(Расск. Х. Цеков; аул Инджиг-Чикун Хабезского р-иа КЧАО.
Зап. А. Пшмахов в 1963 г. Архив КЧНИИ.
Опубл.: Сказки Абазашты, с. 105-113.)
Жили-были старик и старуха. У них был единственный сын. Старик и старуха надеялись, что сын будет их опорой в старости.
- Пусть болезнь, которая тебя может коснуться, заберет нас, - часто говорили они сыну.
Но сын вырос не таким, каким хотели видеть его мать и отец. Он был придурковат, не ладил с товарищами, мог часами спорить со сверстниками, что река течет в горы, а не с гор.
Мать и отец не теряли надежды на лучшее: он еще молод, говорили они, даст бог, с возрастом обретет и ум. Через год-другой Женим его, мечтали они.
Прошла ураза*, настал курман. Старуха надумала сшить к празднику отцу и сыну по одинаковой черкеске. Она обшарила все углы в доме, собрала по кусочкам всю шерсть, какая нашлась в доме, вымыла ее, расчесала, спряла пряжу и соткала полотно.
Положила старуха перед собой полотно и стала мудрить, как выкроить две черкески. Мерит в длину, мерит в ширину, но, как бы ни мерила, двух черкесок не получается.
Долгую думу думает старуха. Сидит она и не знает, что же делать.
Пока она думала, вернулся старик. Он был в лесу, одежда на нем вся изорвалась. Старик был голоднее голодного волка.
- Не пора ли обедать, старуха? - сказал старик.
А у старухи своих забот хватает. Она даже не услышала старика. Сидит себе и молчит. Старик заметил, что его старуха чем-то удручена, и сказал помягче:
- О чем задумалась, старуха? Мальчик наш, благодарение Аллаху, ростом уже с меня, хоть немного и глуповат.
- Соткала вот полотно, да не знаю, кому из вас - отцу или сыну - сшить черкеску: на две, как ни крути, материала не хватает, - сказала старуха.
Старик и старуха позвали сына и рассказали ему о материнской заботе. Сын выслушал их не перебивая, а затем сказал:
- Отец не жениться ездит, а всего лишь в лес ходит. Так что ему новая черкеска ни к чему. Новую черкеску надо сшить мне, а не отцу.
Однако мать не послушала сына и сшила черкеску отцу. А старую черкеску мужа перешила сыну. Сыну, конечно, это не поправилось.
- Почему новую черкеску сшили не мне? - ворчит и ворчит сын.
Старуха провела ночь без сна, все гадала, что придумать, чтобы сын перестал ворчать. Утром позвала его и сказала:
- Сын мой, твой отец уже стар, немощен. Возить дрова должен ты, а не он. Больше нам не на кого надеяться. В лесу сойдет и старая черкеска: там, кроме деревьев, никто тебя не видит. Так что будь доволен и старой черкеской. А твой отец ходит в мечеть, бывает среди людей. До курмана осталось всего два-три дня. Нельзя ему пропустить ни одного намаза. Бери топор отца, надень старую черкеску, сходи в лес и принеси дров: не на чем сварить мясо для курмана.
Сын согласился, хотя и был недоволен, обмотал веревку вокруг пояса, взял топор, надел старую черкеску и пошел в лес. Нарубил парень большую вязанку дров, перевязал ее, а топор, как иголку в игольницу, воткнул в черкеску, прорезав ее, и явился домой.
Когда старик и старуха увидели, что сын песет дрова, они обрадовались и вышли ему навстречу. Но когда заметили, что топор приколот к его груди, молча вернулись в дом. А парень положил вязанку у порога и вошел в дом.
- Сын, разве ты не знаешь, как носят топор? Зачем ты испортил черкеску? Надо было положить топор в дрова*, и все было бы хорошо, - сказали сыну отец и мать.
* ("Надо было положить топор в дрова" - топор обычно кладут в середину вязанки. Он там хорошо держится и не мешает нести дрова.)
На второй день парень нашел игольницу матери, вытащил оттуда все иголки и положил их в скирду, которая стояла во дворе,
И на месте, отведенном для сена. Сын заметил, что мать собралась залатать черкеску, которую он испортил, и ищет свои иголки.
- Мать, я заметил, что каждый раз, собираясь шить, ты долго ищешь игольницу. Чтобы тебе легче было находить свои иголки, я вынул их из игольницы и воткнул в верхушку скирды. Скирда большая - долго искать не надо, - сказал он матери.
Старик и старуха вместе с сыном разобрали скирду по травинке, но иголок не нашли. Старуха стала ругать сына:
- Твоя глупость совсем разорит нас. Ничего хорошего от тебя не дождемся. Нам же останутся лишь наши заботы,- сказала мать сыну.
- Мать ты всегда сердишься. Садишься ли обедать, становишься ли на молитвенный коврик - твердишь, что бог один и нет у него спутника*. Если бог один, то и я один: другого сына у тебя нет. Почему ты говоришь мне слова, которые не посмеешь сказать богу? Что бы я ни делал хорошего, ты говоришь, будто это тебе Аллах сделал, - так, долго не думая, ответил сын матери.
* ("Бог один, и нет у него спутника" - начало мусульманской молитвы.)
Мать, услышав от сына такие слова, не знала, что и делать.
Мать и отец не захотели, чтобы сын и дальше жил в их доме. Они испугались, что на них падет проклятие бога. Выгнали старик и старуха сына со двора.
У старика и старухи другого имущества, кроме коровы и быка, не было. Выгоняя сына со двора, они предложили ему выбрать корову или быка. Но сын не согласился. Он сказал:
- Имущество дал вам бог, поэтому вы не имеете права делить его. Бог дал, бог и отберет, когда надо будет. Если я не прав, позовите бога, и мы договоримся с ним.
- Таким, как ты, негодникам нельзя видеть бога, - сказали отец и мать, выгнали сына из дома короткой палкой, не дав ему больше сказать ни слова.
Парень ушел куда глаза глядят. Шел-шел он и наконец попал в большой лес. Место было дикое. Парень очень проголодался, так устал, что еле передвигал ноги, и брел по лесу, надеясь найти хотя бы диких груш и поесть их. Нашел и съел немного груш. Он взобрался на верхушку большого дерева и осмотрел окрестность, чтобы найти место, где переночевать. Недалеко от леса он заметил два очень высоких холма, таких высоких, что можно было сказать - они достигают неба.
Пока парень смотрел на эти холмы, к нему приблизился, сотрясая землю, будто мир рушится, великан, ростом тридцать аршин, с единственным глазом величиной с колесо телеги во лбу. Великан подошел, и снял парня с дерева.
- Пригодишься на завтрак или на обед, - сказал великан, взял парня под мышку и унес.
Нес-нес великан парня и принес его к подножию высокой скалы. Отодвинул великан огромный плоский камень и внес парня в скалу. А там полно грецких орехов и человеческих костей. Четверо мужчин сидят на камнях, разбивают молоточками грецкие орехи и едят. Великан дал молоточек парню и бросил его в орехи: пусть, мол, набирается жиру, потом съем.
Вечером великан выбрал из четырех мужчин того, кто пожирнее, наколол на вертел и стал жарить на костре. Мужчина перенес страшные муки. Так великан поужинал человеком. А наутро великан выбрал из оставшихся троих одного, зажарил его и съел. В обед съел еще одного. Вечером поймал последнего мужчину, зажарил его, как и других, и съел.
Парню было не до орехов: он думал о том, сожрет его великан живьем или зажарит и съест. Он не отрываясь смотрел на великана. А великан, наевшийся человечьего мяса, лег на спину у костра и заснул глубоким сном.
Тогда парень сказал себе: "Все равно конец мне", встал, дрожа всем телом, подошел к спящему, выхватил из огня раскаленный вертел, который тот забыл в костре, и выжег единственный глаз великана. Великан взревел, перевернулся, вскочил на ноги, ударился головой о плоский камень, который закрывал выход из скалы, разбил его вдребезги, выскочил наружу, но далеко уйти не смог: дико взревел и, истекая кровью, упал на землю. Великан умирал.
А парень выскочил из скалы, два дня и две ночи бежал куда глаза глядят, не евши и не пивши. По пути он забрел в маленькое село. Переночевал у одной старухи.
Утром он отправился в путь, прихватив скудные харчи, которые дала ему старуха. Когда он уже выходил из села, он встретил молодую невестку, которую вели по воду*. Люди, которые вели невестку на реку, дали парню подарки, которые, по обычаю, должны были давать первому, кто их встретит: кисет, набитый табаком, тарелку с халвой* и пирожками. Парень все это взял и пошел дальше. Не успел он отойти и нескольких шагов, как золовка невестки окликнула его:
* (3 По старым обычаям абазин, молодую невестку по прошествии некоторого времени водили по воду. Молодую сопровождали или золовки, или жены старших братьев мужа, а если таковых не было, то молодые соседки. Новая невестка по этикету не могла появиться на людях одна. Ей могли встретиться старик, старуха, мужчина, которые, не зная, кто она, могли спросить у нее о чем-нибудь, а она, по обычаю, не имела права разговаривать со старшими.
Сопровождающие невестку брали с собой мелкие подарки (носовой платок, кисет, мыло, нитки, июлку, сладости и т. д.) и от имени молодой дарили встречным. Часть подарков (обычно нитки, иголку) оставляли на берегу реки или бросали в воду (как правило, мыло): "покупали реку". Видимо, этот обычаи восходит к ритуалу жертвоприношения богине реки (воды), смысл которого был забыт (см.: Л. З. Кунижева. Традиционное и новое в свадебной обрядности абазин, с. 196).)
- Куда ты идешь, гость? Кто бы ни пошел по той дороге, по которой ты идешь, никто не возвращается назад.
- Не беспокойтесь обо мне. Я и не хочу возвращаться, - сказал парень и продолжал свой путь.
Шел-шел парень и пришел к большому холму. У подножия холма бил родник. А вокруг родника была зеленая полянка. Парень решил немного отдохнуть и поесть и присел у родника. Как только он присел, из травы выскочила большая хромая лиса и побежала к вершине холма. Лиса бежала медленно. Парень решил поймать ее и погнался за пей. Как только оп добежал до вершины холма, холм разверзся, и парень провалился. Парень падал вниз один день и одну ночь. На вторую ночь оп долетел до дна холма. Вершина тут же сомкнулась. Не успел парень понять, что случилось, как оказался на дне холма. Стоит и думает: что же случилось? Пока он раздумывал, он услышал печальную девичью песню. Парень стал искать тех, кто пел, и недалеко нашел дом, в котором были девушки. Двери дома закрыты на семь замков - один больше другого. Парень разбил все семь замков, открыл двери. Две девушки, от которых исходили лучи, в испуге вскочили на ноги и перестали петь.
- Наверное, настала наша очередь. Наша жизнь скоро кончится! - закричали девушки.
Парень спросил девушек, почему они сидят в доме под семью замками. Девушки ответили:
- Лиса, которая тебя обманула, вовсе не лиса. Это людоед Джиба-Джу. Он будет три месяца учить тебя и каждый день задавать один-единственный вопрос: "Усвоил?" Как только скажешь: "Усвоил", перестанет учить, схватит и живьем съест. Учить он будет тому, что тебе пригодится: принимать облик животных, а когда захочешь, вновь оборачиваться человеком.
Разговор еще не кончился, как сильный ветер потряс дно земли: это прискакал на косой лошади Джиба-Джу. Он схватил обеих девушек и проглотил, хотя они отбивались ногами и руками, плакали и умоляли пощадить их. А парня оставил в комнате и закрыл двери на семь замков.
Джиба-Джу учил парня три месяца. Но когда он спрашивал: "Усвоил уже?" - парень ни разу не ответил: "Усвоил". Джиба-Джу не знал, на самом ли деле парень не усвоил его уроки или притворяется непонятливым.
- Напрасно я на тебя, дурака, трачу время. Думал, пригодишься на обед. Но я никогда еще не ел мясо дурака, - сказал Джиба-Джу, посадил парня на круп своей косой лошади, вывез из подземелья и отпустил.
Джиба-Джу обернулся хромой лисой и ушел в травы. А косая лошадь обратилась в орла и улетела в поднебесье.
Парень, не веря, что оп снова на земле, пошел быстро, не оглядываясь.
Шел он два или три дня. Затем в облике воробья прилетел домой. Ночью он выгнал воробья из гнезда в стрехе дома родителей, залез туда и отдохнул. А утром превратился в большого вороного жеребца и стал в хлев. Увидев жеребца, отец сказал: "Наверное, к нам приехал какой-то гость" - и приказал старухе приготовить хороший обед.
Обед уже готов, но к жеребцу, который стоял в хлеву, никто не пришел. Старик опросил всех соседей: "Не знаете, чей этот жеребец?" Но никто не сказал: "Знаю". Каждый говорил: "Не знаю".
"Наверное, гостя задержали какие-то дела. Рано или поздно оп придет к своему жеребцу. А пока расседлаю его, пусть немного отдохнет", - сказал старик и пошел к жеребцу, но не смог снять седло: жеребец стал брыкаться, и от этого земля, на которой стояло село, закачалась, как колыбель. Люди, не зная, что случилось, сильно перепугались. Одни сказали:
- Эта лошадь - недобрая лошадь. Наверное, она - дитя шайтанов и джиннов.
Другие сказали:
- Наверное, эта лошадь - посланник бога.
Люди молятся, читают молитвы:
- Аллах, не дай нам погибнуть из-за нечестивых!
Старуха-мать вспомнила о богохульных словах своего сына и не находит себе места. Она потихоньку сказала старику:
- Этого жеребца прислал, наверное, бог. Он хочет наказать нашего сына. Чтобы и нам не погибнуть из-за него, давай выпустим жеребца из хлева.
День прошел в хлопотах и беспокойстве. В полночь парень принял облик человека и вошел к матери и отцу. Когда мать и отец увидели своего сына, они очень испугались и сказали ему:
- Сегодня Аллах - пусть наши души будут ему курманом* - спустил с неба на землю того, кто будет судить нас. Вот почему говорят: "У бога аркан длинный, а терпение великое". Твое богохульство не забыто богом, хотя и прошло очень много времени. Одумавшегося бог прощает. Одумайся, покайся, сынок, молись, обратись душой к богу, а не то уходи со двора.
* ("Пусть наши души будут ему курманом!" - см. примеч. 1 к № 20.)
Когда отец и мать кончили говорить, парень повел их посмотреть на вороного жеребца - "божьего посланника". Пришли к хлеву, а там пусто, и ворота заперты на засов. Старик и старуха в страхе стали читать молитвы. Так они ничего не узнали о вороном жеребце.
- Вы только а умеете, что врать. Другого счастья не ведаете, - сказал парень, притворился обиженным и пошел в дом. Вслед за ним в дом вошли отец и мать.
Вошли старик и старуха в дом, а там - вороной жеребец! Старуха от страха потеряла сознание, а старик остался стоять ни жив ни мертв.
Вороной жеребец тут же принял облик человека.
Когда старик и старуха немного пришли в себя, сын рассказал им, что с ним случилось: как учился у Джиба-Джу, как встретил одноглазого великана, как сумел уйти от него.
Тогда старик решил разбогатеть, продавая своего сына-оборотня.
Сын принимал облик прекрасного жеребца, и отец много раз продавал его. А продавал старик в тех местах, где его не знали. Через день-два сын-животное превращался в птицу и прилетал домой. Парень каждый раз просил отца:
- Когда продаешь меня, не продавай вместе с недоуздком. Если продашь вместе с недоуздком, мне никогда не вернуться к тебе.
Однажды парень вновь принял облик красивого жеребца, и отец повел его на базар. Тут же подъехал к нему мужчина на белом коне. Поздоровались. Всадник спросил о цепе жеребца. Старик назвал цену - пятнадцать пудов пшена.
- Если продашь жеребца с недоуздком, дам двадцать пудов, - сказал всадник.
Старик подумал: "Возьму-ка за сына хорошую цену и успокоюсь и не буду каждый день водить его на базар. Вернется сын - хорошо, не вернется - хватит до конца дней и того, что я уже выручил за него" - и продал своего сына-жеребца вместе с недоуздком за двадцать пудов пшена,
Покупатель сел на купленного им жеребца и, безжалостно избивая его плетью, поскакал к холму у маленького села. Как только он въехал на холм, холм разверзся и всадник полетел вниз, как вылетевшая из ствола пуля. Холм тотчас же сомкнулся.
Хотя парень и был в облике жеребца, он сразу понял, кто его купил. Он знал, что вновь попал в руки Джиба-Джу. Как только Джиба-Джу и парень достигли дна холма, поднялся сильный ураган и что-то загрохотало.
Джиба-Джу, как ни бился, не смог превратить жеребца снова в человека. Когда у него ничего не вышло, он сказал:
- Тогда я съем тебя в облике жеребца.
Сказал так, бросил плеть и пошел за точилом, которым он точил свои зубы.
Как только Джиба-Джу ушел, парень принял облик человека, схватил плеть Джиба-Джу и закричал:
- Холм, пусть твое основание будет крепким! Я бью плетью Джиба-Джу! И лошадь его - моя!
Как только парень так сказал, холм раскрылся и косая лошадь Джиба-Джу прилетела. Изо рта ее вырывалось пламя. Парень вскочил на спину косой лошади и тут же оказался на земле, принял облик птицы и улетел.
Джиба-Джу, остро наточив зубы, примчался назад. Все перевернул вверх дном, осмотрел все углы своего подземелья, но жеребца не нашел. Джиба-Джу понял, что упустил парня. Ему стало очень обидно, и он закричал что было сил. От его крика холм развалился. Джиба-Джу принял облик орла и погнался за парнем. Джиба-Джу заметил его, когда он улетал, приняв облик воробья. День и ночь гонялся Джиба-Джу за парнем-воробьем, но не смог его поймать. Когда парень почувствовал, что силы его на исходе, он полетел к своему селу. Долетел до села. Когда сил уже совсем не стало, парень превратился в муху, влетел в родительский дом через щель в двери и спрятался в смушковой шапке отца. Следом прилетел Джиба-Джу и, приняв облик паука, набросился на шапку.
Парень обратился в пшено и просыпался на пол. Джиба-Джу обратился в квочку с пятнадцатью цыплятами, и они стали клевать пшено. Склевали.
"Хоть я и устал, но труды мои не пропали", - сказал Джиба-Джу про себя, вылез из дома, обернулся орлом и полетел. Однако Джиба-Джу не съел парня: зернышко пшена, в котором была его Душа, попало в щель в полу и осталось лежать там.
Джиба-Джу от усталости не смог далеко улететь; он сел на Дерево, росшее неподалеку от дома, из которого только что вылетел.
Парень, вновь приняв облик человека, выглянул в окно и увидел Джиба-Джу-орла. Парень сиял со стены охотничье ружье отца, прицелился в орла и выстрелил. Джиба-Джу, не успев даже принять свой облик, упал в колодец под деревом. Оп долго бил крыльями: хотел вылететь из колодца, несмотря на то что был ранен, но парень, не дав ему опомниться, взял лопату и быстро засыпал колодец, сровняв его с землей.