Рассказ о шести невольницах (ночи 334-338)

Рассказывают также, что повелитель правоверных аль-Мамун в один из дней был у себя во дворце, и призвал он всех особ своего государства и вельмож царства, и призвал к себе также стихотворцев и сотрапезников. И был среди его сотрапезников один сотрапезник по имени Мухаммед аль-Басри. И аль-Мамун обратился к нему и сказал: "О Мухаммед, я хочу, чтобы ты рассказал мне что-нибудь, чего я никогда не слышал". - "О повелитель правоверных, хочешь ли ты, чтобы я передал тебе рассказ, который я слышал ушами, или рассказал тебе о том, что я видел глазами?" - спросил Мухаммед, и аль-Мамун ответил: "Расскажи мне, о Мухаммед, о том, что более всего удивительно".

"Знай, о повелитель правоверных, - сказал тогда Мухаммед, - что был в минувшие дни человек из тех, что живут в благоденствии, и родина его была в Йемене, но потом он уехал из Йемена в наш город Багдад, и ему показалось хорошо жить в нем, и он перевез в Багдад своих родных и свое имущество и семью. А у него были шесть невольниц, подобных лунам: первая - белая, вторая - коричневая, третья - упитанная, четвертая - худощавая, пятая - желтая и шестая - черная, и все они были красивы лицом и совершенны по образованию, и знали искусство пения и игры на музыкальных инструментах. И случилось, что он призвал этих невольниц в какой-то день к себе и потребовал кушанье и вино, и они стали есть, и пить и наслаждались, и радовались, и господин их наполнил кубок и, взяв его в руку, сделал знак белой невольнице и сказал: "О лик новой луны, дай нам услышать сладостные слова".

И она взяла лютню и настроила ее и стала повторять на ней напевы, пока помещение не заплясало, а потом она завела напев и произнесла такие стихи:

 "Мой любимый стоит всегда пред глазами, 
 Его имя начертано в моем сердце. 

 Его вспомню, так все во мне - одно сердце, 
 Его вижу, так все во мне - одно око. 

 Мне сказали хулители: "Позабудешь!" 
 Я сказала: "Чему не быть, как же будет?" 

 Я сказала: "Уйди, хулитель, оставь нас, 
 Не старайся уменьшить то, что не мало".

И их господин пришел в восторг и выпил свой кубок и дал выпить невольницам, а потом он наполнил чашу и, взяв ее в руку, сделал знак коричневой невольнице и сказал: "О свет факела, чье дыхание благовонно, - дай нам послушать твой прекрасный голос, внимающий которому впадает в соблазн!" И она взяла лютню и повторяла напевы, пока все в помещении не возликовало, и похитила сердца взглядами и произнесла такие стихи:

 "Поклянусь тобою, других любить не буду 
 До смерти я, и любовь к тебе не предам я. 

 О полный месяц, прелестью закрывшийся, 
 Все прекрасные под твои идут знамена. 

 Ты тот, кто превзошел прекрасных нежностью, 
 Ты одарен творцом миров, Аллахом!"

И их господин пришел в восторг, и он выпил свою чашу и напоил невольниц, а потом он наполнил кубок и, взяв его в руку, сделал знак упитанной невольнице, и велел ей петь, перебирая напевы. И невольница взяла лютню и заиграла на голос, прогоняющий печали, и произнесла такие стихи:

 "Коль впрямь ты простил меня, о тот, к кому я стремлюсь, 
 Мне дела нет до всех тех, кто сердится. 

 И если появится прекрасный твой лик, мне нет 
 Заботы о всех царях земли, если скроются. 

 Хочу я из благ мирских одной лишь любви твоей, 
 О тот, к кому прелесть вся, как к предку возводится!"

И их господин пришел в восторг и взял чашу и напоил невольниц, а потом он наполнил чашу и, взяв ее в руку, сделал знак худощавой невольнице и сказал: "О гурия садов, дай нам послушать твои прекрасные слова!" И она взяла лютню и настроила ее и перебрала напевы и произнесла такие стихи:

 "Клянусь, на пути Аллаха то, что ты сделал мне, 
 Расставшись со мной, когда терпеть без тебя не в мочь. 

 Клянусь, нас судья в любви рассудит, и он воздаст
 Мне должное за тебя, творя справедливый суд".

(На пути Аллаха - то есть "угодно Аллаху".)

И их господин пришел в восторг и выпил кубок и напоил невольниц, а потом он наполнил кубок и, взяв его в руку, сделал знак желтой невольнице и сказал: "О солнце дня, дай нам послушать твои нежные стихи!"

И она взяла лютню и ударила по ней наилучшим образом и произнесла такие стихи:

 "Мой любимый, когда ему я являюсь, 
 Обнажает меч острый глаз предо мною. 

 Пусть хоть частью возьмет Аллах с него долг мне, 
 Раз жесток он, а дух ведь мой в его власти. 

 Всякий раз, как искажу душе: "Его брось ты!" - 
 Все стремится душа моя лишь к нему же. 

 Лишь его средь других людей я желаю, 
 Но питает судьбы рука ко мне зависть".

И их господин пришел в восторг и выпил и напоил невольниц, а затем он наполнил чашу и, взяв ее в руку, сделал знак черной невольнице и сказал: "О чернота глаза, дай нам услышать хоть два слова". И она взяла лютню и настроила ее и натянула струны и прошлась по ним на много ладов, а затем вернулась к первому ладу и, затянув напев, произнесла:

 "О глаз, прошу, будь щедр, подари мне слезы, 
 В любви моей утратила жизнь совсем я. 

 Со страстью всякой я борюсь к любимым, 
 Но я влюблена, и радуется завистник. 

 Хулитель не дает мне роз ланиты, 
 Когда душа моя стремится к розам. 

 Здесь чаши ходят вкруг с вином пьянящим, 
 И радость здесь, при музыке и лютне. 

 Пришел ко мне любимый, увлеклась я, 
 И звезды счастья ярко нам сияли. 

 Но без вины задумал он расстаться, 
 А есть ли горше что-нибудь разлуки? 

 Его ланиты - сорванные розы; 
 Клянусь Аллахом, розы щек прекрасны! 

 Когда б закон позволил ниц нам падать 
 Не пред Аллахом, пала бы ниц - пред ним я".

И после этого рабыни поднялись и поцеловали землю меж рук их господина и сказали: "Рассуди нас, о господин".

И владелец их посмотрел на их красоту и прелесть и на их неодинаковый цвет, и восхвалил Аллаха великого и прославил его и потом сказал: "Каждая из вас читала коран и научилась напевам и знает предания о древних и сведуща в историях минувших народов, и я хочу, чтобы каждая из вас поднялась и указала рукой на свою соперницу - то есть белая укажет на смуглую, упитанная - на худощавую, желтая - на черную, - и пусть каждая из вас восхваляет себя и порицает свою подругу, а потом встанет ее подруга и сделает с ней то же самое. И пусть это будут доказательства из почитаемого корана и что-нибудь из преданий и стихов, чтобы мы увидели вашу образованность и красоту ваших речей". И невольницы ответили ему: "Слушаем и повинуемся!.."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста тридцать пятая ночь

Когда же настала триста тридцать пятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что невольницы сказали человеку из Йемена: "Слушаем и повинуемся!" И затем встала первая из них (а это была белая) и указала на черную и сказала: "Горе тебе, о черная!" Передают, что белизна говорила: "Я свет блестящий, я месяц восходящий, цвет мой ясен, лоб мой сияет, и о моей красоте сказал поэт:

 Бела она, с гладкими щеками и нежная, 
 Подобна по прелести жемчужине скрытой. 

 Как алиф прекрасный стан ее, а уста ее - 
 Как мим, а дуга бровей над нею - как луны 

 И кажется, взгляд ее - стрела, а дуга бровей - 
 Как лук, хоть и связан он бывает со смертью. 

 Коль явит ланиты нам и стан, то щека ее - 
 Как роза и василек, шиповник и мирта. 

 Обычно сажают ветвь в саду, как известно нам, 
 Но стана твоего ветвь - как много садов в нем!

(Буква "алиф" имеет вид вертикальной линии, "мим" (между двумя буквами) похож на продолговатое колечко, "нун" (перевернутый) напоминает дугу.)

Мой цвет подобен счастливому дню и сорванному цветку и сверкающей звезде.

И сказал Аллах великий в своей славной книге пророку своему Мусе (мир с ним!): "Положи руку себе за пазуху, она выйдет белою, без вреда" (Слова из корана (гл. XXVIII, стих 32). В этом месте мусульманской священной книги говорится о беседе Аллаха с Моисеем, во время которой Аллах научил его чудесам с жезлом, и с переменой цвета руки (по мусульманским легендам Моисей был сыном негритянки и отличался темным цветом кожи). Эти чудеса должны были убедить фараона в пророческой миссии Моисея.).

И сказал Аллах великий: "А что до тех, чьи лица побелеют (Цитата из корана (гл. III, стих 103), Имеются в виду праведники в день страшного суда.), то в милости Аллаха они, и пребывают в ней вечно". Цвет мой - чудо, и прелесть моя - предел, и красота моя - завершение, и на подобной мне хороша всякая одежда, и ко мне стремятся души. И в белизне многие достоинства, как то, что снег нисходит с небес белым, и передают, что лучший из цветов белый, и мусульмане гордятся белыми тюрбанами, и если бы я стала припоминать, что сказано белизне во славу, изложение, право бы, затянулось. То, чего мало, но достаточно, - лучше, чем то, чего много и недостаточно. Но я начну порицать тебя, о черная, о цвет чернил и сажи кузнеца, и лица ворона, разлучающего любимых! Сказал поэт, восхваляя белизну и порицая черноту:

 Не видишь ли ты, что жемчуг дорог за белый цвет, 
 А угля нам черного на дирхем мешок дают. 

 И лица ведь белые - те прямо вступают в рай, 
 А лицами черными геенна наполнена.

( Геенна - мусульманский ад.)

И рассказывается в одном из преданий, передаваемых со слов лучших людей, что Нух - мир с ним! - заснул в какой-то день, а дети его - Сам и Хам - сидели у его изголовья. И набежал ветер и приподнял одежды Нуха, и открылась его срамота, и Хам посмотрел на него и засмеялся и не прикрыл его, а Сам поднялся и прикрыл. И их отец пробудился от сна и узнал, что совершили его сыновья, и благословил Сама и проклял Хама. И побелело лицо Сама, и пошли пророки и халифы прямого пути и пари из потомков его, а лицо Хама почернело, и он ушел и убежал в страну абиссинцев, и пошли чернокожие от потомков его. И все люди согласны в том, что мало ума у черных и говорит говорящий в поговорке: "Как найти черного разумного?"

И господин сказал невольнице: "Садись, этого достаточно, ты превзошла меру!" И потом он сделал знак черной, и она поднялась, и указала рукой на белую, и молвила: "Разве не знаешь ты, что приведено в коране, низведенном на посланного пророка, слово Аллаха великого: "Клянусь ночью, когда она покрывает, и днем, когда он заблистает!" И если бы ночь не была достойнее, Аллах не поклялся бы ею и не поставил бы ее впереди дня, - с этим согласны проницательные и прозорливые. Разве не знаешь ты, что чернота - украшение юности, а когда нисходит седина, уходят наслаждения и приближается время смерти? И если бы не была чернота достойнее всего, не поместил бы ее Аллах в глубину сердца и ока. А как хороши слова поэта:

 Люблю я коричневых за то лишь, что собран в них 
 Цвет юности и зерна сердец и очей людских. 

 И белую белизну ошибкой мне не забыть, 
 От савана и седин всегда буду в страхе я.

А вот слова другого:

 Лишь смуглые, не белые, 
 Достойны все любви моей. 

 Ведь смуглость в цвете алых губ, 
 А белое - цвет лишаев.

И слова другого:

 Поступки черной - белые, как будто бы 
 Глазам она равна, владыкам света. 

 Коль ума лишусь, полюбив ее, не дивитесь вы, - 
 Немочь черная ведь безумия начало. 

 И как будто цветом подобен я вороному в ночь, - 
 Ведь не будь ее, не пришла б луна со светом.

И к тому же, разве хорошо встречаться влюбленным иначе как ночью? Довольно с тебя этого преимущества и выгоды. Ничто так не скрывает влюбленных от сплетников и злых людей, как чернота мрака, и ничто так не заставляет их бояться позора, как белизна утра. Сколько у черноты преимуществ, и как хороши слова поэта:

 Иду к ним, и мрак ночей перед ними ходатай мой; 
 От них иду - белизна зари предает меня.

И слова другого:

 Как много ночей со мной провел мой возлюбленный, 
 И нас покрывала ночь кудрей темнотой своих. 

 Когда же блеснул свет утра, он испугал меня, 
 И милому я сказала: "Лгут маги, поистине".

И слова другого:

 Пришел он ко мне, закрывшись ночи рубашкою, 
 Шаги ускорял свои от страха, с опаскою, 

 И щеку я подостлал свою на пути его 
 Униженно, и подол тащил позади себя, 

 И месяца луч блеснул, почти опозорив нас, 
 Как будто обрезок он, от ногтя отрезанный, 

 И было, что было, из того, что не вспомню я, 
 Так думай же доброе, не спрашивай ни о чем.

И слова другого:

 Лишь ночью встречает тех, с кем будет близка она, 
 Ведь солнце доносит все, а ночь - верный сводник.

И слова другого:

 Нет, белых я не люблю, от жира раздувшихся, 
 Но черных зато люблю я, тонких и стройных, 

 Я муж, что сажусь верхом на стройно-худых коней 
 В день гонки; другие - на слонах выезжают.

И слова другого:

 Посетил меня любимый 
 Ночью, обнялись мы оба 

 И заснули. И вдруг утро 
 Поднялося торопливо.

 Я прошу Аллаха: "Боже, 
 Мы хотим быть снова вместе! 

 Ночь пускай еще продлится, 
 Раз мой друг лежит со мною!" 

И если бы я стала упоминать о том, как хвалят черноту, изложение, право бы, затянулось, но то, что не велико и достаточно, лучше, чем то, что обильно и недостаточно. А что до тебя, о белая, то твой цвет - цвет проказы, и сближение с тобой - горесть, и рассказывают, что град и стужа в геенне, чтобы мучить людей дурных. А в числе достоинств черноты то, что из нее получают чернила, которыми пишут слова Аллаха. И если бы не чернота мускуса и амбры, благовония не доставлялись бы царям, и о них бы не поминали. Сколько у черноты достоинств, и как хороши слова поэта:

 Не видишь ли ты, что мускус дорого ценится, 
 А извести белой ты на дирхем получишь куль? 

 Бельмо в глазу юноши зазорным считается, 
 Но, подлинно, черные глаза разят стрелами".

И ее господин сказал ей: "Садись, этого достаточно!" И невольница села, и затем он сделал знак упитанной, и та поднялась..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста тридцать шестая ночь

Когда же настала триста тридцать шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что йеменец, господин невольниц, сделал знак упитанной невольнице, и она поднялась и указала рукой на худощавую, и открыла свои голени и кисти рук и обнажила свой живот, так что стали видны его складки и показалась округлость ее пупка. А затем она надела тонкую рубашку, из-под которой было видно все ее тело, и сказала: "Слава Аллаху, который сотворил меня и сделал мой образ красивым и наделил меня жиром и прекрасной полнотой и уподобил меня ветвям и увеличил мою прелесть и блеск! Слава ему за то, что он даровал мне, и за то, что почтил меня, когда помянул в своей великой книге, - велик он! - и привел упитанного тельца ( Слова из корана (глава LI, стих 26). Речь идет о тельце, которого Ибрахим (Авраам) предложил посланцам Аллаха за то, что они возвестили о даровании ему ребенка.). И он сделал меня подобной саду, где находятся сливы и гранаты. А жители городов желают жирных птиц, чтобы есть их, и не любят они птиц тощих, и сыны Адама хотят жирного мяса и едят его. Сколько в упитанности преимуществ, и как хороши слова поэта:

 Прощайся с возлюбленной - снимаются путники - 
 Не можешь ли ты, о муж, проститься с возлюбленной? 

 Расхаживает она по дому соседнему, 
 Как жирная курочка - порока и скуки нет.

И я не видела, чтобы кто-нибудь остановился возле мясника и не потребовал бы у него жирного мяса. Сказали мудрецы: "Наслаждение в трех вещах: есть мясо, ездить верхом на мясе и вводить мясо в мясо". А ты, о сухопарая, - твои ноги - точно ноги воробья или печная кочерга, ты крестовина распятого и мясо порченного, и нет в тебе ничего радующего ум, как сказал о тебе поэт:

 Аллах от всего меня спаси, что б заставило 
 Лежать рядом с женщиной, сухою, как лыко пальм. 

 Все члены ее - рога, бодают они меня 
 Во сне, и ослабнувшим всегда просыпаюсь я".

И ее господин сказал ей: "Садись, этого достаточно!" И она села.

И господин сделал знак худощавой, и та поднялась, подобная ветви ивы, или трости бамбука, или стеблю базилика, и сказала: "Слава Аллаху, который сотворил меня и создал прекрасной и сделал близость со мною пределом стремлений и уподобил меня ветви, к которой склоняются сердца! Когда я встаю, то встаю легко, а когда сажусь, то сажусь изящно; я легкомысленна при шутке, и душе моей приятно веселье. И не видала я, чтобы кто-нибудь, описывая возлюбленного, говорил: "Мой любимый величиной со слона". И не говорят: "Он подобен горе, широкой и длинной". А говорят только: "У моего любимого стройный стан, и он высок ростом". Немного пищи мне достаточно, и малость воды утоляет мою жажду. Мои игры легки и шутки прекрасны, я живее воробья и легче скворца, близость со мной - мечта желающего и услада ищущего, мой рост прекрасен и прелестна улыбка, я точно ветвь ивы, или трость бамбука, или стебель базилика, и нет по прелести мне подобного, как сказал обо мне сказавший:

 Я с ветвью тонкой твой стан сравнил 
 И образ твой своей долей сделал. 

 Как безумный я за тобой ходил - 
 Так боялся я соглядатаев.

Из-за подобных мне безумствуют влюбленные и впадает в смущенье тоскующий, и если мой любимый привлекает меня, я приближаюсь к нему, и если он наклоняет меня, я наклоняюсь к нему, а не на него. А ты, о жирная телом, - ты ешь, как слон, и не насыщает тебя ни многое, ни малое, и при сближении не отдыхает с тобою друг, и не находит он с тобою пути к веселью - величина твоего живота мешает тебя познать, и овладеть тобой не дает толщина твоих бедер. Какая красота в твоей толщине и какая в твоей грубости тонкость и мягкость? Подобает жирному мясу только убой, и нет в нем ничего, что бы требовало похвал. Если с тобою кто-нибудь шутит, ты сердишься, а если с тобою играют, - печалишься; заигрывая, ты сопишь, и когда ходишь, высовываешь язык, а когда ешь, не можешь насытиться. Ты тяжелее горы и безобразнее гибели и горя, нет у тебя движения и нет в тебе благословения, и только и дела у тебя, что есть и спать. Ты точно надутый бурдюк или уродливый слон, и когда ты идешь в дом уединения, ты хочешь, чтобы кто-нибудь помыл тебя и выщипал на тебе волосы - а это предел лени и образец безделия. И, коротко говоря, нет в тебе похвального, и сказал о тебе поэт:

 Грузна как бурдюк она с мочею раздувшийся, 
 И бедра ее, как склоны гор возвышаются. 

 Когда в землях западных кичливо идет она, 
 Летит на восток тот вздор, который несет она".

И ее господин сказал ей: "Садись, этого достаточно!" И она села, а он сделал знак желтой невольнице, и та поднялась на ноги и восхвалила Аллаха великого и прославила его и произнесла молитву и привет избранному им среди созданий, а затем она показала рукой на коричневую невольницу и сказала..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста тридцать седьмая ночь

Когда же настала триста тридцать седьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что желтая невольница поднялась на ноги и восхвалила Аллаха великого и прославила его, а затем она указала рукой на коричневую невольницу и сказала ей: "Я восхвалена в коране, и описал мой цвет милосердный и дал ему преимущество над всеми цветами, когда сказал - велик он! - в своей ясной книге: "Желтая, чист ее цвет, и радует он взирающих..." (Слова из корана. Речь идет о телице, обреченной на принесение в жертву.). И цвет мой - чудо, красота моя - предел, и прелесть моя - совершенство, ибо мой цвет - цвет динара, цвет звезд и светил, и цвет яблока и образ мой - образ прекрасных и имеет цвет шафрана, превозносящийся над всеми цветами, и образ мой необычен, и цвет мой удивителен. Я мягка телом и дорога ценою, и я объяла все виды красоты, и цвет мой дорог в этом мире, как чистое золото. И сколько во мне преимуществ, и о подобной мне сказал поэт:

 Ее желтизна блестит, как солнца прекрасный свет, 
 Динару она равна по виду красивому. 

 Не выразит нам шафран и части красот ее, 
 О нет, и весь вид ее возносится над луной.

А затем я начну порицать тебя, о коричневая цветом! Твой цвет - цвет буйвола, и видом твоим брезгают души, и если есть твой цвет в какой-нибудь вещи, то ее порицают, а если он есть в кушанье, то оно отравлено. Твой цвет - цвет мух, и он отвратителен, как собака. Среди прочих цветов он приводит в смущенье и служит признаком горестей, и я никогда не слыхала о коричневом золоте, или жемчуге, или рубине. Уходя в уединение, ты меняешь цвет лица, а выйдя, становишься еще более безобразной; ты не черная, которую знают, и не белая, которую описывают, и нет у тебя никаких преимуществ, как сказал о тебе поэт:

 Цвет пыли, вот цвет ее лица; то землистый цвет, 
 Как прах, облепляющий прохожего ноги. 

 Едва на нее я брошу глазом хоть беглый взгляд, 
 Заботы усилятся мои и печали".

И ее господин сказал: "Садись, этого достаточно!" - и она села. И господин ее сделал знак коричневой невольнице, а она обладала прелестью и красотой, и была высока, соразмерна, блестяща и совершенна. И ее тело было мягко, а волосы - как уголь. Она была стройна телом, розовощека, с насурмленными глазами, овальными щеками, прекрасным лицом, красноречивым языком, тонким станом и тяжелыми бедрами. И сказала она: "Слава Аллаху, который не сделал меня ни жирной и порицаемой, ни худощавой и поджарой, ни белой, как проказа, ни желтой, как страдающий от колик, ни черной, - цвета сажи - но, напротив, сделал мой цвет любимцем обладателей разума. Все поэты хвалят коричневых на всех языках и дают их цвету преимущество над всеми цветами. Коричневый цветом имеет похвальные качества, и от Аллаха дар того, кто сказал:

 У смуглых не мало свойств, и если б ты смысл их знал, 
 Твой глаз бы не стал смотреть на красных и белых. 

 Умелы в словах они, и взоры играют их; 
 Харута пророчествам и чарам учить бы могли.

(Xарут - по мусульманскому поверью, имя ангела, по сланного Аллахом на землю и научившего людей колдовству.)

И слова другого:

 Кто смуглого мне вернет, чьи члены, как говорят, 
 Высокие, стройные самхарские копья. 

 Тоскуют глаза его, пушок его шелковист; 
 Он в сердце влюбленного всегда пребывает.

( Самхарские копья доставлялись в Аравию из местности Самхара, на побережье Африки. Арабская народная этимология возводит это название к имени некоего Самхара, славившегося своим мастерством в их изготовлении.)

И слова другого:

 Я ценю, как дух, точку смуглую на лице его, 
 Белизна же пусть превосходит блеском месяц. 

 Ведь когда б имел он такую точку, но белую, 
 Красота его заменилась бы позором. 

 Не вином его опьяняюсь я, но, поистине, 
 Его локоны оставляют всех хмельными, 

 И красоты все одна другой завидуют, 
 И пушком его все бы стать они хотели.

И слова поэта:

 Почему к пушку не склоняюсь я, когда явится 
 На коричневом, что копью подобен цветом. 

 Но ведь всех красот завершение, - говорит поэт, - 
 Муравьев следы, что видны на ненюфаре. 

 И я видывал, как влюбленные теряли честь 
 Из-за родинки под глазом его черным. 

 И бранить ли станут хулители за того меня, 
 Кто весь родинка? - Так избавьте же от глупых!

(Ненюфар - цветок кувшинки.)

Мой образ прекрасен, и стан мой изящен, и цвет мой (желанен для царей, и любят его все, и богатые и нищие. Я тонка, легка, прекрасна и изящна, нежна телом и высока ценою, и во мне завершилась красота, образованность и красноречие. Моя внешность прекрасна, язык мой красноречив, мои шутки легки, и игры мои изящны. А ты, - ты подобна мальве у ворот аль-Лук (Ворота аль-Лук находились в западной части средневекового Каира.) - желтая и вся в жилах. Пропади ты, о котелок мясника, о ржавчина на меди, о видом подобная сове, о пища с дерева заккум! Тому, кто лежит с тобой, тесно дышать, и он погребен в могилах, и нет у тебя в красоте преимущества, как сказал о подобной тебе поэт:

 Она очень желтая, хотя не больна она, 
 Стесняет она мне грудь, болит голова моя. 

 Когда не раскается душа, я срамлю ее,
 Целую ту желтую, и зубы она мне рвет".

И когда она окончила свое стихотворение, ее господин сказал ей: "Садись, этого достаточно!" А после этого..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста тридцать восьмая ночь

Когда же настала триста тридцать восьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда невольница окончила свое стихотворение, ее господин сказал: "Садись, этого довольно!" А после того он помирил невольниц и одел их в роскошные одежды, и подарил им дорогие камни, земные и морские, и не видал я, о повелитель правоверных, ни в какое время и ни в каком месте никого, краше этих прекрасных невольниц".

И когда аль-Мамун услышал эту повесть от Мухаммеда аль-Басри, он обратился к нему и спросил: "О Мухаммед, знаешь ли ты, где эти невольницы и их господин. Можешь ли ты купить их для нас?" И Мухаммед ответил ему: "О повелитель правоверных, до меня дошло, что их господин влюблен в них и не может с ними расстаться". - "Захвати для их господина по десять тысяч динаров за каждую девушку (а всего это составит шестьдесят тысяч динаров), и возьми их с собой, и отправляйся к нему, и купи у него невольниц", - сказал аль-Мамун. И Мухаммед аль-Басри взял у него эти деньги и отправился и, прибыв к господину невольниц, сказал ему, что повелитель правоверных желает купить у него этих девушек за столько-то.

Йеменец согласился их продать в угоду повелителю правоверных, и отослал невольниц к нему, и когда они прибыли к повелителю правоверных, он приготовил для них прекрасное помещение, и проводил с ними время. И девушки разделяли трапезу халифа, а он дивился их красоте и прелести и разнообразию их цветов и их прекрасным речам. И таким образом они провели некоторое время, а потом у их первого господина, который их продал, не стало терпения быть в разлуке с ними. И он послал письмо повелителю правоверных аль-Мамуну, где жаловался ему на то, какова его любовь к невольницам, и содержало оно такие стихи:

 "Шесть прекрасных похитили мою душу, 
 Шесть прекрасных - привет я им посылаю. 

 Мое зренье и слух они, моя жизнь в них, 
 Мой напиток и кушанье и услада. 

 Не забуду сближения с красотой их, 
 Сна приятность, когда их нет, удалилась. 

 Ах, как долго печалился и рыдал я, 
 Мне бы лучше среди людей не родиться! 

 О глаза, что украшены дивно веком! 
 Точно луки, - в меня они мечут стрелы".

И когда это письмо попало в руки халифа аль-Мамуна, он облачил девушек в роскошные одежды, дал им шестьдесят тысяч динаров и послал их к господину. И они прибыли к нему, и он им обрадовался до крайних пределов, больше чем деньгам, которые пришли с ними. И жил с ними наилучшей и приятнейшей жизнью, пока не пришла к ним разрушительница наслаждений и разлучительница собраний.