5. Самойло Кузнецов

В некотором царстве, в некотором государстве, именно в том, в котором мы живем, жил-был старик со старухою. У них не было детей, они стали крепко молиться, и у них родился сын. Дали ему имя Самойло. Величания не было, а фамилию дали Кузнецов. Старик скоро помер, старуха осталась одна с сыном, но сынок ее рос не по дням, а по часам, как пшеничное тесто на опаре ходил. Вырос он до десяти лет, стал ходить в соседи, играть со своими товарищами. Кого хватит за руку, у того рука прочь, кого хватит за ногу, у того нога прочь, а кого хватит за голову, у того голова прочь. Отцы, матери стали ходить жаловаться старухе:

- Что ты, уйми своего сына, а то иначе будем другие меры принимать.

Мать однажды говорит своему сыну!

- Брось ты со своими товарищами шалить. Лучше я пойду и заставлю сделать тебе забаву.

Мать живо собралась и ушла к кузнецам и заставила их сковать весом в три пуда палку. Кузнецы ей сковали. Мать приходит и уносит эту палку, подает ее Самойлу Кузнецову. Сын очень обрадовался и думает: "Где я буду играть с этой палкой?"

И он пошел в чистое поле - широкое раздолье. Приходит он на чистую поляну и стал он думать, куда бросить эту палку: "То ли бросить на восток, то ли на запад? Так, пожалуй, я ее не найду". Бросил он ее вверх. День ждет, другой ждет и третий день ждет, по палки все нет. Самойло горько заплакал и пошел домой. Мать увидала его заплаканным, испугалась:

- Что ты, Самойлушка, заплаканный? Или кто тебя напугал?

- Нет, мама, никто не пугал меня, а только вот бросил палку вверх, она не воротилась. Иди, будь добрая, заставь сковать палку, да только потяжелее.

- А какую тебе, сыночек, весом, скажи?

- Так вот, мама, заставь сковать не в три пуда, а в тридцать пудов.

Мать пошла к кузнецам, стала просить их и кланяться:

- Будьте добры, скуйте палку, только не в три нуда, а в тридцать пудов.

Кузнецы страшно удивились и в шутку сказали старухе:

- Раз в тридцать пудов, так можно еще три пуда прибавить.

- Так куйте, дорогие, какая бы ни была, только прочную.

А сама ушла домой и стала рассказывать сыну своему, что заставила сковать палку в тридцать пудов, а кузнецы добавили еще три пуда. А Самойло говорит:

- Ничего, матушка, не печальтесь. Молись спасу да ложись спать. Утро вечера мудренее.

Назавтра встает мать, идет узнавать к кузнецам. Увидела она кузнецов, которые ковали, не один и не два, а тридцать три кузнеца. Вот кузнец и говорит старухе:

- Иди, бабушка, домой. Палка к приходу твоего сына будет готова.

Мать с радостью побежала домой. Приходит домой и говорит сыну:

- Ну, иди, Самойлушка, палка готовая, я бы сама принесла, да палка очень тяжела.

Самойло сам идет к кузнецам. Когда он к ним пришел, они ему показывают палку. Самойло берет эту палку, по весу она ему очень понравилась, он в кузнице стал потряхивать этой палкой и кругом головы помахивать. И загудел такой сильный ветер, что невозможно было стоять в кузнице. Кузнецы - кто сидел, кто лежал от страха, а кто плакал, а кто и смеялся, не помня, что творится. А когда Самойло перестал махать своей палкой, кузнецы опомнились и стали его упрашивать, чтобы он более не махал:

- А то, пожалуй, разнесешь нашу кузницу.

Приходит Самойло домой. Мать и спрашивает его:

- Ну как, Самойлушка, понравилась тебе палка?

- Да ничего, мамаша, понравилась, да только будет ли она прочная, не знаю.

Идет он в чистое поле - широкое раздолье. Приходит он на чистую поляну. Размахнулся и бросил ее вверх. День ждет, другой ждет, на третий день палка летит, а когда стала долетать к земле, Самойло подставил свою голову, палка ударилась о голову, разбилась в мелкие дребезги. Он стал со слезами собирать крупные дребезги. Которые собрал, а мелкие не стал собирать. Приходит домой, мать его встречает и спрашивает:

- Ну как, Самойлушка, удалась палка?

- Нет, мамаша, палка очень плохая, вся разбилась о мою голову.

Приносит он кузнецам осколки и просит усердно кузнецов, чтобы они ему сковали еще прочнее палку. Кузнецы пообещали, что постараются сковать покрепче палку. Уходит Самойло домой. Переночевал, назавтра опять идет к кузнецам и спрашивает их:

- Ну как, палка готова?

- Да, готовая,- отвечают кузнецы.

Берег Самойло палку, да только не стал он ее потряхивать в кузнице, а пошел в чистое поле - широкое раздолье. Приходит он на чистую поляну. Размахнулся и бросил вверх. День ждет, другой ждет, на третий день палка летит, а как стала подлетать, он подставил свою голову, палка разбилась в мелкие дребезги. Опять он собрал крупные обломки и понес их домой. Мать встречает его и спрашивает:

- Ну как, Самойлушка, удалась палка?

А Самойло отвечает ей:

- Нет, мамаша, опять разбилась о мою голову.

Понес он кузнецам обломки. Приносит к ним. Просит кузнецов убедительно:

- Так уж куйте, так куйте крепкую, богу буду молиться за вас.

Кузнецы пообещали, что скуют очень прочную палку.

Самойло приходит домой, мать выскочила встречать и спрашивает Самойлу:

- Ну как, взялись кузнецы ковать? Однако мы им надоели этой палкой.

- Да ничего, взялись, пообещались сковать прочную палку.

- Ну теперь, сынок, ложись спать. Утро вечера мудренее.

Наутро Самойло пошел к кузнецам, а палка уж готова. Спрашивает Самойло:

- Ну как, удовлетворит эта палка меня?

А кузнецы и говорят ему:

- Ничего тебе не скажем, на деле сам убедишься.

Берет Самойло палку, приносит домой, переночевал, а назавтра встает и идет в чистое поле - широкое раздолье. Приходит он на чистую поляну. Помахал палкой вокруг головы так сильно, что от этого поднялася страшная буря. Люди были на работе - кто на поле, кто в лесу. Когда услыхали такое завывание сильного ветра, то стали толковать между собой: "Что так буря расходилась? Что-то, однако, для природы эта буря нехорошее принесет". А Самойло взял палку и бросил вверх. День ждет, другой ждет, на третий день палка летит, а когда стала подлетать к земле, Самойло подставил свою голову, палка так крепко ударилась о голову, что Самойло не помнил, как свалился на землю. Заснул он крепким богатырским сном. День спит, другой спит, на третий день пробуждается и говорит себе: "Ох, как я сладко спал!" И увидел подле себя эту палку и вспомнил, что он бросал ее вверх и, видимо, от удара получился сладкий сон. Взял Самойло эту палку, поцеловал ее. "Вот уж это палка так палка, можно с нею выйти в чистое поле - в широкое раздолье, добрых людей посмотреть и самого себя показать".

Приходит он домой. Мать встречает его, видит сына в хорошем, веселом настроении и палку целой. Мать и не стала спрашивать о палке. Назавтра сын ее просыпается, встает, умывается, полотенцем чистым утирается, причесывает свою буйную головушку и молвит матери таковое слово:

- Дорогая, родимая ты моя мамаша, скажи мне, есть ли на чем выехать в чистое поле?

А мать ему говорит:

- Есть у нас добрый конь. Называют его Сивка- бурка, вещая каурка.

Тогда Самойло стал просить у матери благословления, чтобы она его отпустила в чистое поле - широкое раздолье, добрых людей посмотреть и самого себя показать. А мать заплакала горькими слезами:

- Куда же ты хошь, дитятко мое родимое, на кого же ты меня покидаешь да на кого же ты меня оставляешь, кто же будет меня кормить и кто же будет меня веселить?

- Да ничего, дорогая мамаша, таковая моя участь выпала.

- Ну ладно тогда, сыночек, собирайся.

Самойло вышел на двор, свистнул молодецким посвистом, крикнул богатырским голосом:

- Сивка-бурка, вещая каурка, будь на пары готов!?

Сивка-бурка прибежал, как вкопанный, стал. Стал Самойло оседлывать своего доброго коня. Поднички на поднички, сверх того черкасское седельце, двенадцать подпруг. Подпруги были - шелк шематинский, шелк не рвется, булат не гнется, чистое серебро в грязи не ржавеет. Заходит он в избу, встает перед матерью на колени и просит ее благословления. Мать подходит, благословляет его хлебом-солью. Самойло встает, целует крепко свою мать в сахарные уста и вышел из своего дома. Садится на своего верного и доброго коня, поехал, куда глаза глядят.

День он ехал, другой ехал, а на третий день подъезжает: стоит столб - десять сажен вышины, десять сажен толщины. Подпись подписана и подрезь подрезана: "Кто этот столб разобьет, тот немного уступит своей силою славному и сильному богатырю, которого имя нигде не записано". Самойло отъехал на расстояние и пустил своего доброго коня во всю пору лошадиную. Подбежал к этому столбу и ударил своей богатырской палкою и разбил столб в мелкие дребезги. Поехал в город. Бежит - земля дрожит, у коня из ушей пламя пышет, из ноздрей дым столбом идет.

В этом городе управляла Марграфиня Прекрасная. Самойло приехал к Марграфиие Прекрасной и велел доложить, чтобы она вышла. Когда доложили Марграфиие Прекрасной, вышла она на крыльцо и сказала:

- Кого тебе надобно, добрый молодец?

А он стал ей говорить:

- Прими меня, худого холопа, к себе в прислуги.

Она его спрашивает:

- Чего ты можешь делать?

Он ей говорит:

- Могу быть охранником вас и могу выходить на любой поединок.

Ей даже очень забавно показалось, что такой неотесанный мужик молвит таково. Она стала ему говорить:

- Когда ехал ты сюда, видал ли на растани столб?

- Не то что видеть, я даже его разбил.

Сколь здесь было бояр, князей и разных богатырей, удивились, что мужик имеет такую силу. Князья, бояры и разные богатыри съезжались к Марграфиие Прекрасной, чтоб ее засватать за себя, но никто не мог выполнить ее задания. Вот она услыхала от Самойлы, что он разбил этот столб. Тогда Марграфиня сказала Самойле:

- Завтра будет другой столб, попробуешь его разбивать.

Самойло уехал па квартиру, отпустил своего доброго коня в чистое поле - широкое раздолье:

- Пей воду ключевую и ешь траву шелковую!

Сам переночевал. Наутро встает, выходит на двор, свистнул молодецким посвистом, крикнул молодецким голосом:

- Сивка-бурка, вещая каурка, будь на пари готов!

Сивка-бурка прибежал, как вкопанный, стал. Стал его Самойло оседлывать. Поднички на поднички, сверх того черкасское седельце, двенадцать подпруг. Подпруги - шелк шематинский, шелк не рвется, булат не гнется, чистое серебро в грязи не ржавеет. Берет он свою палку, садится на своего доброго коня и выезжает в чистое поле - широкое раздолье. Наезжает на тот самый столб, который был двадцать сажен вышины, двадцать сажен толщины. Набежал Самойло на столб и ударил так, что он разбился на мелкие дребезги. Бежит - только земля дрожит, у копя из ушей пламя пышет, из ноздрей дым столбом идет. Где кривые избы - сваливаются, где худые ночи - падают. Прибегает он в город к Марграфине Прекрасной, просит, чтобы доложили ей. Вскоре она выходит, увидела Самойлу Кузнецова и спрашивает его:

- Ну как, молодец, спробовал ты этот столб?

- Да, я его разбил,- отвечает Самойло Кузнецов.

- Так вот, молодец, завтра тебе придется еще выехать, испытать тебе третий столб. Тогда я с тобой буду говорить по-другому: быть тебе у меня в прислугах или нет.

Самойло повернул своего доброго коня и поехал на свою квартиру, отпустил своего доброго копя в чистое поле - широкое раздолье.

- Пей воду ключевую, ешь траву шелковую!

А сам лег спать. Наутро встает, выходит на двор, свистнул молодецким посвистом, крикнул молодецким голосом:

- Сивка-бурка, будь на пари готов!

Сивка прибежал, как вкопанный, стал. Стал он его седлать. Поднички на поднички, сверх того черкасское седельце, двенадцать подпруг - шелк шематинский, шелк не рвется, булат не гнется, чистое серебро в грязи не ржавеет.

Берет Самойло богатырскую палку, выезжает в чистое ноле - широкое раздолье, к той растани, где стоит столб. Тридцать сажен вышины, тридцать сажен толщины. Подпись подписана, подрезь подрезана: "Кто тот столб разобьет, тот этого сильного богатыря побьет, у которого нигде имя не записано". Самойло разъехался на расстояние, набегает на этот столб и ударяет своей богатырскою палкою и разбивает этот столб в мелкие дребезги. Побежал в город к Марграфине Прекрасной. Когда приехал, велел доложить ей. Слуги доложили Марграфине Прекрасной. Выходит Марграфиня Прекрасная и спрашивает Самойлу.

- Ну как, испытал ты этот столб, добрый молодец?

- Да, я его разбил,- говорит Самойло.

Марграфиня повелела вызвать неизвестного богатыря.

И вот выезжает богатырь на своем добром коне и спрашивает Самойлу:

- Чем же ты хочешь биться со мною и какою силою мериться?

А Самойло Кузнецов показывает ему свою палку. Богатырь и говорит:

- Как же ты будешь биться этой палкою? Вообще с палкой выходят только в городки играть.

А Самойло вдруг стал крутить палкой вокруг головы своей. Такая получилася страшная буря! Многие князья и бояры попадали на пол и стали его уговаривать:

- Здесь ведь нет никакого побоища, зачем ты машешь палкой?

А сильному, могучему богатырю, у которого имя нигде не было записано, эта палка не понравилась.

- Вообще бойцы выезжают с саблей острою,- говорит сильный богатырь. Вынул свою саблю острую и стал показывать Самойле, а Самойло увидел саблю, рассмеялся и сказал богатырю:

- У нас такой косой бабы только капусту срубают.

Марграфине Прекрасной показалось это очень забавным, что сильный, могучий богатырь затрудняется биться с мужиком, и сказала она этому богатырю:

- Вы не затягивайте время! Раз вы из-за меня требовали на поединок, то можете выезжать в чистое поле помериться своими силушками.

И вот выехали два могучие богатыря в чистое поле - широкое раздолье. Разъехались друг против друга, как два страшных, сильных грома, и налетают с большой яростью друг на друга. Размахнулись - один саблею, другой палкою - так, что у них кони не выдержали и присели назад. Самойло поражал сильного неизвестного богатыря своею палкою, и он замертво упал на землю, как овсяный сноп. Самойло взял богатыря и привязал к седлу в торока. Приехал в город к Марграфине Пре-красной, которая вышла со своими фрейлинами на крыльцо встречать Самойлу. Марграфиня спрашивает его:

- Ну, Самойло, кого из вас поздравлять с победою?

- Конечно, меня! - сказал Самойло.

- А где же тот богатырь? - спрашивает Марграфиня.

- А вот он в тороках завязанный.

Пошла Марграфиня, посмотрела богатыря с большой мерзостью, потому что от него смердит. Марграфиня велела идти Самойле за ней в белокаменные палаты. Она велела своим слугам умыть всего его хорошим ароматистым мылом и одеть его в самые лучшие богатырские одежды. Взяла его Марграфиня за белые руки, повела его за столики дубовые, села с ним рядом и учинила брачный пир. Пир продолжался целую неделю. Там вино рекой лилося, даже и выпить мне пришлося, но усам текло, а в рот не попало.