда он поедег.
Что было делать Аталыку-печальному? Он повернул коня и поехал за всадником.
Всадник въехал во двор к Аталыку-печальному. Тот всадник был любовником его жены.
Наступил вечер. Аталык-печальный вернулся к себе во двор и видит: к коновязи привязана лошадь того всадника, которого он встретил в дороге. Аталык-печальный поставил коня в конюшню, обошел дом, заглянул в заднее окно, видит: тот всадник и его жена обнимаются.
Пока Аталык-печальный следил за женой и приезжим всадником, затрещала ограда из мгы, которая, словпо каменная стена, опоясывала двор Хан-Заубида.
"Что это может означать?" - подумал Аталык-печальный и посмотрел в ту сторону, откуда раздался треск. И видит: через ограду перелетел какой-то всадник. Аталык-печальиый узнал табунщика Хан-Заубида.
Табунщик подъехал к коновязи, привязал лошадь, быстро подошел к дому князя и постучал в окно. Жена князя отворила дверь и впустила табунщика.
- Ах ты, рожденная от собаки! Почему так долго не открывала? Разве не знала, что я должен прийти? Почему сразу не открыла двери? - сказал табунщик и трижды камчой стегнул жену князя. А та - ни слова. Напротив, вся светится радостью. - Быстрее накорми меня и дай дело сделать: мне некогда! - крикнул табунщик жене князя.
Жена князя поставила на стол все лучшее, что у нее было, накормила любовника, сделали они свое дело, и табунщик быстро вышел из дома, подошел к коновязи, отвязал лошадь, сел на нее, подъехал к изгороди, бросил на нее бурку*, отъехал назад, пришпорил коня, ударил его плеткой, перелетел через ограду, забрал бурку и уехал к своему табуну.
* ("Подъехал к изгороди, бросил на нее бурку" - когда на лошади перепрыгивали через ограду из колючих кустарников, на нее набрасывали бурку, чтобы лошадь не поранилась.)
А Хан-Заубид ничего этого не знает, сидит в кунацкой и рассказывает друзьям забавные небылицы.
Аталык-печальный все видел: и то, что делала княгиня, и то, что делала его собственная жена, но стерпел, ничего не сказал, решив ничего не предпринимать, пока утром не посоветуется с князем.
Аталык-печальный пошел в сарай, расстелил бурку и лег спать. Сказать, что он заснул, - значит сказать неправду: не мог он заснуть, увидев столько неожиданного за одну только ночь! Пусть наши враги так спят, как спал в ту ночь Аталык-печальный!
Аталык-печальный еле дождался утра и пошел к князю.
- Алейкум салам! - ответил князь и спросил: - Почему так скоро вернулся, Аталык?
Князь еще не умывался.
- Умывайся. Потом расскажу, - сказал Аталык-печальный.
- Дай умыться, - сказал князь жене.
Жена князя принесла тазик и кумган*, дала мужу умыться. Подала она полотенце, но Хан-Заубиду показалось, что оно сырое.
- Почему не высушила полотенце? - сказал князь и бросил его княгине в лицо.
- Ой, убил меня, несчастную! - закричала княгиня.
- Князь, подними кофту и посмотри на спину жены. Увидишь, сколько на ней красных рубцов. Ты бросил ей в лицо полотенце, а она плачет, будто ее плетью побили. А когда на самом деле плетью полосовали, она, между прочим, не плакала, а радовалась, - сказал Аталык-печальный.
Хан-Заубид обнажил спину своей жены и увидел рубцы от камчи табунщика. Княгиня сразу перестала плакать, вся задрожала и выбежала из комнаты.
- Садись, Хан-Заубид, я тебе расскажу, почему я вернулся и что затем случилось, - сказал Аталык-печальный.
И Аталык-печальный рассказал князю все: и почему он вернулся, и что он увидел ночью.
Хан-Заубиду стало очень больно и горько. Он долго сидел молча, опустив голову и тяжело вздыхая.
- Ну, что будем делать, Хан-Заубид? Почему молчишь? - спросил Аталык-печальный.
- Что мне говорить? - сказал князь.
- Теперь ты знаешь, что делают наши жены. Хочу с тобой посоветоваться, как нам быть, - сказал Аталык-печальный.
- Не станем пока ничего говорить нашим женам. Оседлай копя, поезжай к нарту Сосруко* и расскажи ему все. Скажи, что я послал тебя к нему. Он больше нас видел, больше нас слышал. Мы сами не сможем судить наших жен: у нас с тобой на это ума не хватит. Поступим с ними так, как скажет Сосруко, - сказал Хан-Заубид.
* (Сосруко - центральный герой нартского народного героического эпоса у абазин, абхазов, адыгов, осетин. Включение в сказку этого персонажа, хотя и не наделенного чертами героя эпоса, имеет глубокий смысл. Он воспринимается как прямой предок, мнение его поэтому имеет решающее значение, а его рассказ о супружеской верности является ответом на вопрос, заслуживает ли неверность наказания.
Оценка событий и деяний человека с точки зрения идеалов эпоса - частое явление в фольклоре и жизни абазин. Абазины нередко и сейчас говорят: "Он (мужчина) словно нарт"; "Его слово крепкое, как слово партов"; "Он под стать нарту Сосруко" и т. д.
Влияние поэтики эпоса ощущается и в стилистике данного текста: здесь, как и в "Нартах", "изо рта героя вырывается пламя", "пар, который валит изо рта его дурдуля (см. словарь), тучей стоит над ним, копыта лошади выбивают комья земли величиной с добрую хижину - едет в дальнюю дорогу мужчина!".)
- Хорошо, я поеду к Сосруко и расскажу ему все, - сказал Аталык-печальный.
Аталык-печальный приехал к Сосруко.
Сосруко пригласил гостя в кунацкую и позвал жену.
- У нас гость. Быстро подай обед. Наш гость очень устал и проголодался, - сказал Сосруко жене.
- Честное слово, Сосруко, не хочу я ни пить, ни есть. Приехал к тебе по очень срочному делу, - сказал хозяину Аталык-печальный.
- Раз ты так спешишь, рассказывай о своем деле, - сказал Сосруко.
Аталык-печальный рассказал Сосруко все от начала и до конца.
Пока Аталык-печальный рассказывал, подали обед. Собеседники поели, попили.
Сосруко внимательно выслушал гостя, покачал головой и спросил:
- Аталык-печальный, кто прислал тебя ко мне за советом?
- Хан-Заубид, - сказал Аталык-печальный. - Надеемся, Сосруко, что посоветуешь, что нам делать с нашими женами. Как с ними поступить, знает только Аллах, а после него - ты. У нас с Хан-Заубидом одна боль, - сказал Аталык-печальный.
- Понял я, Аталык-печальный, вашу с князем боль. Это очень печальное дело. Ты приехал ко мне за советом, а я расскажу тебе, что случилось со мной, - сказал Сосруко.
- Я слушаю, Сосруко, рассказывай, - сказал Аталык-печальный.
- Так вот, Аталык-печальный, - начал Сосруко, - я целый месяц не появлялся дома. Были у меня три кунацкие. Одна стояла на Гуме, другая - на Инджиг-Чикуне*, а третья - на Инджиг-Ду*. Обедал я в одной кунацкой, а ужинал в другой. Позавтракаю и отправляюсь в путь. Пока доеду до следующей кунацкой, там уже все готово - и обед на столе, и молитвенный коврик расстелен*. Пообедаю и пока доеду до третьей - там тоже все готово. Так я прожил целый месяц. Я не знал, кто готовил пищу и расстилал коврик для молитвы. Чтобы узнать, кто это все готовит, я однажды приехал в кунацкую раньше обычного. Приехал и вижу: какой-то молодой парень, засучив рукава, готовит обед. Он меня не видел. Я вошел в Кайдух*. Теперь парень увидел меня, и мы поздоровались. Он посадил меня в почетный угол и сказал:
* ("Молитвенный коврик" - упоминание о молитвенном коврике - явно позднее внесение в древний сюжет сказки.)
- Как жаль, Сосруко, что я не успел приготовить обед. Ты приехал раньше времени. Лучше б мне умереть, чем так встретить тебя.
- Ничего, ничего, мальчик мой! И так тоже бывает. Не печалься из-за этого. Ты и так целый месяц работал на меня, - сказал я и пожал ему руку. Парень быстро принес тазик и кумган, дал мне умыться. Собрал на стол. Мы пообедали вместе. Парень убрал посуду, перемыл ее и аккуратно поставил на полку. Затем вернулся и сел слева от меня*.
* ("И сел слева от меня" - по обычаям абазин, как и других горцев Кавказа, младший всегда садится, едет и идет слева от старшего. Правая сторона считается почетной.)
- Ты доволен, Сосруко, тем, что я сделал для тебя за месяц? - спросил меня парень.
- Доволен. Пусть Аллах будет доволен тобой! Столько добра мне еще никто не делал, - сказал я.
- Если ты доволен, я тоже доволен. А теперь хочу попросить тебя об одном одолжении. Если тебе нетрудно, выполни мою просьбу, - сказал парень.
- Конечно, выполню. Выполню, если даже погибну, выполняя ее, - ответил я.
- Коли так, то вот в чем моя просьба: одного моего брата убили великаны; я хочу отомстить им*. Если тебе нетрудно, помоги мне в этом, - попросил меня парень.
* ("Я хочу отомстить им" - месть героя или героини за кровь отца, брата - традиционный мотив сказочного и героического эпоса разных народов Северного Кавказа, в том числе и абазин.)
- Разве это трудно! Если не окажу тебе такую малую услугу, на что я тогда? Поедем, мой мальчик. Сделаю все, как ты хочешь, - сказал я.
Я повесил на пояс большую палицу и вышел во двор. Парень тоже вышел, отвязал коня от большого дуба, к которому он был привязан железными цепями, погладил по голове, оседлал, и мы поехали в ту сторону, откуда восходит солнце.
Едем день, едем ночь. Я стал уставать. Устал и мой алып. А алып парня бежит все резвее и резвее, грызет удила, даже гарцует; придержит его седок чуть-чуть, он роет землю копытами. Долго, очень долго мы ехали. У меня сердце разрывается: куда этот парень ведет меня? Ведь нет на земле места, куда бы не ступала моя нога и копыта моего алыпа. А тут едем-едем, а конца пути нет. Вернуться стыдно. Что скажут люди? "Убью я этого парня и вернусь", - подумал я.
Тут парень обернулся и спросил:
- Эй, Сосруко, что это с тобой и с твоим алыпом? Что-то вы оба очень грустные!
- Конечно, будешь грустным, если без конца ехать, - ответил я парню,
"Ударю-ка я его в затылок палицей и вернусь назад", - подумал я про себя. Так я и сделал. Но парень как ни в чем не бывало повернулся ко мне и сказал:
- Что, Сосруко, с тобой? Ты уже не видишь, куда попадает конец твоей камчи?
Парню показалось, что я нечаянно ударил его плетью.
- Немудрено не видеть, если ехать без конца, - ответил я.
Я совсем обессилел и не знал, что и делать. Второй раз ударил парня палицей. Ничего у меня не вышло: парень даже не почувствовал удара. Собрался ударить третий раз. Парень повернулся ко мне и сказал:
- Устал ты очень, Сосруко. А я и не заметил этого.
Парень едет и поет веселую песню. Не успел он допеть, как я в третий раз ударил его палицей. Он опять не почувствовал удара.
Когда парня не удалось убить, я подумал, что не судьба мне вернуться домой, что погибнуть мне там, куда мы едем.
Ехали мы еще пятнадцать дней и пятнадцать ночей и приехали туда, куда держали путь. Подъехали к громадной, цвета крови скале, окруженной простирающимися далеко лесами. Парень спешился и сказал:
- В этой пропасти живут три великана, которые убили моего брата, - и показал на пропасть у основания скалы.
- Вижу. Слава богу, приехали, - сказал я и спешился.
Парень засучил рукава, подоткнул полы черкески под пояс и сказал мне:
- Спускайся, Сосруко, в эту пропасть, убей великанов, возьми три чаши их крови, тело моего брата и поднимись наверх.
Я не согласился с ним.
- Сам отомсти за своего брата, - сказал я ему.
- Хорошо, Сосруко, я спущусь в пропасть, а ты держи крепко коней, не дай им вырваться.
Трудно было удержать коня парня. Парень накинул на шею коня семь цепей и привязал его к огромному дубу. Он и тогда не поверил, что я удержу его коня: конец седьмой цепи намотал мне на руку и замкнул на замок.
Парень сказал мне:
- Когда я спущусь и начну убивать великанов, из пропасти будут раздаваться страшные звуки. Смотри не испугайся и не упусти коня.
Так сказал мне парень и спустился в пропасть. Из нее стали раздаваться страшные звуки. Алып парня испугался, потянул цепи, вырвал дуб, поволок меня, и я полетел, как птица. Парень убил великанов и вышел из пропасти, неся их головы, три чаши крови, тело брата.
Поднялся парень наверх, а там - ни коня, ни меня. А алып мой стоит на месте. Парень заметил, что его алып тащит меня за собой. Он догнал нас, дернул за цепь, осадил коня. Мы вернулись к пропасти.
- На, Сосруко, выпей эти три чаши великаньей крови. Если не хочешь, выпью я сам, а ты закопай головы великанов, - сказал парень.
Не успел я зарыть одну голову, как парень осушил три чаши. Он подошел, отодвинул меня и сказал:
- Смотри, как надо закапывать головы великанов, - положил их в ряд, наступил на них и вогнал в землю.
Повернулся ко мне и молвил, улыбаясь:
- Вот как хоронят, Сосруко, головы великанов!
Парень завернул в черную бурку тело своего брата, приторочил его к седлу, и мы тронулись в обратный путь. Приехали домой. Сняли тело покойника с лошади, занесли в дом и положили на земляной пол.
Отдохнули немного. Парень вышел, вернулся и позвал меня на улицу.
- Вот здесь будем хоронить моего брата, - показал мне на место и стал его размечать.
- Могила будет широкой. Так широко не копают яму, - сказал я, увидев разметку парня.
- Это не твое дело, Сосруко. Выкопай яму, а я сварю обед, - сказал парень и вошел в дом.
Я начал копать могилу. Парень сварил обед и позвал меня есть. Он несколько раз кормил и поил меня, пока я копал могилу. Наконец я приготовил яму.
Затем мы обмыли покойника и положили в могилу.
Парень залез в могилу и разделся. И моим глазам явилось чудо: это был не парень, а девушка! Сколько мы прошли дорог, а я и не знал, что со мной была девушка!
Девушка сказала:
- О Сосруко, не обижайся на меня и не удивляйся. Я, как видишь, не парень, а девушка. Покойник, которого мы хороним, был моим мужем.
- Не обижаюсь я на тебя, сестра, но хочу спросить,
- Спроси, Сосруко.
- Как тебя зовут? Из какого ты рода?
- Меня зовут Джанатхан; я из бедной семьи. Ни одного человека из моей семьи уже нет в живых*: их убили дворяне** и предали черной земле, - сказала девушка.
* ("Меня зовут Джанатхан... Ни одного человека из моей семьи уже нет в живых" - в фольклоре абазин, как и других народов Кавказа, женщина выступает мстительницей в тех случаях, когда в роду не осталось мужчин. Обычно она переодевается в мужское платье и остается неузнанной, пока не осуществит месть.)
- Теперь засыпай могилу, - сказала она и откуда-то извлекла ножницы, обняла одной рукой тело мужа, а другой вогнала ножницы в свое сердце и убила себя.
* ("Извлекла ножницы" - ножницы (стальные, железные) - часто встречающийся и в сказке, и в героическом эпосе абазин, абхазов, адыгов и других северокавказских горцев предмет обихода героинь. Видимо, "ножницами" именуется какой-то древний мифологический предмет, реальное значение которого утрачено. Е. В. Вирсаладзе предполагает, что эта мифологема может быть связана со стрелой-ножницами - "знаком" хозяйки зверей, владычицы леса (см.: Е. В. Вирсаладзе. Грузинский охотничий миф и поэзия, с. 73-74).)
Я засыпал могилу. Вот история, которую я хотел рассказать тебе.
- Вот что я видел, Аталык-печальный, - продолжал Сосруко. - Есть такие героические женщины. Что вам с Хан-Заубидом делать со своими женами, решайте сами. А я рассказал только то, что видел.
Аталык-печальный все хорошо понял. Он вернулся домой и передал Хан-Заубиду хабар Сосруко.
На следующий день Аталык-печальный и Хан-Заубид привязали своих жен к хвостам необъезженных лошадей и пустили их в поле.