Сказка о Хасане басрийском (ночи 778-831)

Рассказывают также, что был в древние времена и минувшие века и столетия один купец среди купцов, пребывавший в земле Басры, и было у этого купца двое детей мужского пола, и обладал он большими деньгами. И определил Аллах всеслышащий и премудрый, чтобы преставился этот купец к милости великого Аллаха и оставил свои богатства, и принялись сыновья обряжать его и похоронили. А после того они разделили деньги между собою поровну, и каждый из них взял свою долю, и они открыли себе две лавки - один стал медником, а другой - ювелиром.

И ювелир, в один из дней, сидел у себя в лавке и вдруг видит - идет на рынке, среди людей, человек персиянин. И он прошел мимо лавки юноши-ювелира и взглянул на его изделия и осмотрел их с пониманием, и они ему понравились. А имя юноши-ювелира было Хасан. И персиянин покачал головой и сказал: "Клянусь Аллахом, ты хороший ювелир!" - и стал смотреть, как юноша работает. А тот стал смотреть в старую книгу, которая была у него в руке, и он всегда так поступал, когда люди любовались его красотой, прелестью, стройностью и соразмерностью.

А когда настало время послеполуденной молитвы, лавка очистилась от людей, персиянин обратился к Хасану и сказал ему: "О дитя мое, ты красивый юноша! Что это за книга? У тебя нет отца, а у меня нет сына, и я знаю ремесло, лучше которого нет на свете..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот семьдесят девятая ночь

Когда же настала семьсот семьдесят девятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что персиянин обратился к Хасану-ювелиру и сказал ему: "О дитя мое, ты красивый юноша, и у тебя нет отца, а у меня нет сына, и я знаю ремесло, лучше которого нет на свете. Много народу из людей просило меня научить их, но я не соглашался, а теперь моя душа согласна, чтобы я научил тебя этому ремеслу и сделал тебя моим сыном. И я поставлю между тобою и бедностью преграду, и ты отдохнешь от работы с молотком, углем и огнем". - "О господии мой, а когда ты меня научишь?" - спросил Хасан. И персиянин ответил: "Завтра я к тебе приду и сделаю тебе из меди чистое золото, в твоем присутствии".

И Хасан обрадовался и простился с персиянином и пошел к своей матери. Он вошел и поздоровался и поел с нею и рассказал ей историю с персиянином, ошеломленный, потеряв ум и разумение. И мать его сказала: "Что с тобой, о дитя мое? Берегись слушать слова людей, особенно персиян, и не будь им ни в чем послушен. Это великие обманщики, которые знают искусство алхимии и устраивают с людьми штуки и берут их деньги и съедают их всякой ложью". - "О матушка, - ответил Хасан, - мы люди бедные, и нет у нас ничего, на что бы он позарился и устроил с нами штуку. Этот персиянин - старец праведный, и на нем следы праведности, и Аллах лишь внушил ему склонность ко мне". И мать Хасана умолкла, затаив гнев. А сердце ее сына было занято, и сон не брал его в эту ночь, так сильно он радовался тому, что сказал ему персиянин.

А когда наступило утро, он взял ключи и отпер лавку, и вдруг подошел к нему тот персиянин. И Хасан поднялся для него и хотел поцеловать ему руки, но старик не дал ему и не согласился , на это и сказал: "О Хасан, приготовь плавильник и поставь мехи". И Хасан сделал то, что велел ему персиянин, и зажег угли. И тогда персиянин спросил его: "О дитя мое, есть у тебя медь?" - "У меня есть сломанное блюдо", - ответил Хасан. И персиянин велел ему сжать блюдо и разрезать его ножницами на мелкие куски. И Хасан сделал так, как сказал ему старик, и изрезал блюдо на мелкие куски и, бросив их в плавильник, дул на огонь мехами, пока куски не превратились в жидкость. И тогда персиянин протянул руку к своему тюрбану и вынул из него свернутый листок и, развернув его, высыпал из него в плавильник с полдрахмы чего-то, и это было что-то похожее на желтую сурьму. И он велел Хасану дуть на жидкость мехами, и Хасан делал так, как он ему велел, пока жидкость не превратилась в слиток золота.

И когда Хасан увидел это, он оторопел, и его ум смутился от охватившей его радости. И он взял слиток и перевернул его и, взяв напильник, обточил слиток, и увидел, что это чистое золото высшей ценности. И его ум улетел, и он был ошеломлен от сильной радости и склонился к руке персиянина, чтобы ее поцеловать, но тот не дал ему и сказал: "Возьми этот слиток, пойди на рынок, продай его и получи его цену поскорее, и не разговаривай". И Хасан пошел на рынок и отдал слиток посреднику, и тот взял его и потер и увидел, что это чистое золото. И ворота цены открыли десятью тысячами дирхемов, и купцы стали набавлять, и посредник продал слиток за пятнадцать тысяч дирхемов, и Хасан получил его цену. И он пошел домой и рассказал матери обо всем, что сделал, и сказал: "О матушка, я научился этому искусству". И мать стала над ним смеяться и воскликнула: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого!.."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Ночь, дополняющая до семисот восьмидесяти

Когда же настала ночь, дополняющая до семисот восьмидесяти, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Хасан-ювелир рассказал своей матери о том, что сделал персиянин, и сказал: "Я научился этому искусству", его мать воскликнула: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого!" - и умолкла, затаив досаду.

А Хасан взял по своей глупости ступку и пошел с нею к персиянину, который сидел в лавке, и поставил ее перед ним. И персиянин спросил его: "О дитя мое, что ты хочешь делать с этой ступкой?" - "Мы положим ее в огонь и сделаем из нее золотые слитки", - сказал Хасан. И персиянин засмеялся и воскликнул: "О сын мой, бесноватый ты, что ли, чтобы выносить на рынок два слитка в один и тот же день! Разве ты не знаешь, что люди нас заподозрят и пропадут наши души? О дитя мое, когда я научу тебя этому искусству, не применяй его чаще, чем один раз в год, - этого хватит тебе от года до года". - "Ты прав, о господин мой", - сказал Хасан и сел в лавке и поставил плавильник и бросил уголь в огонь. И персиянин спросил его: "О дитя мое, что ты хочешь?" - "Научи меня этому искусству", - сказал Хасан. И персиянин засмеялся и воскликнул: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Ты, о сын мой, малоумен и совсем не годишься для этого искусства. Разве кто-нибудь в жизни учится этому искусству на перекрестке дороги или на рынках? Если мы займемся им в этом месте, люди скажут на нас: "Они делают алхимию". И услышат про нас судьи, и пропадут наши души. Если ты хочешь, о дитя мое, научиться этому искусству, пойдем со мной ко мне в дом".

И Хасан поднялся и запер лавку и отправился с персиянином, и когда он шел по дороге, он вдруг вспомнил слова своей матери и стал строить в душе тысячу расчетов. И он остановился и склонил голову к земле на некоторое время, и персиянин обернулся и, увидев, что Хасан стоит, засмеялся и воскликнул: "Бесноватый ты, что ли? Я затаил для тебя в сердце благо, а ты считаешь, что я буду тебе вредить! - А потом сказал ему: - Если ты боишься пойти со мной в мой дом, я пойду с тобою к тебе домой и научу тебя там". - "Хорошо, о дядюшка", - ответил Хасан. И персиянин сказал: "Иди впереди меня!"

И Хасан пошел впереди него, а персиянин шел сзади, пока юноша не дошел до своего жилища. И Хасан вошел в дом и нашел свою мать, и рассказал о приходе персиянина (а персиянин стоял у ворот), и она убрала для них дом и привела его в порядок и, покончив с этим делом, ушла. И тогда Хасан позволил персиянину войти, и тот вошел, а Хасан взял в руку блюдо и пошел с ним на рынок, чтобы принести в нем чего-нибудь поесть. И он вышел и принес еду и, поставив ее перед персиянином, сказал: "Ешь, о господин мой, чтобы были между нами хлеб и соль. Аллах великий отомстит тому, кто обманывает хлеб и соль". И персиянин ответил: "Ты прав, о сын мой! - А затем улыбнулся и сказал: - О дитя мое, кто знает цену хлеба и соли?" И потом персиянин подошел, и они с Хасаном ели, пока не насытились, а затем персиянин сказал: "О сын мой Хасан, принеси нам чего-нибудь сладкого". И Хасан пошел на рынок и принес десять чашек сладкого, и он был рад тому, что сказал персиянин. И когда он подал ему сладкое, персиянин поел его, и Хасан поел с ним, и потом персиянин сказал Хасану: "Да воздаст тебе Аллах благом, о дитя мое! С подобным тебе водят люди дружбу, открывают свои тайны и учат тому, что полезно! О Хасан, принеси инструменты", - сказал он потом.

И Хасан не верил этим словам, и он побежал, точно жеребенок, несущийся по весеннему лугу, и пришел в лавку и взял инструменты и вернулся и положил их перед персиянином. И персиянин вынул бумажный сверток и сказал: "О Хасан, клянусь хлебом и солью, если бы ты не был мне дороже сына, я бы не показал тебе этого искусства, так как у меня не осталось эликсира, кроме того, что в этом свертке. Но смотри внимательно, когда я буду составлять зелья и класть их перед тобой. И знай, о дитя мое, о Хасан, что ты будешь класть на каждые десять ритлей меди полдрахмы того, что в этой бумажке, и тогда станут эти десять ритлей золотом, чистым и беспримесным. О дитя мое, о Хасан, - сказал он потом, - в этой бумажке три унции, на египетский вес, а когда кончится то, что в этой бумажке, я сделаю тебе еще".

И Хасан взял бумажку и увидел в ней что-то желтое, более мелкое, чем первый порошок, и сказал: "О господин, как это называется, где его находят, и для чего оно употребляется?" И персиянин засмеялся и захотел захватить Хасана и сказал: "О чем ты спрашиваешь? Работай и молчи!" И он взял чашку из вещей дома и разломал ее и бросил в плавильник и насыпал туда немного того, что было в бумажке, и медь превратилась в слиток чистого золота. И когда Хасан увидел это, он сильно обрадовался и смутился в уме и был занят только мыслью об этом слитке. И персиянин быстро вынул из тюрбана на голове мешочек, в котором был такой бандж (Бандж - гашиш - разновидность индийской конопли, сильный наркотик.), что если бы его понюхал слон, он бы, наверное, проспал от ночи до ночи, и разломал этот бандж и положил его в кусок сладкого и сказал: "О Хасан, ты стал моим сыном и сделался мне дороже души и денег, и у меня есть дочь, на которой я тебя женю". - "Я твой слуга, и все, что ты со мной сделаешь, будет сохранено у Аллаха великого", - ответил Хасан. И персиянин сказал: "О дитя мое, продли терпение и внуши твоей душе стойкость, и достанется тебе благо!"

И затем он подал ему тот кусок сладкого, и Хасан взял его и поцеловал персиянину руку и положил сладкое в рот, не зная, что таится для него в неведомом. И он проглотил кусок сладкого, и голова его опередила ноги, и мир исчез для него. И когда персиянин увидел, что на Хасана опустилось небытье, он радовался великой радостью и поднялся на ноги и воскликнул: "'Попался, о негодяй, о пес арабов, в мои сети! Я много лет искал тебя, пока не завладел тобой, о Хасан!.."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот восемьдесят первая ночь

Когда же настала семьсот восемьдесят первая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Хасан-ювелир съел кусок сладкого, который дал ему персиянин, и упал на землю, покрытый беспамятством, персиянин обрадовался и воскликнул: "Я много лет искал тебя, пока не завладел тобою!" А потом персиянин затянул пояс и скрутил Хасана, связав ему ноги с руками, и, взяв сундук, вынул вещи, которые в нем были, положил в него Хасана и запер его. И он опорожнил другой сундук и положил в него все деньги, бывшие у Хасана, и золотые слитки, которые он сделал, и запер сундук, а потом он вышел и побежал на рынок и привел носильщика, и тот взял оба сундука и вынес их за город и поставил на берегу моря.

И персиянин направился к кораблю, который стоял на якоре (а этот корабль был назначен и приготовлен для персиянина, и капитан корабля ожидал его), и когда матросы увидели его, они подошли к нему и понесли сундуки и поставили их на корабль. И персиянин закричал капитану и всем матросам: "Поднимайтесь, дело кончено, и мы достигли желаемого!" И капитан крикнул матросам: "Выдергивайте якоря и распускайте паруса!" И корабль поплыл при хорошем ветре, и вот что было с персиянином и Хасаном.

Что же касается матери Хасана, то она ждала его до времени ужина, но не услышала его голоса и не узнала о нем вестей вообще и совершенно. И она пришла к дому и увидела, что он отперт, и, войдя, не увидала в нем никого и не нашла ни сундуков, ни денег. И поняла она, что ее сын пропал и что исполнился над ним приговор, и стала бить себя по щекам и разодрала свои одежды и начала кричать и вопить, восклицая: "Увы, мой сын! Увы, плод моей души!" - а потом произнесла такие стихи:

"Терпенье уменьшилось, волненье усилилось;
Сильнее рыдания о вас и привязанность.

Аллахом клянусь, в разлуке с вами нет стойкости,
И как мне быть стойкою, расставшись с надеждами?

И после любимого могу ль насладиться сном,
И кто наслаждается, живя в унижении?

Уехал ты, и тоскует дом, и живущий в нем,
И чистую замутил в колодце ты воду мне.

Ты был мне помощником во всех моих бедствиях,
Ты славой мне в мире был, и сыном, и помощью,

О, пусть не настал бы день, когда в отдаленье ты
От глаз, если вновь тебе вернуться не суждено!"

И она плакала и рыдала до утра, и вошли к ней соседи и спросили ее про сына, и она рассказала им о том, что случилось у него с персиянином, и решила, что она никогда не увидит его после этого. И она стала ходить по дому и плакать, и, когда она ходила по дому, она вдруг увидела две строки, написанные на стенке. И она позвала факиха (Факих - ученый, богослов.), и тот прочитал их, и оказалось, что в этих строках написано:

 "Летела тень Лейлы к нам, когда одолел нас сон 
 Под утро, и все друзья в равнине заснули. 

 Но вот пробудились мы, когда прилетела тень, 
 И вижу я - дом пустой и цель отдаленна". 

И, услышав эти стихи, мать Хасана закричала: "Да, о дитя мое, дом пустой и цель отдаленна!" И соседи оставили ее, пожелав ей быть стойкой и вскоре соединиться с сыном, и ушли, а мать Хасана не переставая плакала в часы ночи и части дня. И она построила посреди дома гробницу и написала на ней имя Хасана и число его исчезновения и не покидала этой гробницы, и это было всегда для нее обычным с тех пор, как сын оставил ее.

Вот что было с нею. Что же касается ее сына Хасана и персиянина, то персиянин был магом (Магами мусульмане называли огнепоклонников, последователей древнеиранской религии маздеизма (зороастризма).) и очень ненавидел мусульман, и всякий раз как он овладевал кем-нибудь из мусульман, то губил его. Это был человек скверный, мерзкий, кладоискатель, алхимик и нечестивец, как сказал о нем поэт:

 Он пес, и рожден был псом, и дед его тоже пес, 
 А блага не жди от пса, что псом был рожден на свет.

И еще такой стих:

 Злодеев сын, собачий сын, ослушник он, 
 Разврата сын, обмана сын, отступник он!

И было имя этого проклятого - Бахрам-маг, и каждый год у него был один мусульманин, которого он захватывал и убивал над кладом. И когда удалась его хитрость с Хасаном-ювелиром, он проплыл с ним от начала дня до ночи, и корабль простоял у берега до утра. А когда взошло солнце и корабль опять поплыл, персиянин приказал своим рабам и слугам принести сундук, в котором был Хасан, и ему принесли его, и персиянин открыл сундук и вынул оттуда Хасана. Он дал ему понюхать уксусу и вдунул ему в нос порошок, и Хасан чихнул и изверг бандж и раскрыл глаза и посмотрел направо и налево и увидел себя посреди моря, и корабль плыл, и персиянин сидел подле него.

И понял Хасан, что это хитрость с ним устроенная, и устроил ее проклятый Бахрам-маг, и что он попал в беду, от которой предостерегала его мать, и тогда Хасан произнес слова, говорящий которые не устыдится: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! Боже мой, будь милостив ко мне в твоем приговоре и дай мне терпение в испытании твоем, о господь миров!" А потом он обратился к персиянину и заговорил с ним мягкими словами и сказал ему: "О мой родитель, что это за поступки, и где хлеб и соль и клятва, которой ты мне поклялся?" И персиянин посмотрел на него и сказал: "О пес, разве подобный мне признает хлеб и соль? Я убил тысячу юношей таких, как ты, без одного, и ты завершишь тысячу".

И он закричал на Хасана, и тот умолк и понял, что стрела судьбы пронзила его..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот восемьдесят вторая ночь

Когда же настала семьсот восемьдесят вторая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Хасан увидел, что он попал в руки проклятого персиянина, он заговорил с ним мягкими словами, но это не помогло, и персиянин закричал на него, и Хасан умолк и понял, что стрела судьбы его пронзила. И тогда проклятый велел развязать его узы, и ему дали выпить немного воды, а маг смеялся и говорил: "Клянусь огнем, светом и тенью и жаром, не думал я, что ты попадешься в мои сети! Но огонь дал мне против тебя силу и помог мне тебя захватить, чтобы я исполнил задуманное. Я вернусь и сделаю тебя жертвою огня, чтобы он надо мной умилостивился!" - "Ты обманул хлеб и соль", - сказал ему Хасан. И маг поднял руку и ударил его один раз, и Хасан упал и укусил землю зубами и обмер, и слезы потекли по его щеке.

А потом маг приказал своим слугам зажечь огонь, и Хасан спросил его: "Что ты будешь с ним делать?" И маг ответил: "Этот огонь - владыка света и искр; ему-то я и поклоняюсь. Если ты поклонишься ему, как я, я отдам тебе половину моего богатства и женю тебя на моей дочери". И Хасан закричал на мага и сказал ему: "Горе тебе! Ты маг и нечестивец и поклоняешься огню, вместо всевластного владыки, творца ночи и дня, и эта религия - бедствие среди религий". И маг разгневался и воскликнул: "Разве ты не уступишь мне, о пес арабов, и не войдешь в мою веру?" И Хасан не уступил ему в этом, и тогда проклятый маг встал и пал перед огнем ниц и велел своим слугам разложить Хасана вниз лицом. И Хасана разложили лицом вниз, и маг принялся бить его бичом, сплетенным из кожи, и разодрал ему бока. И Хасан звал на помощь, но не получил ее, и взывал о защите, но никто его не защитил. И он поднял взоры к владыке покоряющему, и искал близости к нему через избранного пророка, и лишился он стойкости, и слезы текли по его щекам, как дождь, и он произнес такие стихи:

 "Терпенье в том, что ты судил мне, о мой бог. 
 Я все стерплю, когда тебе угодно так! 

 Жестоки, злобны и враждебны были к нам. 
 Быть может, кроткий, все простишь, что было, ты".

И маг приказал рабам посадить Хасана и велел им принести ему кое какой еды и питья, и ему принесли, но Хасан не согласился есть и пить. И маг пытал его ночью и днем на протяжении пути, а Хасан был стоек и умолял Аллаха, великого, славного, и сердце мага было к нему жестоко.

И они плыли по морю три месяца, и Хасан плыл с магом, подвергаясь мучениям. И когда три месяца исполнились, Аллах великий послал на корабль ветер, и море почернело и взволновалось под кораблем из-за сильного ветра. И капитан и матросы сказали: "Клянемся Аллахом, всему виной этот юноша, который уже три месяца терпит мучения от этого мага! Это не дозволено Аллахом великим!" И они напали на мага и убили его слуг и тех, кто был с ним. И когда маг увидел, что они убили слуг, он убедился в своей гибели и испугался за себя, и освободил Хасана от уз, и, сняв бывшую на нем поношенную одежду, одел его в другую и помирился с ним, и обещал ему, что научит его искусству и возвратит его в его страну, и сказал: "О дитя мое, не взыщи с меня за то, что я с тобой сделал". - "Как я могу на тебя полагаться", - сказал Хасан. И маг воскликнул: "О дитя мое, не будь греха, не было бы и прощения, и я сделал с тобой эти дела, только чтобы видеть твою стойкость! Ты ведь знаешь, что все дела в руках Аллаха!"

И матросы с капитаном обрадовались освобождению Хасана, и он пожелал им блага и прославил Аллаха великого и поблагодарил его. И ветры успокоились, и рассеялся мрак, и хорошим стал ветер и спокойным - путешествие. И потом Хасан сказал магу: "О персиянин, куда ты направляешься?" И тот ответил: "О дитя мое, я направляюсь к Горе Облаков, где находится эликсир, с которым мы делаем алхимию". И маг поклялся Хасану огнем и светом, что у него не осталось для Хасана ничего страшного, и сердце Хасана успокоилось, и он обрадовался словам мага и стал с ним есть и пить и спать, и маг одевал его в платья из своих платьев.

И так они непрерывно плыли в течение еще трех месяцев, а после этого их корабль пристал к длинной полосе суши, которая была вся покрыта камешками: белыми, желтыми, синими, черными и всевозможных других цветов, и когда корабль пристал, маг поднялся на ноги и сказал: "О Хасан, поднимайся, выходи! Мы прибыли к тому, что ищем и желаем".

И Хасан поднялся и вышел вместе с персиянином, и маг поручил капитану свои вещи, а потом Хасан пошел с магом, и они отдалились от корабля и скрылись с глаз. И маг сел и вынул из-за пазухи медный барабан и шелковый жгут, разрисованный золотом, на котором были написаны талисманы, и стал бить в барабан, и когда он кончил, поднялась над пустыней пыль. И Хасан удивился поступкам мага и испугался и раскаялся, что пошел с ним, и цвет его лица изменился, и маг посмотрел на него и сказал: "Что с тобой, о дитя мое? Клянусь огнем и светом, тебе нечего больше меня бояться! Если бы мое дело не было исполнимо только с помощи твоего имени, я бы не увел тебя с корабля. Радуйся же полному благу. А эту пыль подняло то, на чем мы поедем и что поможет нам пересечь пустыню и облегчит ее тяготы..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот восемьдесят третья ночь

Когда же настала семьсот восемьдесят третья ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что персиянин сказал Хасану: "Эта пыль - пыль от того, на чем мы поедем и что нам поможет пересечь пустыню и облегчит ее тяготы". И прошло лишь небольшое время, и пыль рассеялась, открыв трех верховых верблюдов. И персиянин сел на одного, и Хасан сел на другого, а припасы они положили на третьего. И они проехали семь дней и доехали до обширной земли, и, остановившись на этой земле, они увидели постройку в виде купола, утвержденную на четырех столбах из червонного золота, и сошли с верблюдов и вошли под купол и поели, попили и отдохнули.

И Хасан бросил взгляд и увидел вдруг что-то высокое и спросил персиянина: "Что это такое, о дядюшка?" И маг ответил: "Это дворец". - "Не встанешь ли ты, чтобы нам войти туда и отдохнуть там и посмотреть на дворец?" - спросил Хасан. И маг рассердился и сказал: "Не говори мне об этом дворце! В нем мой враг, и у меня с ним случилась история, которую сейчас не время тебе рассказывать". И потом он ударил в барабан, и подошли верблюды, и путники сели и проехали еще семь дней.

А когда наступил восьмой день, маг сказал: "О Хасан, что ты видишь?" И Хасан ответил: "Я вижу облака и тучи между востоком и западом". - "Это не облака и не тучи, - ответил маг, - это гора, большая и высокая, на которой разделяются облака. Здесь нет облаков выше нее, так велика ее высота и так значительно она поднимается. Эта гора и есть цель моих стремлений, и на вершине ее - то, что нам нужно, и я из-за этого привел тебя с собою, и мое желание исполнится твоей рукою". И Хасан отчаялся, что будет жив, и сказал магу: "Ради того, кому ты поклоняешься, и ради той веры, которую ты исповедуешь, скажи мне, что это за желание, из-за которого ты меня привел?" И маг ответил: "Искусство алхимии удается только с травой, которая растет в таком месте, где проходят облака и разрываются. Такое место - эта гора, и трава - на ее вершине, и когда мы добудем траву, я покажу тебе, что это за искусство". И Хасан сказал ему со страху: "Хорошо, о господин!" -и потерял надежду, что будет жив, и заплакал из-за разлуки со своей матерью, близкими и родиной. И он раскаялся, что не послушался матери, и произнес такие стихи:

"Взгляни на дело господа - приносит
Любезную тебе он быстро помощь,

Храни надежду, не достигнув дела, -
Ведь сколько милости в делах предивной!"

И они ехали до тех пор, пока не приехали к этой горе, и остановились под нею. И Хасан увидал на этой горе дворец и спросил мага: "Что это за дворец?" - "Это - обиталище джиннов, гулей и шайтанов", - ответил маг. А потом он сошел со своего верблюда и велел сойти Хасану и, подойдя к нему, поцеловал его в голову и сказал: "Не взыщи с меня за то, что я с тобой сделал,- я буду тебя охранять, когда ты войдешь во дворец, и возьму с тебя клятву, что ты не обманешь меня ни в чем из того, что принесешь оттуда, и мы будем с тобою в этом равны". И Хасан сказал: "Внимание и повиновение!"

И тогда персиянин открыл мешок и вынул оттуда жернов и еще вынул немного пшеницы и смолол ее на этом жернове и замесил из нее три лепешки. И он зажег огонь и спек лепешки, а затем он вынул медный барабан и разрисованный жгут и начал бить в барабан, и появились верблюды, и тогда персиянин выбрал из них одного и зарезал его и содрал с него шкуру и, обратившись к Хасану, сказал ему: "Слушай, о дитя мое, о Хасан, что я тебе скажу". - "Хорошо", - ответил Хасан. И персиянин молвил: "Войди в эту шкуру, и я зашью тебя и брошу на землю, и прилетит птица ястреб, и понесет тебя, и взлетит с тобою на вершину горы. Возьми с собой этот нож, и, когда птица перестанет лететь, и ты почувствуешь, что она положила тебя на гору, проткни ножом шкуру и выйди: птица тебя испугается и улетит, а ты нагнись ко мне с вершины горы и крикни мне, и я скажу тебе, что делать".

И он приготовил ему те три лепешки и бурдючок с водой и положил это, вместе с ним, в шкуру и зашил ее. А потом персиянин удалился, и прилетела птица ястреб и понесла Хасана и взлетела с ним на вершину горы. И она положила Хасана, и когда Хасан понял, что ястреб положил его на гору, он проткнул шкуру и вышел из нее и крикнул магу. И, услышав его слова, маг обрадовался и заплясал от сильной радости и крикнул: "Иди назад и обо всем, что увидишь, осведоми меня". И Хасан пошел и увидел много истлевших костей, возле которых было множество дров, и рассказал персиянину обо всем, что увидел, и персиянин крикнул: "К этому-то мы и стремимся и этого ищем! Набери дров шесть вязанок и сбрось их ко мне. С ними-то мы и делаем алхимию".

И Хасан сбросил ему шесть вязанок, и, увидев, что эти вязанки достигли его, маг крикнул Хасану: "О негодяй, исполнено дело, которое я хотел от тебя! Если хочешь, оставайся на горе или кинься вниз на землю, чтобы погибнуть". И после этого маг ушел, а Хасан воскликнул: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Этот пес схитрил со мной!" И он сел и принялся оплакивать себя и произнес такие стихи:

"Когда Аллах захочет сделать что-нибудь
С разумным мужем, видящим и слышащим,

Он оглушит его, и сердце ослепит,
И разум вырвет у него, как волосок!

Когда же суд над ним исполнит свой господь,
Вернет он ум ему, чтоб поучался он.

Не спрашивай о том, что было, "Почему?"
Все будет, как судьба твоя и рок велит..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот восемьдесят четвертая ночь

Когда же настала семьсот восемьдесят четвертая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда маг поднял Хасана на гору и Хасан сбросил ему сверху то, что было ему нужно, персиянин выругал его, а потом он оставил его и ушел. И воскликнул Хасан: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Этот проклятый пес схитрил со мной".

И он поднялся на ноги и посмотрел направо и налево и пошел по вершине горы, уверенный в душе, что умрет. И он ходил, пока не дошел до другого конца горы. И тогда он увидел возле горы синее море, где бились волны, и море пенилось, и каждая волна была, как большая гора. И Хасан сел и прочитал сколько пришлось из корана и попросил Аллаха великого облегчить его участь либо смертью, либо освобождением от этих бедствий, а потом он прочитал над собой похоронную молитву и бросился в море. И волны несли его, хранимого Аллахом великим, пока он не вышел из моря невредимый, по могуществу Аллаха великого, и он обрадовался и прославил великого Аллаха и поблагодарил его.

И потом Хасан встал и пошел, ища чего-нибудь поесть, и, когда это было так, он вдруг оказался в том месте, в котором стоял с Бахрамом-магом. И он прошел немного и вдруг увидел большой дворец, высящийся в воздухе, и он вошел туда, и оказалось, что это тот дворец, о котором он спрашивал мага, и Бахрам сказал ему: "В этом дворце мой враг". И Хасан воскликнул: "Клянусь Аллахом, я непременно должен войти в этот дворец. Быть может, облегчение достанется мне там!" И он подошел ко дворцу и увидел, что ворота его открыты, и, войдя в ворота, он увидел в проходе каменную скамью, а на скамье - двух девушек, подобных луне, перед которыми стояла шахматная доска, и они играли. И одна из девушек подняла голову к Хасану и закричала от радости и сказала: "Клянусь Аллахом, это сын Адама, и я думаю, это тот, которого привел в этом году Бахрам-маг".

И когда Хасан услышал ее слова, он бросился перед девушками на землю и заплакал сильным плачем и воскликнул: "О госпожи мои, клянусь Аллахом, я и есть этот бедняк!" И младшая девушка сказала своей старшей сестре: "Засвидетельствуй, о сестрица, что этот человек - мой брат по обету Аллаха и клятве ему, и я умру его смертью, буду жить его жизнью, радоваться его радостью и печалиться его печалью". И она поднялась и обняла Хасана и поцеловала его и, взяв его за руку, вошла с ним во дворец, и ее сестра вошла с нею. И девушка сняла с Хасана его поношенные одежды, принесла одеяние из платьев царей и надела его на юношу, а потом приготовила ему всевозможные кушания и подала их Хасану и села, вместе со своей сестрой. И они поели с Хасаном и сказали ему: "Расскажи нам твою историю с этим псом и нечестивым колдуном с тех пор, как ты попался ему в руки, и до тех пор, как ты от него освободился, а мы расскажем тебе, что у нас с ним случилось от начала до конца, чтобы ты был от него настороже, когда его увидишь".

И когда Хасан услышал их слова и увидел, что они с ним приветливы, его душа успокоилась, и ум вернулся к нему, и он рассказал девушкам о том, что у него случилось с магом от начала до конца. "А ты спрашивал его об этом дворце?" - спросили девушки. И Хасан ответил: "Да, я его спрашивал, и он сказал мне: "Я не люблю упоминания о нем, так как этот дворец принадлежит шайтанам и дьяволам". И девушки разгневались сильным гневом и сказали: "Разве этот нечестивец считает нас шайтанами и дьяволами?" - "Да", - ответил Хасан. И младшая девушка, сестра Хасана, воскликнула: "Клянусь Аллахом, я убью его наихудшим убиением и лишу его земного ветерка". - "А как ты до него доберешься и убьешь его: он ведь колдун и обманщик?" - спросил Хасан. И девушка ответила: "Он в саду, который называется аль-Машид, и я непременно вскоре его убью". - "Хасан сказал правду, и все, что он говорил про этого пса, - правильно, - сказала ее сестра, - но расскажи ему всю нашу историю, чтобы она осталась у него в уме".

И молоденькая девушка сказала: "Знай, о брат мой, что мы царевны и отец наш царь из царей джиннов, великих саном, и у него есть войска, приближенные и слуги из маридов. И наделил его Аллах великий семью дочерьми от одной жены, и охватила его скупость, ревность и гордость, больше которой не бывает, так что он не отдавал нас замуж ни за кого из людей. И он позвал своих везирей и приближенных и спросил их: "Знаете ли вы для меня место, куда не заходит прохожий, ни из джиннов, ни из людей, и где много деревьев, плодов и каналов?" И спрошенные сказали ему: "Что ты будешь там делать, царь времени?" И царь ответил: "Я хочу поместить туда семь моих дочерей". - "О царь, - сказали тогда везири, - для них подойдет дворец Горы Облаков, построенный одним ифритом из маридов-джиннов, которые взбунтовались во времена господина нашего Сулеймана, - мир с ним! - и когда этот ифрит погиб, никто не жил после него во дворце, ни джинн, ни человек, так как он отовсюду отрезан и не может добраться до него никто. И окружают его деревья, плоды и каналы, и вокруг него текучая вода, слаще меда и холоднее снега, и не пил ее никто из больных проказой, слоновой болезнью или чем-нибудь другим, без того, чтобы не поправиться в тот же час и минуту". И когда наш отец услышал это, он послал нас в этот дворец и послал с нами солдат и воинов и собрал для нас все, что нам во дворце нужно. И когда наш отец хочет выезжать, он бьет в барабан, и являются к нему все войска, и он выбирает из них тех, кого посадит на коней, а остальные уходят. А когда наш отец хочет, чтобы мы явились к нему, он приказывает своим приближенным из колдунов привести нас, и они приходят к нам и берут нас и доставляют к нему, чтобы он развлекался с нами и мы бы сказали о том, что мы от него хотим, а потом они снова приводят нас на место. И у нас есть еще пять сестер, которые ушли поохотиться в этой пустыне, в ней столько зверей, что их не счесть и не перечислить. И две из нас но очереди остаются дома, чтобы готовить кушанье, и пришла очередь оставаться нам: мне и этой моей сестре, и мы остались готовить им кушанье. И мы просили Аллаха, - слава ему и величие! - чтобы он послал к нам человека, который бы нас развлек; да будет же слава Аллаху, который привел тебя к нам! Успокой свою душу и прохлади глаза: с тобою не будет дурного".

И Хасан обрадовался и воскликнул: "Хвала Аллаху, который привел нас на путь освобождения и расположил к нам сердца!" И его сестра поднялась, взяла его за руку и привела в комнату и вынесла из нее материи и подстилки, которых не может иметь никто из сотворенных. А потом, через некоторое время, пришли ее сестры с охоты и ловли, и им рассказали историю Хасана, и девушки обрадовались ему и вошли к нему в комнату и поздоровались с ним и поздравили его со спасением. И Хасан жил у них наилучшей жизнью, в приятнейшей радости и выходил с ними на охоту и ловлю и резал дичь и подружился с девушками. И он оставался у них таким образом, пока тело его не выздоровело и он не исцелился от того, что с ним было, и его тело стало сильным, и потолстело и разжирело, так как он жил в уважении и пребывал с девушками в этом месте. И он ходил и гулял с ними в этом разукрашенном дворце и во всех садах, среди цветов, и девушки обращались с ним ласково и дружески с ним разговаривали, и прошла его тоска от одиночества, и увеличилась радость и счастье девушек из-за Хасана, и он тоже радовался им, еще больше, чем они ему радовались. И его маленькая сестра рассказала своим сестрам историю о Бахраме-маге и рассказала им, как он счел их шайтанами, дьяволами и гулями, и они поклялись ей, что непременно его убьют.

А когда наступил следующий год, явился этот проклятый, и с ним был красивый юноша-мусульманин, подобный луне, и он был закован в оковы и подвергался величайшим пыткам. И маг спустился с ним ко дворцу, в котором жил Хасан с девушками, а Хасан сидел у канала, под деревьями. И когда он увидал мага, его сердце затрепетало, и цвет его лица изменился, и он всплеснул руками..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот восемьдесят пятая ночь

Когда же настала семьсот восемьдесят пятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Хасан-ювелир увидел мага, его сердце затрепетало, и цвет его лица изменился, и он всплеснул руками и сказал девушкам: "Ради Аллаха, сестрицы, помогите мне убить этого проклятого! Вот он пришел и оказался в ваших руках и с ним пленный юноша-мусульманин из сыновей знатных людей, и маг его пытает всякими болезненными пытками. Я хочу его убить и исцелить от него мое сердце и избавить этого юношу от пытки и получить небесную награду, а юноша-мусульманин вернется на родину и встретится со своими братьями, родными и любимыми, и будет это ему милостыней от вас, и вы получите награду от Аллаха великого". И девушки ответили: "Внимание и повиновение Аллаху и тебе, о Хасан!"

А затем они опустили на лица покрывала, надели боевые доспехи и подвязали мечи и привели Хасану коня из лучших коней и снарядили его, дав ему полное облачение, и вооружили его прекрасным оружием. А затем они все отправились и увидели, что маг уже зарезал верблюда и ободрал его и мучает юношу и говорит ему: "Влезь в эту шкуру!" И Хасан подошел к магу сзади, а маг не знал этого, и закричал на него и ошеломил его и помрачил ему рассудок.

А потом Хасан подошел к магу и крикнул: "Убери руку, о проклятый, о враг Аллаха и враг мусульман, о пес, о вероломный, о поклоняющийся огню, о шествующий по дороге нечестия. Будешь ты поклоняться огню и свету и клясться тенью и жаром?" И маг обернулся и увидел Хасана и сказал ему: "О дитя мое, как ты освободился и кто свел тебя на землю?" - "Меня освободил Аллах великий, который обрек твою душу на гибель, - ответил Хасан. - Как ты мучил меня всю дорогу, о нечестивый, о зиндик (Зиндик - еретик, вольнодумец.), так и сам попал в беду и уклонился от пути! Ни мать не поможет тебе, ни брат, ни друг, ни крепкий обет! Ты говорил: "Кто обманет хлеб и соль, тому отомстит Аллах", вот ты и обманул хлеб и соль, и вверг тебя великий Аллах в мои руки, и стало освобождение твое далеким". - "Клянусь Аллахом, о дитя мое, ты мне дороже души и света моего глаза!" - воскликнул маг.

Но Хасан подошел к нему и поспешил ударить его в плечо, и меч вышел, блистая, из его шейных связок, и поспешил Аллах направить его дух в огонь (скверное это обиталище). А потом Хасан взял мешок, который был у персиянина, и развязал его и вынул из него барабан и жгут и ударил жгутом по барабану, и прибежали к Хасану верблюды, как молния. И Хасан освободил юношу от уз и посадил его на одного верблюда, а другого он нагрузил пищей и водой, и потом он сказал юноше: "Отправляйся к своей цели". И юноша уехал после того, как Аллах великий освободил его из беды руками Хасана. А девушки, увидев, что Хасан отрубил магу голову, обрадовались сильной радостью и окружили его, дивясь его доблести и силе его ярости, и поблагодарили его за то, что он сделал, поздравили его со спасением и сказали: "О Хасан, ты сделал дело, которым излечил больного и ублаготворил великого владыку!"

И Хасан пошел с девушками во дворец и проводил время с ними за едой, питьем, играми и смехом, и приятно было ему пребывание у них, и забыл он свою мать. И когда он жил с ними самой сладостной жизнью, вдруг поднялась из глубины пустыни великая пыль, от которой померк воздух, и девушки сказали ему: "Поднимайся, о Хасан, иди в твою комнату и спрячься, а если хочешь, пойди в сад и спрячься среди деревьев и лоз - с тобой не будет дурного". И Хасан поднялся и вошел в свою комнату и спрятался там и заперся в комнате, внутри дворца. И через минуту пыль рассеялась, и показалось из-под нее влачащееся войско, подобное ревущему морю, которое шло от отца девушек. И когда воины пришли, девушки поселили их у себя наилучшим образом и угощали их три дня, а после этого они спросили об их обстоятельствах и в чем с ними дело, и воины сказали: "Мы пришли от царя, за вами!" - "А что царь от нас хочет?" - спросили девушки. И воины сказали: "Кто-то из царей устраивает свадьбу, и ваш отец хочет, чтобы вы присутствовали на этой свадьбе и позабавились". - "А сколько времени мы будем отсутствовать?" - спросили девушки. И воины сказали: "Время пути туда и назад и пребывания у вашего отца в течение двух месяцев".

И девушки поднялись и вошли во дворец к Хасану и осведомили его о том, как обстоит дело, и сказали ему: "Это место - твое место, и наш дом - твой дом; будь же спокоен душою и прохлади глаза. Не бойся и не печалься! Никто не может прийти к нам в это место. Будь же спокоен сердцем и весел умом, пока мы не придем к тебе, и вот у тебя будут ключи от наших комнат. Но только, о брат мой, мы просим тебя, во имя братства, не открывай вот этой двери: открывать ее тебе нет разрешения". И затем они простились с Хасаном и ушли вместе с воинами.

И остался Хасан сидеть во дворце один. И грудь его стеснилась, и стойкость истощилась, и увеличилась его грусть, и он почувствовал себя одиноким и опечалился о том, что расстался с девушками, великой печалью, и стал для него тесен дворец при его обширности. И, увидев себя одиноким и тоскующим, Хасан вспомнил девушек и произнес такие стихи:

"Тесна равнина стала вся в глазах моих,
И смутилось сердце теперь совсем из-за этого.

Ушли друзья, и после них все ясное
Снова стало смутным, и слез струя из глаз течет.

Покинул сон глаза мои, как ушли они,
И все опять так смутно стало в душе моей.

Увидим ли, что время снова нас сведет
И вернется с ними любимый друг, собеседник мой..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот восемьдесят шестая ночь

Когда же настала семьсот восемьдесят шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Хасан, после ухода девушек, сидел во дворце один, и стеснилась его грудь из-за разлуки с ними, и он стал ходить один на охоту в равнинах и приносил дичь и убивал ее и ел один, и усилилась его тоска и тревога из-за одиночества.

И однажды он поднялся и обошел дворец кругом и осмотрел его со всех сторон и открыл комнаты девушек и увидел там богатства, которые отнимают разум у смотрящих, но ничто из этого его не услаждало по причине отсутствия девушек. И запылал у него в душе огонь из-за той двери, которую его сестра наказывала ему не открывать и велела ему к ней не приближаться и никогда не открывать ее, и он сказал про себя: "Моя сестра наказала мне не открывать этой двери лишь потому, что там есть нечто, чего она не хочет никому дать узнать. Клянусь Аллахом, я встану и открою ее, и посмотрю, что там есть, даже если бы за этой дверью была гибель". И он взял ключ и отпер дверь и не нашел в комнате никаких богатств, но увидел в глубине комнаты каменную винтовую лестницу из йеменского оникса. И он стал взбираться по этой лестнице и поднимался до тех пор, пока не достиг крыши дворца, и тогда он сказал себе: "Вот отчего они меня удерживали".

И он обошел по крыше кругом и оказался над местностью под дворцом, которая была полна полей, садов, деревьев, цветов, зверей и птиц, щебетавших и прославлявших Аллаха великого, единого, покоряющего, и Хасан начал всматриваться в эту местность и увидел ревущее море, где бились волны. И он ходил вокруг этого дворца направо и налево, пока не дошел до помещения на четырех столбах, и в нем он увидел залу, украшенную всевозможными камнями: яхонтами, изумрудами, бадахшанскими рубинами и всякими драгоценностями, и она была построена так, что один кирпич был из золота, другой - из серебра, третий - из яхонта, и четвертый - из зеленого изумруда. А посредине этого помещения был пруд, полный воды, и над ним тянулась ограда из сандалового дерева и алоэ, в которую вплетены были прутья червонного золота и зеленого изумруда, украшенные всевозможными драгоценностями и жемчугом, каждое зерно которого было величиной с голубиное яйцо. А возле пруда стояло ложе из алоэ, украшенное жемчугом и драгоценностями, и в него были вделаны всевозможные цветные камни и дорогие металлы, которые, в украшениях, были расположены друг против друга. И вокруг ложа щебетали птицы на разных языках, прославляя Аллаха великого красотой своих голосов и разнообразием наречий. И не владел дворцом, подобным этому, ни Хосрой, ни кесарь (Хосрой (Кисра) Ануширван - один из царей династии Сасанидов. Кесарями в средневековой арабской литературе именовали византийских императоров. Легенды приписывают им огромные богатства.).

И Хасан был ошеломлен, увидя это, и сел и стал смотреть на то, что было вокруг него, и он сидел в этом дворце, дивясь на красоту его убранства и блеск окружавшего его жемчуга и яхонтов и на бывшие во дворце всевозможные изделия и дивясь также на эти поля и птиц, которые прославляли Аллаха, единого, покоряющего. И он смотрел на памятник тех, кому великий Аллах дал власть построить такой дворец, - поистине, он велик саном!

И вдруг появились десять птиц, которые летели со стороны пустыни, направляясь в этот дворец к пруду. И Хасан понял, что они направляются к пруду, чтобы напиться воды. И он спрятался от птиц, боясь, что они увидят его и улетят, а птицы опустились на большое прекрасное дерево и окружили его. И Хасан заметил среди них большую прекрасную птицу, самую красивую из всех, и остальные птицы окружали ее и прислуживали ей. И Хасан удивился этому, а та птица начала клевать девять других птиц клювом и обижать их, и они от нее убегали, и Хасан стоял и смотрел на них издали. И потом птицы сели на ложе, и каждая из них содрала с себя когтями кожу и вышла из нее, и вдруг оказалось, что это одежды из перьев. И из одежд вышли десять невинных девушек, которые позорили своей красотой блеск лун. И, обнажившись, они все вошли в пруд и помылись и стали играть и шутить друг с другом, а птица, которая превосходила их, начала бросать их в воду и погружать, и они убегали от нее и не могли протянуть к ней руки.

И, увидав ее, Хасан лишился здравого рассудка, и его ум был похищен, и понял он, что его сестра запретила ему открывать дверь только по этой причине. И Хасана охватила любовь к этой девушке, так как он увидел ее красоту, прелесть, стройность и соразмерность. И она играла и шутила и брызгалась водой, а Хасан стоял и смотрел на девушек и вздыхал от того, что был не с ними, и его ум был смущен красотой старшей девушки. Его сердце запуталось в сетях любви к ней, и он попал в сети страсти, и глаза его смотрели, а в сердце был сжигающий огонь - душа ведь повелевает злое. И Хасан заплакал от влечения к ее красоте и прелести, и вспыхнули у него в сердце огни из-за девушки, и усилилось в нем пламя, искры которого не потухали, и страсть, след которой не исчезал.

А потом, после этого, девушки вышли из пруда, и Хасан стоял и смотрел на них, а они его не видели, и он дивился их красоте, и прелести, и нежности их свойств, и изяществу их черт. И он бросил взгляд и посмотрел на старшую девушку, а она была нагая, и стало ему видно то, что было у нее между бедер, и был это большой круглый купол с четырьмя столбами, подобный чашке, серебряной или хрустальной, и Хасан вспомнил слова поэта:

И поднял рубаху я, и каф ее обнажил,
И вижу, что тесен он, как нрав мой и мой надел.

И дал половину я, она же - вздохнула лишь.
Спросил я: "О чем?" Она в ответ: "Об оставшемся".

А когда девушки вышли из воды, каждая надела свои одежды и украшения, а что касается старшей девушки, то она надела зеленую одежду и превзошла красотой красавиц всех стран, и сияла блеском своего лица ярче лун на восходах. И она превосходила ветви красотою изгибов и ошеломляла умы мыслью об упреках, и была она такова, как сказал поэт:

Вот девушка весело, живо прошла,
У щек ее солнце лучи занимает.

Явилась в зеленой рубашке она,
Подобная ветке зеленой в гранатах.

Спросил я: "Одежду как эту назвать?"
Она мне в ответ: "О прекрасный словами,

Любимым пронзали мы желчный пузырь,
И дул ветерок, пузыри им пронзая..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот восемьдесят седьмая ночь

Когда же настала семьсот восемьдесят седьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Хасан увидал, как девушки вышли из пруда, и старшая из них захватила его ум своей красотой и прелестью, он произнес эти стихи. А девушки, надев свои платья, сели и стали беседовать и пересмеиваться, а Хасан стоял и смотрел на них, погруженный в море страсти, и блуждал в долине размышлений и говорил про себя: "Клянусь Аллахом, моя сестра сказала мне: "Не открывай этой двери", только из-за этих девушек, боясь, что я привяжусь к одной из них".

И он принялся смотреть на прелести старшей девушки, а она была прекраснее всего, что создал Аллах в ее время, и превзошла красотой всех людей. Ее рот был подобен печати Сулеймана (Печать Сулеймана - растение из семейства лилейных, с цветком которого здесь сравниваются уста красавицы.), а волосы были чернее, чем ночь разлуки для огорченного и влюбленного, а лоб был подобен новой луне в праздник Рамадана, и глаза напоминали глаза газели, а нос у нее был с горбинкой, яркой белизны, и щеки напоминали цветы анемона, и уста были подобны кораллам, а зубы - жемчугу, нанизанному в ожерельях самородного золота. Ее шея, подобная слитку серебра, возвышалась над станом, похожим на ветвь ивы, и животом со складками и уголками, при виде которого дуреет влюбленный, взволнованный и пупком, вмещающим унцию мускуса наилучшего качества, и бедрами - толстыми и жирными, подобными мраморным столбам или двум подушкам, набитым перьями страусов, а между ними была вещь, точно самый большой холм или заяц с обрубленными ушами, и были у нее крыши и углы. И эта девушка превосходила красотой и стройностью ветвь ивы и трость камыша и была такова, как сказал о ней поэт, любовью взволнованный:

Вот девушка, чья слюна походит на сладкий мед,
А взоры ее острей, чем Индии острый меч.

Движенья ее смущают ивы ветвь гибкую,
Улыбка, как молния, блистает из уст ее.

Я с розой расцветшею ланиты ее сравнил,
И молвила, отвернувшись: "С розой равняет кто?

С гранатами грудь мою сравнил, не смущаясь, он:
Откуда же у гранатов ветви, как грудь моя?

Клянусь моей прелестью, очами и сердцем я,
И раем сближенья, и разлуки со мной огнем -

Когда он к сравнениям вернется, лишу его
Услады я близости и гнева огнем сожгу.

Они говорят: "В саду есть розы, но нет средь них
Ланиты моей, и ветвь на стан не похожа мой".

Коль есть у него в саду подобная мне во всем,
Чего же приходит он искать у меня тогда?"

И девушки продолжали смеяться и играть, а Хасан стоял на ногах и смотрел на них, позабыв об еде и питье, пока не приблизилось время предвечерней молитвы, и тогда старшая девушка сказала своим подругам: "О дочери царей, уже наскучило оставаться здесь. Поднимайтесь же, и отправимся в наши места". И все девушки встали и надели одежды из перьев, и когда они завернулись в свои одежды, они стали птицами, как раньше, и все они полетели вместе, и старшая девушка летела посреди них. И Хасан потерял надежду, что они вернутся, и хотел встать и уйти, но не мог встать, и слезы потекли по его щекам. И усилилась его страсть, и он произнес такие стихи:

"Лишусь я пусть верности в обетах, коль после вас
Узнаю, как сладок сон и что он такое,

И глаз не сомкну я пусть, когда вас со мною нет.
И после отъезда пусть не мил будет отдых.

Мне грезится, когда сплю, что вижу опять я вас,
О, если бы грезы сна для нас были явью!

Поистине, я люблю, когда и не нужно, спать -
Быть может, во сне я вас, любимые, встречу".?

И потом Хасан прошел немного, не находя дороги, и спустился вниз во дворец. И он полз до тех пор, пока не достиг дверей комнаты, и вошел туда и запер ее и лег, больной, и не ел и не пил, погруженный в море размышлений, и плакал и рыдал над собой до утра, а когда наступило утро, он произнес такие стихи:

 "И вот улетели птицы вечером, снявшись, 
 А умер кто от любви, в том нет прегрешенья. 

 Я буду скрывать любовь, пока я смогу скрывать, 
 Но коль одолеет страсть, ее открывают. 

 Пришел ко мне призрак той, кто видом всем схож с 
 зарей, 

 У ночи моей любви не будет рассвета. 

 Я плачу о них, и спят свободные от любви, 
 И ветер любви теперь со мною играет. 

 Я отдал слезу мою, и деньги, и душу всю, 
 И разум, и весь мой дух, - а в щедрости прибыль. 

 Ужаснейшей из всех бед и горестей нахожу 
 Я милой красавицы враждебность и злобу. 

 Он говорит: "Любовь к прекрасным запрещена, 
 А кровь тех, кто любит их, пролить не запретно". 

 Что делать, как не отдать души изнуренному - 
 Отдаст он ее в любви, - любовь - только шутка. 

 Кричу от волнения и страсти к любимой я - 
 Ведь истинно любящий на плач лишь способен".

А когда взошло солнце, он отпер дверь комнаты и пошел в то место, где был раньше, и сидел напротив той залы, пока не пришла ночь, но ни одна птица не прилетела, и Хасан сидел и ждал их. И он плакал сильным плачем, пока его не покрыло беспамятство, и тогда он упал на землю, растянувшись, а придя в себя после обморока, он пополз и спустился вниз, и пришла ночь, и сделался весь мир для него тесен.

И Хасан плакал и рыдал над собою всю ночь, пока не наступило утро и не взошло солнце над холмами и долинами, и он не ел, не пил и не спал и не находил покоя. И днем он был в смятении, а ночь проводил в бденье, ошеломленный, пьяный от размышлений и от сильной страсти, охватившей его, и произносил такие слова поэта, любовью взволнованного:

 "О ты, что смущаешь солнце светлое на заре 
 И ветви позор несешь, хоть ей то неведомо, - 

 Узнать бы, позволит ли, чтоб ты возвратилась, рок, 
 Погаснет ли тот огонь, что пышет в моей груди? 

 И сблизят ли нас при встрече страсти объятия, 
 Прильну ли щекой к щеке и грудью к груди твоей? 

 Кто это сказал: "В любви усладу находим мы?" 
 В любви ведь бывают дни, что горше, чем мирры сок..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот восемьдесят восьмая ночь

Когда же настала семьсот восемьдесят восьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Хасан-ювелир, когда его страсть усилилась, произнес эти стихи, будучи один во дворце, и не находил никого, кто бы его развлек. И когда он был в муках волнения, вдруг поднялась из пустыни пыль, и Хасан побежал вниз и спрятался, и понял он, что хозяева дворца вернулись. И прошло не более часа, и воины спешились и окружили дворец, и семь девушек тоже спешились и вошли во дворец и сняли оружие и бывшие на них боевые доспехи, а что касается до младшей девушки, сестры Хасана, то она не сняла с себя боевых доспехов, а вошла в комнату Хасана и не нашла его. И она стала его искать и нашла его в одной из комнат, больного и исхудавшего, и тело его утомилось, и кости его стали тонки, и цвет его лица пожелтел, и глаза его провалились на лице, от скудости пищи и питья и от обилия слез из-за его привязанности к той девушке и его любви к ней.

И когда его сестра-джинния увидела, что он в таком состоянии, она была ошеломлена, и ее рассудок исчез. Она спросила Хасана, каково ему, что с ним и что его поразило, и сказала ему: "Расскажи мне, о брат мой, чтобы я ухитрилась снять с тебя твои страдания и была за тебя выкупом". И Хасан горько заплакал и произнес:

 "Влюбленному, коль его оставит любимая, 
 Останутся только скорбь и муки ужасные. 

 Снаружи его - тоска, внутри его - злой недуг, 
 Вначале он говорит о ней, в конце - думает".

И когда услышала это сестра Хасана, она удивилась ясности его речи и красноречью его слов и тому, как он хорошо сказал и ответил ей стихами, и спросила его: "О брат мой, когда ты впал в это дело, в которое ты впал, и когда это с тобой случилось? Я вижу, что ты говоришь стихами и льешь обильные слезы. Заклинаю тебя Аллахом, о брат мой, и святостью любви, которая между нами: расскажи мне о твоем положении и сообщи мне твою тайну и не скрывай от меня ничего, что с тобою случилось в наше отсутствие. Моя грудь стеснилась, и жизнь моя замутилась из-за тебя".

И Хасан вздохнул и пролил слезы, подобные дождю, и воскликнул: "Я боюсь, о сестрица, что, если я тебе расскажу, ты мне не поможешь в том, к чему я стремлюсь, и оставишь меня умирать в тоске с моей горестью". - "Нет, клянусь Аллахом, о брат мой, я не отступлюсь от тебя, даже если пропадет моя душа", - ответила девушка. И Хасан рассказал ей, что с ним случилось и что он увидел, когда отпер дверь, и поведал ей, что причина несчастья и беды - его страсть к девушке, которую он увидел, и любовь к ней и что он десять дней не пробовал ни пищи, ни питья. И потом он горько заплакал и произнес такие два стиха:

 "Верните сердце, как было прежде, телу вы, 
 И дремоту глазу, потом меня оставьте вы. 

 Или скажете, изменила ночь мой обет в любви? 
 "Пусть не будет тех, кто меняется!" - я отвечу вам".

И сестра Хасана заплакала из-за его плача и пожалела его из-за его страсти и сжалилась над изгнанником и сказала: "О брат мой, успокой свою душу и прохлади глаза. Я подвергну себя опасности, вместе с тобою, и отдам душу, чтобы тебя удовлетворить. Я придумаю для тебя хитрость, даже если будет в ней гибель моих драгоценностей и моей души, и исполню твое желание, если захочет Аллах великий. Но я наказываю тебе, о брат мой, скрывать тайну от моих сестер. Не показывай твоего состояния ни одной из них, чтобы не пропала моя и твоя душа, и если они тебя спросят, открывал ли ты дверь, скажи им: "Я не открывал ее никогда, но мое сердце занято из-за вашего отсутствия и моей тоски по вас и оттого, что я сидел во дворце один". - "Хорошо, так и будет правильно!" - воскликнул Хасан.

И он поцеловал девушку в голову, и успокоилось его сердце, и расправилась у него грудь, так как он боялся своей сестры, потому что открыл дверь, а теперь душа к нему вернулась после того, как он был близок к гибели от сильного страха. И он попросил у сестры чего-нибудь поесть, и она поднялась и вышла от него и вошла к своим сестрам, печальная, плача о Хасане. И сестры спросили ее, что с ней, и она сказала им, что ее ум занят мыслью о ее брате и что он болен и вот уже десять дней, как к нему в живот не опускалось никакой пищи. И сестры спросили ее о причине его болезни, и она ответила: "Причина ее - наше отсутствие и то, что мы заставили его тосковать. Эти дни, когда мы отсутствовали, тянулись для него дольше, чем тысяча лет, и ему простительно, так как он на чужбине и одинок, а мы оставили его одного, и не было у него никого, кто бы его развлек и успокоил бы его душу. Он, при всех обстоятельствах, юноша и еще мал, и, может быть, он вспомнил родных и мать - а она женщина старая - и подумал, что она плачет о нем в часы ночи и части дня и постоянно о нем печалится, а мы его утешали своей дружбой".

И, услышав слова девушки, ее сестры заплакали от сильной печали о Хасане и сказали: "Клянемся Аллахом, ему простительно!" И они вышли к воинам и отпустили их, и вошли к Хасану, и пожелали ему мира, и увидели, что его прелести изменились и цвет его лица пожелтел и исхудало его тело. И они заплакали от жалости к нему и сели подле него и стали его развлекать и успокаивать его сердце разговором и рассказали ему обо всем, что видели из чудес и диковинок, и о том, что произошло у жениха с невестой, и оставались с ним в течение целого месяца, развлекая его и уговаривая, но его болезнь каждый день усиливалась, и всякий раз, как девушки его видели в таком состоянии, они плакали о нем сильным плачем, и больше всех плакала младшая девушка.

А через месяц девушкам захотелось поехать на охоту и ловлю, и они решили это сделать и попросили свою младшую сестру поехать с ними, но она сказала им: "Клянусь Аллахом, о сестрицы, я не могу с вами поехать, когда мой брат в таком состоянии, и пока он не поправится и не пройдут его страдания, я лучше буду сидеть подле него и развлекать его". И, услышав слова девушки, ее сестры поблагодарили ее за ее благородство и сказали ей: "За все, что ты сделала с этим чужеземцем, ты получишь небесную награду". И они оставили девушку подле Хасана во дворце, и выехали, взяв с собой пищи на двадцать дней..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот восемьдесят девятая ночь

Когда же настала семьсот восемьдесят девятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда девушки выехали и отправились на охоту и ловлю, они оставили свою младшую сестру сидеть подле Хасана во дворце. И когда они отдалились от дворца и их сестра поняла, что они проехали далекое расстояние, она обратилась к своему брату и сказала ему: "О брат мой, поднимайся, покажи мне место, где ты видел этих девушек". И Хасан воскликнул: "Во имя Аллаха! На голове!" - и обрадовался ее словам и убедился, что достигнет цели своих стремлений.

И он хотел подняться и показать девушке это место, но не мог ходить. И тогда она понесла его в объятиях и принесла туда и открыла дверь к лестнице, и поднялась с ним в верхнюю часть дворца. И, оказавшись наверху, Хасан показал своей сестре то место, где он видел девушек, и показал ей комнату и пруд с водой. И сестра его сказала: "Опиши мне, о брат мой, их вид и как они прилетели". И Хасан описал ей все, что видел, и в особенности ту девушку, в которую он влюбился.

И когда его сестра услышала описание этой девушки, она узнала ее, и ее лицо пожелтело, и состояние ее изменилось. "О сестрица, твое лицо пожелтело и состояние твое изменилось", - сказал Хасан. И его сестра воскликнула: "О брат мой, знай, что эта девушка - дочь царя из царей джиннов, высоких саном. И ее отец властвует над людьми, и джиннами, и колдунами, и кудесниками, и племенами, и помощниками, и климатами, и странами, и многими островами и великими богатствами. Наш отец - наместник из числа его наместников, и никто не может одолеть его из-за многочисленности его войск, обширности его царства и обилия его богатства. И он отвел своим дочерям - девушкам, которых ты видел, - пространство в целый год пути в длину и в ширину, и окружает эту область река, охватывающая ее со всех сторон, и не может добраться до этого места никто, ни люди, ни джинны. И у этого царя есть войско из девушек, которые бьют мечами и разят копьями - их двадцать пять тысяч, - и каждая из них, когда сядет на коня и наденет боевые доспехи, устоит против тысячи всадников из числа доблестных. И есть у него семь дочерей, у которых храбрости и доблести столько же, как у их сверстниц, и даже больше. Он вручил власть над областью, о которой я тебя осведомила, своей старшей дочери, а она старше всех своих сестер, и ее храбрость, доблесть, коварство, злокозненность и колдовство таковы, что она одолевает всех обитателей своего царства. Что же касается девушек, которые были с ней, то это вельможи ее правления и ее помощницы, приближенные в царстве, и шкуры с перьями, в которых они летают, - изделие колдунов из джиннов. И если ты хочешь овладеть этой девушкой и жениться на ней, сядь здесь и жди ее: они прилетают сюда в начале каждого месяца. А когда увидишь, что они прилетели, - спрячься и берегись показаться - иначе мы все пропадем. Узнай же, что я тебе скажу, и сохрани это в уме. Сядь в месте, которое будет к ним близко, чтобы ты их видел, а они тебя не видели, и когда они снимут с себя одежду, брось взгляд на одежду из перьев, принадлежащую старшей, которую ты желаешь, и возьми ее, но не бери ничего другого, - эта одежда и доставляет девушку в ее страну, и когда ты ею овладеешь, ты овладеешь и девушкой. Но берегись, чтобы она тебя не обманула, и если она тебе скажет: "О тот, кто украл мою одежду, верни мне ее! Вот я подле тебя, перед тобою и в твоей власти", - и ты отдашь ей одежду, то она убьет тебя и обрушит на нас дворцы и убьет нашего отца. Знай же, каково будет твое положение! И когда ее сестры увидят, что ее одежда украдена, они улетят и оставят ее сидеть одну, и тогда подойди к ней, схвати ее за волосы и потяни, и, когда ты ее потянешь, ты завладеешь ею, и она окажется в твоей власти. И после этого береги одежду из перьев, - пока она будет у тебя, девушка останется в твоей власти и у тебя в плену, так как она может улететь в свою страну только в этой одежде. А когда ты захватишь девушку, понеси ее и пойди с ней в твою комнату и не показывай ей, что ты взял ее одежду".

И когда Хасан услышал слова своей сестры, его сердце успокоилось, и его страх утих, и прошли его страдания. И он поднялся на ноги и поцеловал свою сестру в голову и потом вышел и спустился из верхней части дворца, вместе со своей сестрой, и они проспали ночь, и Хасан боролся со своей душой, пока не наступило утро. А когда взошло солнце, он поднялся и открыл ту дверь и вышел наверх и сел, и сидел до времени ужина, и сестра принесла ему наверх поесть и попить и переменила на нем одежду, и он лег спать. И его сестра поступала с ним так каждый день, пока не начался новый месяц, и, увидав молодую луну, Хасан принялся поджидать девушек.

И когда это было так, они вдруг подлетели к нему, как молния, и, заметив их, Хасан спрятался в такое место, что он их видел, а они его не видели. И птицы опустились, и каждая из них села, и они сняли с себя одежду так же, как и та девушка, которую любил Хасан (а это было в месте близком от него), и потом она вошла в пруд, вместе со своими сестрами. И тут Хасан поднялся и пошел, понемногу-понемногу, прячась, и Аллах покрыл его, и он взял одежду, так что ни одна из девушек его не видела, и все они играли друг с другом и смеялись. А окончив играть, они вышли, и каждая из них надела свою одежду из перьев, и пришла возлюбленная Хасана, чтобы надеть свою одежду, и не нашла ее. И она стала кричать и бить себя по лицу и разорвала на себе нижнюю одежду, и ее сестры подошли к ней и спросили, что с ней, и она рассказала им, что ее одежда из перьев пропала, и они стали плакать и кричать и бить себя по лицу.

А когда наступила над ними ночь, они не могли оставаться с нею и оставили ее в верхней части дворца..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Ночь, дополняющая до семисот девяноста

Когда же настала ночь, дополняющая до семисот девяноста, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Хасан взял одежду девушки, она стала ее искать и не нашла, и ее сестры улетели и оставили ее одну. И когда Хасан увидел, что они улетели и скрылись от нее и исчезли из глаз, он прислушался и услышал, что девушка говорит: "О тот, кто взял мою одежду и оставил меня нагою! Прошу тебя, верни ее мне и прикрой мою срамоту. Да не даст тебе Аллах вкусить мою печаль!"

И когда Хасан услышал от нее такие слова, ум его был похищен страстью к девушке и усилилась его любовь к ней. И он не смог утерпеть и поднялся с места и побежал и бросился на девушку и схватил ее и потащил и спустился с ней вниз, и он принес ее к себе в комнату и набросил на нее свой плащ, а девушка плакала и кусала себе руки. И Хасан запер ее и пошел к своей сестре и осведомил ее о том, что получил девушку, завладел ею и снес ее вниз, в свою комнату, и сказал: "Она теперь сидит и плачет и кусает себе руки".

И, услышав слова Хасана, его сестра поднялась и пошла в комнату и, войдя к девушке, увидела, что она плачет и опечалена. И сестра Хасана поцеловала перед ней землю и приветствовала ее, и девушка сказала: "О царевна, разве делают люди, подобные вам, такие скверные дела с дочерьми царей? Ты ведь знаешь, что мой отец - великий царь и что все цари джиннов его боятся и страшатся его ярости, у него столько колдунов, мудрецов, кудесников, шайтанов и маридов, что не справиться с ними никому, и подвластны ему твари, числа которых не знает никто, кроме Аллаха. Как это подобает вам, о царские дочери, давать у себя приют мужчинам из людей и осведомлять их о наших обстоятельствах и ваших обстоятельствах. А иначе, откуда добрался бы до нас этот человек?" - "О царевна, - ответила сестра Хасана, - этот человек совершенен в благородстве и не стремится он к делу дурному. Он только любит тебя, и женщины сотворены лишь для мужчин. Если бы он не любил тебя, он бы из-за тебя не заболел, и его душа едва не покинула его тела из-за любви к тебе".

И она передала ей обо всем, что рассказал ей Хасан о своей страсти, и о том, что делали девушки, летая и умываясь, и из них всех ему никто не понравился, кроме нее, так как все они - ее невольницы, и она погружала их в пруд, и ни одна из девушек не могла протянуть к ней руку, и, услышав ее слова, царевна потеряла надежду освободиться. И сестра Хасана поднялась и вышла от нее и, принеся роскошную одежду, одела девушку, а потом она принесла ей кой-чего поесть и попить и поела вместе с нею и стала успокаивать ее душу и рассеивать ее страх. И она уговаривала ее мягко и ласково и говорила ей: "Пожалей того, кто взглянул на тебя одним взглядом и стал убитым любовью к тебе", - и успокаивала ее и умилостивляла, употребляя прекрасные слова и выражения. И девушка плакала, пока не взошла заря, и душа ее успокоилась, и она перестала плакать, когда поняла, что попалась и освобождение невозможно.

И тогда она сказала сестре Хасана: "О царевна, так судил Аллах моей голове, что буду я на чужбине и оторвусь от моей страны и родных и сестер. Но прекрасно терпение в том, что судил мой господь". И потом сестра Хасана отвела ей комнату во дворце, лучше которой там не было, и оставалась у нее, утешая ее и успокаивая, пока она не сделалась довольна, и ее грудь расправилась, и она засмеялась, и прошло ее огорчение и стеснение в груди из-за разлуки с ее близкими и родиной и разлуки с сестрами, родителями и царством.

И сестра Хасана вышла к нему и сказала: "Поднимайся, войди к ней в комнату и поцелуй ей руки и ноги". И Хасан вошел и сделал это, а потом он поцеловал девушку между глаз и сказал ей: "О владычица красавиц, жизнь души и услада взирающих, будь спокойна сердцем. Я взял тебя лишь для того, чтобы быть твоим рабом до дня воскресенья, а эта моя сестра - твоя служанка, и я, о госпожа, хочу только взять тебя в жены, по обычаю Аллаха и посланника его, и отправиться в мою страну, и будем мы с тобой жить в городе Багдаде, и я куплю тебе невольниц и рабов, и есть у меня мать из лучших женщин, которая будет служить тебе, и нет нигде страны прекраснее, чем наша страна, и все, что есть в ней, лучше, чем во всех других странах и у других людей. И ее жители и обитатели - хорошие люди со светлыми лицами".

И когда он развлекал девушку и разговаривал с нею, а она не обращалась к нему ни с одним словом, вдруг кто-то постучал в ворота дворца. И Хасан вышел посмотреть, кто у ворот, и вдруг оказалось, что это девушки вернулись с охоты и ловли. И Хасан обрадовался и встретил и приветствовал их, и девушки пожелали ему благополучия и здоровья, и Хасан тоже пожелал им этого, а потом они сошли с коней и вошли во дворец, и каждая из них пошла к себе в комнату и, сняв бывшие на ней поношенные одежды, облачилась в красивые материи. А они выезжали на охоту и ловлю и поймали много газелей, диких коров, зайцев, львов, гиен и других животных, и некоторых из них они привели на убой, а прочих оставили у себя во дворце. И Хасан стоял между ними и, затянув пояс, убивал для них, а девушки играли и веселились и радовались сильной радостью.

А когда покончили с убоем животных, девушки сели, чтобы приготовить что-нибудь на обед, и Хасан подошел к старшей девушке и поцеловал ее в голову и стал целовать в голову одну девушку за другой, и они сказали ему: "Ты слишком к нам снисходителен, о брат наш, и мы дивимся на твою крайнюю любовь к нам. Да не будет этого, о брат наш. Это мы должны так с тобой поступать,- ты ведь сын Адама, и они достойнее нас, а мы джинны". И глаза Хасана прослезились, и он заплакал сильным плачем, и девушки спросили его: "Что с тобой, о чем ты плачешь? Ты смутил нашу жизнь, заплакав в сегодняшний день, и похоже, что ты стосковался по твоей матери и твоей стране? Если дело обстоит так, мы тебя снарядим и отправимся с тобой на твою родину к любимым". - "Клянусь Аллахом, я желаю не разлуки с вами", - воскликнул Хасан. И девушки спросили: "Кто же из нас тогда тебя расстроил, что ты огорчился?" И Хасану было стыдно сказать: "Ничто меня не расстроило, кроме любви к девушке!" И он боялся, что сестры станут его порицать, и промолчал и не осведомил их ни о чем из своих обстоятельств.

И тогда его сестра поднялась и сказала им: "Он поймал птицу в воздухе и хочет, чтобы вы помогли ему ее приручить". И все девушки обратились к Хасану и сказали ему: "Мы все перед тобою, и чего бы ты ни потребовал, мы это сделаем. Но расскажи нам твою историю и не скрывай от нас ничего из твоих обстоятельств". И Хасан сказал своей сестре: "Расскажи им мою историю, мне стыдно, и я не могу обратиться к ним с такими словами..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот девяносто первая ночь

Когда же настала семьсот девяносто первая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Хасан сказал своей сестре: "Расскажи им мою историю, мне стыдно, и я не могу обратиться к ним с такими словами". И сестра Хасана сказала им: "О сестры, когда мы уехали и оставили этого беднягу одного, ему стало тесно во дворце, и он испугался, что кто-нибудь к нему войдет. Вы знаете, что ум у сыновей Адама легковесный, и он открыл дверь, ведущую на крышу дворца, когда стеснилась у него грудь и он остался один в одиночестве, и поднялся наверх и сидел там. И он оказался над долиной и стал смотреть в сторону ворот, боясь, что кто-нибудь направится ко дворцу, и в один из дней, когда он сидел, вдруг подлетели к нему десять птиц, направляясь ко дворцу. И они летели до тех пор, пока не сели у пруда, который над залой, и Хасан увидел птицу, которая была красивей всех, и она клевала других птиц, и ни одна из них не могла протянуть к ней руки, а затем птицы схватились когтями за воротники и, разодрав свои одежды из перьев, вышли из них, и каждая птица превратилась в девушку, подобную луне в ночь ее полноты. И они сняли бывшие на них одежды, - а Хасан стоял и смотрел на них, - и вошли в воду и принялись играть, и старшая девушка погружала их в воду, и ни одна из птиц не могла протянуть к ней руки, и эта девушка была прекраснее всех лицом и стройнее станом и на ней были самые чистые одежды. И девушки продолжали так играть, а Хасан стоял и смотрел на них, пока не приблизилась предвечерняя молитва, и потом они вышли из пруда и, надев нижнюю одежду, оделись в свои одежды из перьев и завернулись в них и улетели. И душа Хасана увлеклась ими и загорелось его сердце огнем из-за старшей птицы, и он раскаивался, что не украл ее одежды из перьев, и заболел и остался наверху, ожидая ее, и отказался от пищи, питья и сна и оставался там, пока не блеснул новый месяц. И когда он так сидел, птицы вдруг прилетели, по своему обычаю, и сняли одежду и вошли в пруд, и Хасан украл одежду старшей девушки, и, поняв, что она может летать только в ней, взял ее и спрятал, боясь, что девушки его заметят и убьют. И потом он подождал, пока птицы улетели, и поднялся и схватил девушку и спустился из верхней части дворца". - "А где она?" - спросили ее сестры. И она сказала: "Она у него, в такой-то комнате". - "Опиши ее нам, сестрица", - сказали девушки. И сестра Хасана молвила: "Она прекраснее, чем луна в ночь полнолуния, и лицо ее сияет ярче солнца; ее слюна слаще меда, ее стан стройнее ветви, у нее черные глаза, и светлый лик, и блестящий лоб, и грудь, подобная драгоценному камню, и соски, подобные двум гранатам, и щеки, точно два яблока, и живот со свернутыми складками, и пупок, точно шкатулка из слоновой кости, мускусом наполненная, и пара ног, словно мраморные столбы. Она захватывает сердце насурьмленным оком и тонкостью худощавого стана, и тяжелым задом, и речью, исцеляющей больного, она красива стройностью, прекрасна ее улыбка, и подобна она полной луне".

И когда девушки услышали это описание, они обратились к Хасану и сказали ему: "Покажи ее нам". И Хасан поднялся, взволнованный любовью, и шел, пока не привел их к комнате, где находилась царевна. И он отпер ее и вошел впереди девушек, и они вошли сзади него, и, увидев царевну и узрев ее красоту, они поцеловали перед ней землю и удивились красоте ее образа и ее прекрасным свойствам. И они приветствовали ее и сказали: "Клянемся Аллахом, о дочь царя величайшего. Это поистине вещь великая. Если бы ты слышала, какова слава этого юноши у женщин, ты бы дивилась на него весь твой век. Он привязан к тебе крайней привязанностью, но только, о царевна, он не ищет мерзости и добивается тебя лишь дозволенным образом. Если бы мы знали, что девушки могут обойтись без мужчин, мы удержали бы его от того, к чему он стремится, хотя он не посылал к тебе посланца, а пришел сам: и он нам рассказал, что сжег одежду из перьев, а не то мы бы ее у него взяли".

И затем одна из девушек сговорилась с царевной и приняла полномочие на заключепие брака, и заключила брак царевны с Хасаном, и тот взял ее за руку и вложил ее руку в свою, и девушка выдала ее за Хасана с ее дозволения, и устроили торжество, подобающее для царевен, и ввели Хасана к его жене. И Хасан поднялся, и открыл дверь, и откинул преграду, и сломал печать, и увеличилась его любовь к ней, и усилилось его влечение и страсть, и, достигнув желаемого, Хасан поздравил себя и произнес такие стихи:

"Чарует твой стройный стан, и черен твой томный взгляд, 
 И влагою прелести покрыто лицо твое. 

 Ты взорам моим предстала в виде прекраснейшем, 
 Ты яхонт наполовину, треть тебя - изумруд. 

 А пятая часть - то мускус; амбра - шестая часть, 
 И жемчугу ты подобна, нет, ты светлей его. 

 И Ева не родила подобных тебе людей, 
 И в вечных садах найти другую, как ты, нельзя. 

 Коль хочешь меня пытать, - обычай таков любви, 
 А хочешь меня простить, так выбор ведь дан тебе. 

 Земли украшение, желаний моих предел, 
 Кто против красы твоей, прекрасная, устоит?.."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот девяносто вторая ночь

Когда же настала семьсот девяносто вторая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Хасан вошел к царевне и уничтожил ее девственность, он насладился с нею великим наслаждением, и увеличилась его любовь и влеченье к ней. И он произнес о ней стихи, упомянутые выше, а девушки стояли у двери, и, услышав эти стихи, они сказали: "О царевна, ты слышала слова этого человека? Как ты упрекаешь нас, когда он произнес эти стихи из любви к тебе?"

И, услышав это, царевна повеселела, развеселилась и обрадовалась. И Хасан провел с нею сорок дней, счастливый и радостный, наслаждаясь и блаженствуя, и девушки каждый день доставляли ему новую радость и счастье, подарки и редкости, и он жил среди них в радости и веселье. И понравилось царевне жить с ними, и она забыла свою семью.

А потом, через сорок дней, Хасан спал и увидел свою мать, которая печалилась о нем, и кости ее стали тонки, и тело ее исхудало, и цвет ее лица пожелтел, и состояние ее изменилось, а он был в хорошем состоянии. И когда его мать увидела его в таком состоянии, она сказала ему: "О дитя мое, о Хасан, как ты живешь на свете, благоденствуя, и забыл меня? Посмотри, каково мне после тебя: я тебя не забываю, и язык мой не перестанет поминать тебя, пока я не умру. Я сделала тебе у себя в доме могилу, чтобы никогда не забыть тебя. Посмотреть бы, доживу ли я, о дитя мое, до того, что увижу тебя со мною и мы снова будем вместе, как были".

И Хасан пробудился от сна, плача и рыдая, и слезы текли по его щекам, как дождь, и стал он грустным и печальным, и слезы его не высыхали, и сон не шел к нему, и он не находил покоя, и не осталось у него терпения. А когда наступило утро, вошли к нему девушки и пожелали ему доброго утра и стали с ним забавляться по своему обычаю, но Хасан не обращал на них внимания. И они спросили его жену, что с ним, и она ответила: "Не знаю". И тогда девушки сказали ей: "Спроси его, что с ним?" И царевна подошла к нему и спросила: "Что случилось, о господин мой?" И Хасан вздохнул и затосковал и рассказал ей, что он видел во сне, а потом он произнес такие два стиха:

 "Смущены мы, что делать нам, мы не знаем, 
 И к сближенью желанному нет дороги. 

 Умножает над нами жизнь беды страсти, 
 Что легко в ней, то кажется нам тяжелым".

И жена Хасана рассказала девушкам, что он ей говорил, и, услышав эти стихи, они пожалели Хасана в его положении и сказали: "Сделай милость! Во имя Аллаха! Мы не властны запретить тебе посетить твою мать, а напротив, поможем тебе в посещении ее всем, чем можем. Но тебе следует не забывать нас и посещать хотя бы один раз в год". И Хасан ответил: "Слушаю и повинуюсь!"

И девушки тотчас же поднялись и приготовили ему пищу и снабдили новобрачную одеждами, украшениями и всякими дорогими вещами, перед которыми бессильны описания, и приготовили Хасану редкости, которые не могут перечислить перья. И потом они ударили в барабан, и пришли к ним отовсюду верблюды, и они выбрали из них нескольких, чтобы везти все то, что они собрали, и посадили девушку с Хасаном и погрузили с ними двадцать пять престолов золотых и пятьдесят серебряных. И они ехали с ними три дня, покрыв расстояние в три месяца, а затем простились с уезжавшими и хотели возвратиться. И маленькая сестра Хасана обняла его и плакала, пока ее не покрыло беспамятство, а очнувшись, она произнесла такие два стиха:

 "Пусть вовсе не будет дня разлуки - 
 Для глаз не оставил он дремоты! 

 Расстаться заставил нас с тобою, 
 И силы разрушили нам, и тело".

А окончив свои стихи, сестра Хасана простилась с ним и подтвердила, что, когда он достигнет своей страны и встретится с матерью и его сердце успокоится, он не должен лишать свою сестру встречи с ним один раз в шесть месяцев, и сказала ему: "Когда что-нибудь тебя озаботит или ты испугаешься дурного, ударь в барабан мага: к тебе явятся верблюды. И ты садись и возвращайся к нам и не оставайся вдали от нас". И Хасан поклялся ей в этом и стал заклинать девушек, чтобы они воротились, и девушки воротились, попрощавшись с Хасаном, и были опечалены разлукой с ним, и больше всех печалилась его маленькая сестра - она не находила покоя, и терпение ей не повиновалось, и она плакала ночью и днем.

Вот что было с ними. Что же касается Хасана, то он ехал все ночи и дни, пересекая со своей женой степи и пустыни, долины и кручи, в полдневный зной и на заре, и предначертал им Аллах благополучие, и они уцелели и достигли города Басры и ехали до тех пор, пока не поставили своих верблюдов на колени у ворот дома Хасана. И потом Хасан отпустил верблюдов и подошел к воротам, чтобы отпереть их, и услышал, что его мать плачет тоненьким голосом, исходящим из истомленного сердца, вкусившего пытку огнем, и произносит такие стихи:

 "О, кто может сон вкусить, когда и дремоты нет, 
 И ночью он бодрствует, а люди заснули. 

 И деньги и славу он имел, и велик он был, 
 И стал одиноким он в стране чужеземцев. 

 Меж ребер его горящий уголь, и тихий стон, 
 И горесть великая - сильней не бывает. 

 Волненье владеет им, волненье ведь властелин, 
 И плачет, страдая, он, но стоек в страданьях. 

 Его состояние в любви повествует нам, 
 Что грустен, печален он, а слезы - свидетель".

И Хасан заплакал, услышав, что его мать плачет и рыдает, а затем он постучал в ворота устрашающим стуком. И его мать спросила: "Кто у ворот?" И Хасан ответил ей: "Открывай!" И она открыла ворота и посмотрела на Хасана и, узнав его, упала, покрытая беспамятством. И Хасан до тех пор ухаживал за ней, пока она не очнулась, и тогда он обнял ее, и она обняла его и стала целовать. И потом он принялся переносить вещи и пожитки внутрь дома, а молодая женщина смотрела на Хасана и его мать. И мать Хасана, когда ее сердце успокоилось и Аллах свел ее с сыном, произнесла такие стихи:

 "Пожалело время меня теперь 
 И скорбит о том, что в огне горю. 

 Привело оно, что хотела я, 
 Прекратило то, что страшит меня, 

 Я прощу ему прегрешения. 
 Совершенные в годы прошлые, 

 И прощу ему также тот я грех, 
 Что седа теперь голова моя..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот девяносто третья ночь

Когда же настала семьсот девяносто третья ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что мать Хасана села с ним и они принялись разговаривать, и мать стала его спрашивать: "Каковы были твои дела с персиянином, о дитя мое?" И Хасан отвечал ей: "О матушка, он был не персиянин, нет, он был маг и поклонялся огню вместо всевластного владыки".

И он рассказал ей, что персиянин с ним сделал, и как он уехал с ним и положил его в шкуру верблюда и зашил его в нее, и понесли его птицы и положили на гору. И рассказал ей, что он видел на горе мертвых людей, с которыми маг устраивал хитрости и оставлял их на горе после того, как они исполняли его желания, и поведал, как он кинулся в море с вершины горы, и сохранил его Аллах великий и привел во дворец девушек, и как одна из девушек побраталась с ним, и он жил с девушками, и как Аллах привел мага в то место, где он находился, и как он убил его. И рассказал ей о своей любви к девушке и о том, как он поймал ее, и сообщил матери всю ее историю до того, как Аллах свел их друг с другом.

И, услышав эту историю, его мать удивилась и прославила великого Аллаха за здоровье и благополучие Хасана, а затем она подошла ко вьюкам и посмотрела на них и спросила про них Хасана. И Хасан рассказал ей, что в них находится, и она обрадовалась великой радостью. И она подошла к молодой женщине и стала приветливо с ней разговаривать, и когда ее взоры упали на эту женщину, ум ее был ошеломлен ее красотой, и она радовалась и дивилась красоте женщины и ее прелести, и стройности, и соразмерности. "О дитя мое, - сказала она потом, - хвала Аллаху за благополучие и за то, что ты вернулся невредимый!" И затем мать Хасана села рядом с женщиной и стала ее развлекать и успокаивать ее душу, а утром следующего дня она пошла на рынок и купила десять перемен самого лучшего, какое было в городе, платья, и принесла девушке великолепные ковры и одела ее и убрала всякими красивыми вещами. А затем она обратилась к своему сыну и сказала: "О дитя мое, мы с такими деньгами не можем жить в этом городе. Ты знаешь, что мы бедняки, и люди заподозрят нас в том, что мы делаем алхимию. Встанем же и отправимся в город Багдад, Обитель Мира, - чтобы жить в святыне халифа. И ты будешь сидеть в лавке и продавать и покупать, опасаясь Аллаха, великого, славного, и откроет тебе Аллах удачу этим богатством".

И, услышав слова своей матери, Хасан нашел их правильными, и тотчас же поднялся и вышел от нее и продал дом и, вызвав верблюдов, нагрузил на них все свои богатства и мать и жену, и поехал. И он ехал до тех пор, пока не доехал до Тигра, и тогда он нанял корабль в Багдад и перенес на него все свои богатства и вещи, и мать, и жену, и все, что у него было. И затем он сел на корабль, и корабль плыл с ними, при хорошем ветре, в течение десяти дней, пока они не приблизились к Багдаду. И, приблизившись к Багдаду, они обрадовались, и корабль подошел с ними к городу. И Хасан, в тот же час и минуту, отправился в город и нанял склад в одном из ханов, а потом он перенес туда свои вещи с корабля и пришел и провел одну ночь в хане. А наутро он переменил бывшую на нем одежду, и посредник, увидав его, спросил, что ему нужно и что он хочет, и Хасан сказал: "Я хочу дом, который был бы прекрасен, просторен". И посредник показал ему дома, о которых он знал. И Хасану понравился один дом, принадлежавший кому-то из везирей, и он купил его за сто тысяч золотых динаров и отдал посреднику его цену. А затем он вернулся в хан, в котором остановился, и перенес все свои богатства и вещи в тот дом, и пошел на рынок, и взял то, что было нужно для дома из посуды, ковров и другого, и купил слуг, в числе которых был маленький негр для дома.

И он спокойно прожил со своей женой самой сладостной жизнью, в радости, три года, и ему досталось от нее два мальчика, и одного из них он назвал Насиром, а другого - Мансуром. А после этого времени он вспомнил своих сестер-девушек и вспомнил о их благодеяниях и как они помогали ему в том, к чему он стремился, и его потянуло к ним. И он вышел на рынки города и купил там дорогих украшений и материй и сухих плодов, подобных которым они никогда не видали и не знали.

И когда его мать спросила его о причине покупки этих редкостей, он сказал ей: "Я намерен поехать к моим сестрам, которые сделали мне всякое добро. Ведь достаток, в котором я живу, - от их благодеяний и милостей. Я хочу к ним поехать и посмотреть на них и скоро вернусь, если захочет Аллах великий". - "О дитя мое, - сказала ему мать, - не пропадай". И Хасан сказал: "Знай, о матушка, как тебе поступать с моей женой. Ее одежда из перьев - в сундуке, зарытом в землю; береги же ее, чтобы моя жена ее не нашла. А не то она возьмет ее и улетит, вместе с детьми, и они исчезнут, и я не смогу напасть на весть о них и умру из-за них в тоске. Знай, о матушка, я предостерегаю тебя, чтобы ты ей об этом не говорила. И знай, что она дочь царя джиннов, и нет среди царей джиннов никого больше ее отца и богаче его войсками и деньгами. Знай также, что она - госпожа своего племени и дороже всех для отца, так что она очень горда душою. Служи же ей ты сама и не позволяй ей выходить за ворота и выглядывать из окна или из-за стены: я боюсь для нее даже воздуха, когда он веет, и если с ней случится дело из дел земной жизни, я убью себя из-за нее". - "Храни Аллах от ослушания тебя, о дитя мое! - сказала мать Хасана. - Бесноватая я разве, чтобы ты дал мне такое наставление, и я бы тебя ослушалась? Поезжай, о дитя мое, и будь спокоен душой. Ты вернешься во благе и увидишь ее, если захочет Аллах великий, и она расскажет тебе, что у нее со мной было. Но только, о дитя мое, не сиди там больше времени, чем нужно на дорогу..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот девяносто четвертая ночь

Когда же настала семьсот девяносто четвертая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Хасан захотел поехать к девушкам, он наказал своей матери беречь его жену, как мы упоминали, и его жена, по предопределенному велению, слышала, что он говорил матери, а они этого не знали.

И потом Хасан поднялся и вышел за город и постучал в барабан, и явились к нему верблюды, и он погрузил двадцать тюков редкостей из Ирака и простился со своей матерью и женой и детьми, и одному из его детей было жизни год, а другому - два года. И Хасан снова обратился к своей матери и еще раз дал ей наставление, а потом он сел и поехал к своим сестрам и непрестанно, ночью и днем, ехал по долинам, горам, гладям и кручам в течение десяти дней. А на одиннадцатый день он приехал ко дворцу и вошел к своим сестрам, неся с собою то, что он им привез. И, увидав его, девушки обрадовались и поздравили его со спасением, а что касается его маленькой сестры, то она украсила дворец и снаружи и внутри. И затем они взяли подарки и сложили их в комнате, как обычно, и спросили Хасана про его мать и жену, и он рассказал им, что жена родила от него двоих сыновей. И когда его маленькая сестра увидала, что Хасан здоров и благополучен, она сильно обрадовалась и произнесла такой стих:

 "И спрашиваю я ветр про вас, как проходит он, 
 И в сердце моем другой, чем вы, не является". 

И Хасан провел у них в гостях, пользуясь почетом, три месяца, и он радовался, веселился, блаженствовал и наслаждался, занимаясь охотой и ловлей, и вот какова была его история.

Что же касается истории его матери и жены, то, когда Хасан уехал, жена его провела с его матерью один день и другой, а на третий день она сказала ей: "Слава Аллаху! Неужели я живу с ним три года, не ходя в баню", - и заплакала. И мать Хасана пожалела ее и сказала: "О дочка, мы здесь чужеземцы, и твоего мужа нет в городе. Будь он здесь, он бы позаботился услужить тебе, а что до меня, то я никого не знаю. Но я погрею тебе воды, о дочка, и вымою тебе голову в домашней бане". - "О госпожа! - воскликнула жена Хасана, - если бы ты сказала эти слова какой-нибудь из невольниц, она бы потребовала, чтобы ты продала ее на рынке, и не стала бы жить у вас. Но мужчинам, о госпожа, простительно, так как они ревнивы и их ум говорит им, что, если женщина выйдет из дома, она, может быть, сделает мерзость. А женщины, о госпожа, не все одинаковы, и ты знаешь, что, если у женщины есть какое-нибудь желание, ее никто не осилит и не убережет и не охранит и не удержит ее ни от бани, ни от чего другого, и она сделает все, что изберет".

И потом она стала плакать и проклинать себя и причитать о себе и о своем изгнании, и мать ее мужа сжалилась над ее положением и поняла, что все, что она говорила, неизбежно случится. И она поднялась и приготовила вещи для бани, которые были им нужны, и, взяв с собою жену Хасана, пошла в баню. И когда они пришли в баню и сняли одежду, все женщины стали смотреть на жену Хасана и прославлять Аллаха - велик он и славен! - и рассматривать созданный им прекрасный образ. И каждая женщина, которая проходила мимо бани, стала заходить в нее и смотреть на жену Хасана. И распространилась по городу молва о ней, и столпились вокруг нее женщины, так что в бане нельзя было пройти из-за множества бывших там женщин.

И случилось по дивному делу, что пришла в этот день в баню невольница из невольниц повелителя правоверных Харуна ар-Рашида, по имени Тухфа-лютнистка. И увидела она, что женщины столпились и что в бане не пройдешь из-за множества женщин и девушек, и спросила в чем дело, и ей рассказали про ту женщину. И невольница подошла к ней и взглянула на нее и всмотрелась в нее, и ее ум смутился от ее красоты и прелести, и она прославила Аллаха - да возвысится величие его! - за созданные им прекрасные образы. И она не вошла в парильню и не стала мыться, а только сидела и смотрела, ошеломленная, на ту женщину, пока она не кончила мыться, и когда она вышла и надела свои одежды, она прибавила красоты к своей красоте. И, выйдя из парильни, жена Хасана села на ковры и на подушки, и женщины стали смотреть на нее, и она взглянула на них и вышла.

И Тухфа-лютнистка, невольница халифа, поднялась и шла за нею, пока не узнала, где ее дом. И тогда она простилась с нею и пошла обратно во дворец халифа. И она шла до тех пор, пока не пришла к Ситт-Зубейде (Ситт-Зубейда - любимая жена Харуна ар-Рашида.). И тогда она поцеловала перед нею землю, и Ситт-Зубейда спросила: "О Тухфа, почему ты замешкалась в бане?" - "О госпожа, - ответила девушка, - я видела чудо, подобного которому не видала ни среди мужчин, ни среди женщин, и это оно отвлекло меня и ошеломило мне разум и так смутило меня, что я не вымыла себе головы". - "А что это за чудо, о Тухфа?" - спросила Ситт-Зубейда. И невольница ответила: "О госпожа, я видела в бане женщину, с которой было два маленьких мальчика, точно пара лун, и никто не видел ей подобной ни до нее, ни после нее, и нет подобного ее образу во всем мире. Клянусь твоей милостью, о госпожа, если бы ты осведомила о ней повелителя правоверных, он бы убил ее мужа и отнял бы ее у него, так как не найдется среди женщин ни одной такой, как она. Я спрашивала, кто ее муж, и мне сказали, что ее муж - купец по имени Хасан басрийский. И я провожала эту женщину от выхода из бани до тех пор, пока она не вошла в свой дом, и увидела, что это дом везиря, у которого двое ворот, - ворота со стороны моря и ворота со стороны суши. И я боюсь, о госпожа, что услышит о ней повелитель правоверных и нарушит закон и убьет ее мужа и женится на ней..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот девяносто пятая ночь

Когда же настала семьсот девяносто пятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что невольница повелителя правоверных, увидав жену Хасана басрийского, описала ее красоту Ситт-Зубейде и сказала: "О госпожа, я боюсь, что услышит о ней повелитель правоверных и нарушит закон и убьет ее мужа и женится на ней". И Ситт-Зубейда воскликнула: "Горе тебе, о Тухфа! Разве дошли красоты и прелести этой девушки до того, что повелитель правоверных продаст свою веру за земные блага и нарушит из-за нее закон? Клянусь Аллахом, я непременно должна посмотреть на эту женщину, и если она не такова, как ты говорила, я велю отрубить тебе голову. О распутница, во дворце повелителя правоверных триста шестьдесят невольниц, по числу дней в году, и нет ни у одной из них тех качеств, о которых ты упоминаешь!" - "О госпожа, - ответила Тухфа, - клянусь Аллахом, нет, и нет подобной ей во всем Багдаде; и даже больше - нет такой женщины среди неарабов и среди арабов, и не создал Аллах - велик он и славен! - такой, как она!"

И тогда Ситт-Зубейда позвала Масрура, и тот явился и поцеловал землю меж ее руками, и Зубейда сказала ему: "О Масрур, ступай в дом везиря - тот, что с двумя воротами - ворота со стороны моря и ворота со стороны суши, - и приведи мне поскорее женщину, которая там живет - ее, и ее детей, и старуху, которая с нею, и не мешкай". И Масрур отвечал: "Внимание и повиновение!"-и вышел от Зубейды.

И он шел, пока не дошел до ворот того дома и постучал в ворота, и вышла к нему старуха, мать Хасана, и спросила: "Кто у ворот?" И Масрур ответил: "Масрур, евнух повелителя правоверных". И старуха открыла ворота, и Масрур вошел и пожелал ей мира, и мать Хасана возвратила ему пожелание и спросила его, что ему нужно. И Масрур сказал ей: "Ситт-Зубейда, дочь аль-Касима, жена повелителя правоверных Харуна ар-Рашида, шестого из сыновей аль-Аббаса, дяди пророка, - да благословит его Аллах и да приветствует! -зовет тебя к себе, вместе с женой твоего сына и ее детьми, и женщины рассказали ей про нее и про ее красоту". - "О Масрур, - сказала ему мать Хасана, - мы люди иноземные, и муж этой женщины - мой сын. Его нет в городе, и он не велел ни мне, ни ей выходить ни к кому из созданий Аллаха великого, и я боюсь, что случится какое-нибудь дело, и явится мой сын и убьет себя. Будь же милостив, о Масрур, и не возлагай на нас того, что нам невмочь". - "О госпожа моя, если бы я знал, что в этом есть для вас страшное, я бы не заставлял вас идти, но Ситт-Зубейда хочет только посмотреть на нее, и она вернется. Не прекословь же, - раскаешься. Как я вас возьму, так и возвращу вас сюда невредимыми, если захочет Аллах великий".

И мать Хасана не могла ему перечить и вошла и приготовила женщину и вывела ее, вместе с ее детьми, и они пошли сзади Масрура - а он шел впереди них - во дворец халифа. И Масрур вошел с ними и поставил их перед Ситт-Зубейдой, и они поцеловали землю меж ее руками и пожелали ей блага, и молодая женщина была с закрытым лицом. И Ситт-Зубейда спросила ее: "Не откроешь ли ты своего лица, чтобы я на него посмотрела?" И женщина поцеловала перед нею землю и открыла лицо, которое смущает луну на краю неба. И когда Ситт-Зубейда увидела эту женщину, она пристально посмотрела на нее и прогулялась по ней взором, и дворец осветился ее светом и сиянием ее лица, и Зубейда оторопела при виде ее красоты, как и все, кто был во дворце, и все, кто увидел ее, стали одержимыми и не могли ни с кем говорить.

И Ситт-Зубейда встала и поставила женщину на ноги и прижала ее к груди и посадила с собою на ложе и велела украсить дворец. А затем она приказала принести платье из роскошнейших одежд и ожерелье из самых дорогих камней и надела это на женщину и сказала ей: "О владычица красавиц, ты понравилась мне и наполнила радостью мне глаза. Какие ты знаешь искусства?" - "О госпожа, - отвечала женщина, - у меня есть одежда из перьев, и если бы я ее перед тобой надела, ты бы увидела наилучшее искусство и удивилась бы ему". - "А где твоя одежда?" - спросила Ситт-Зубейда. И женщина ответила: "Она у матери моего мужа. Попроси у нее для меня". - "О матушка, - сказала тогда Ситт-Зубейда, - заклинаю тебя моей жизнью, сходи и принеси ее одежду из перьев, чтобы она показала нам, что она сделает, а потом возьми ее снова". - "О госпожа, - ответила старуха, - она лгунья! Разве ты видела, чтобы у какой-нибудь женщины была одежда из перьев? Это бывает только у птиц". И женщина сказала Ситт-Зубейде: "Клянусь твоей жизнью, о госпожа, у нее есть моя одежда из перьев, и она в сундуке, что зарыт в кладовой нашего дома".

И тогда Зубейда сняла с шеи ожерелье из драгоценных камней, стоящее сокровищниц Кисры и кесаря, и сказала: "О матушка, возьми это ожерелье". И она подала ожерелье старухе и добавила: "Заклинаю тебя жизнью, сходи и принеси эту одежду, чтобы мы посмотрели на нее, а потом возьми ее". И мать Хасана стала клясться, что она не видела этой одежды и не знает к ней дороги. И тогда Ситт-Зубейда закричала на старуху и взяла у нее ключ и позвала Масрура и, когда тот явился, сказала ему: "Возьми этот ключ, ступай в их дом, отопри его и войди в кладовую, у которой такая-то и такая-то дверь, и посредине нее стоит сундук. Вынеси его и взломай и возьми одежду из перьев, которая лежит в нем и принеси ее ко мне..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот девяносто шестая ночь

Когда же настала семьсот девяносто шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Ситт-Зубейда взяла у матери Хасана ключ и отдала его Масруру и сказала: "Возьми этот ключ, отопри такую-то кладовую, вынеси оттуда сундук, взломай его, вынь одежду из перьев, которая в нем лежит, и принеси ее мне". И Масрур отвечал: "Внимание и повиновение!" - и взял ключ из рук Ситт-Зубейды и отправился. И старуха тоже вышла, с плачущими глазами, и раскаивалась, что послушалась женщины и пошла с ней в баню, а женщина и потребовала бани только из хитрости. И старуха вошла с Масруром и открыла дверь в кладовую, и Масрур вошел и вынес сундук и вынул оттуда рубашку из перьев и, завернув ее в платок, принес ее к Ситт-Зубейде. И она взяла одежду и стала ее поворачивать, дивясь, как она хорошо сделана.

А потом она подала ее жене Хасана и спросила: "Это ли твоя одежда из перьев?" - "Да, о госпожа", - ответила женщина и протянула руку и взяла одежду, радуясь, и потом она осмотрела ее и увидела, что она в целости, такая же, какою была на ней, и из нее не пропало ни одного перышка. И она обрадовалась и поднялась, оставив Ситт-Зубейду, и взяла рубашку и развернула ее и взяла своих детей в объятия и завернулась в одежду и стала птицей по могуществу Аллаха, великого славного. И Ситт-Зубейда удивилась этому, как и все, кто присутствовал, и все дивились тому, что делает жена Хасана. А молодая женщина стала раскачиваться и прошлась и поплясала и поиграла, и присутствующие уставились на нее, удивленные ее поступками, а потом она сказала им на ясном языке: "О господа, это прекрасно?" - "Да, о владычица красавиц, все, что ты сделала, - прекрасно", - ответили присутствующие. И она сказала: "А то, что я сделаю, - еще лучше, о господа!"

И она в тот же час и минуту распахнула крылья и полетела со своими детьми и оказалась под куполом дворца и встала на крышу комнаты. И присутствующие смотрели на нее во все глаза и говорили: "Клянемся Аллахом, поистине это искусство дивное и прекрасное, которого мы никогда не видели!" А женщина, когда ей захотелось улететь в свою страну, вспомнила Хасана и сказала: "Слушайте, о господа мои, - и произнесла такие стихи:

 О, кто оставил край наш и уехал 
 К любимым, и спешил он, убегая! 

 Ужель ты думал, что с вами мне прекрасно 
 И жизнь у вас от горестей свободна? 

 Как попала в плен и запуталась я в сетях любви, 
 Мне любовь тюрьма, и место мое - далеко. 

 Как одежду спрятал, уверился и подумал он, 
 Что не кляну его перед единым. 

 И беречь ее он наказывал своей матери 
 В кладовой своей, и жесток он был и злобен. 

 И услышала разговор я их и запомнила, 
 И ждала я благ и великих и обильных, 

 И пошла я в баню, и было это способом, 
 И все умы красой моей смутились. 

 И жена Рашида дивилась тоже красе моей, 
 И справа осмотрев меня и слева. 

 Я крикнула: "Жена халифа, у меня 
 Одежда есть роскошная из перьев. 

 Будь на мне она, ты увидела бы диковины, 
 Что стирают горе и гонят прочь печали". 

 И жена халифа меня спросила: "Где она?" 
 И ответила я: "В доме моем прежнем". 

 И Масрур пошел и принес одежду пернатую, 
 И вдруг она сиянья все затмила. 

 И взяла ее я из рук его и увидела, 
 Что и пуговки и сама она в порядке. 

 И закуталась я в одежду, взяв сыновей с собой, 
 Развернула крылья и быстро полетела. 

 О мужа мать, когда придет, скажи ему: 
 "Если нас он любит, расстанется пусть с домом". 

А когда она окончила свои стихи, Ситт-Зубейда сказала ей: "Не опустишься ли ты к нам, чтобы мы насладились твоей красотой, о владычица красавиц. Хвала тому, кто дал тебе красоту и красноречие". Но жена Хасана воскликнула: "Не бывать тому, чтобы вернулось минувшее, - и потом сказала матери Хасана, бедного и печального: - Клянусь Аллахом, о госпожа, о Умм-Хасан, ты заставишь меня тосковать. Когда придет Хасан и продлятся над ним дни разлуки и захочет он близости и встречи и потрясут его ветры любви и томления, пусть он придет ко мне на острова Вак!"

И потом она улетела со своими детьми и направилась в свою страну. И когда мать Хасана увидела это, она заплакала и стала бить себя по лицу и так рыдала, что упала без памяти. А когда она очнулась, Ситт-Зубейда сказала ей: "О госпожа моя паломница, я не знала, что это случится, и если бы ты мне о ней рассказала, я бы тебе не противилась. Я узнала, что она из летающих джиннов только сейчас, и знай я, что она такого рода, я бы не дала ей надеть одежду и не позволила бы ей взять детей. Но освободи меня от ответственности, о госпожа!" И старуха сказала (а она не нашла в руках хитрости): "Ты не ответственна!" - и вышла из халифского дворца и шла до тех пор, пока не вошла в свой дом.

И она стала так бить себя по лицу, что ее покрыло беспамятство, а очнувшись от забытья, она начала тосковать по женщине и ее детям, и ей захотелось увидеть своего сына, и она произнесла такие стихи:

 "В разлуки день уход ваш вызвал слезы 
 От горя, что из мест родных ушли вы. 

 И крикнула от мук любви я с горестью 
 (А слезы плача разъели мне ланиты): 

 "Вот расстались мы, но будет ли возвращение?" 
 Разлука уничтожила всю скрытность! 

 О, если бы вернулись они к верности! 
 Коль они вернутся, вернется время счастья".

И потом она поднялась и вырыла в доме три могилы и сидела над ними, плача, в часы ночи и части дня, а Когда продлилось отсутствие ее сына и увеличилась ее тревога, тоска и печаль, она произнесла такие стихи:

 "Твой призрак меж закрытых век я вижу, 
 В движенье и в покое тебя помню. 

 Любовь к тебе в костях моих так льется, 
 Как льется сок в плодах и гибких ветках. 

 В тот день, как нет тебя, мне грудь сжимает, 
 И скорбь мою прощает мне хулитель. 

 О ты, любовь к кому владеет мною 
 И от любви сильней мое безумье, 

 Побойся милостивого, будь кроток - 
 В любви к тебе погибель я вкусила..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот девяносто седьмая ночь

Когда же настала семьсот девяносто седьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что мать Хасана стала плакать в часы ночи и части дня из-за разлуки со своим сыном и его женой и детьми, и вот то, что было с нею.

Что же касается до ее сына Хасана, то когда он приехал к девушкам, те стали его заклинать, чтобы он провел у них три месяца, а после этого они собрали для него денег и приготовили ему десять тюков - пять с золотом и пять с серебром, - и приготовили один тюк припасов и отправили его и выехали с ним. И Хасан стал заклинать их воротиться, и они начали обниматься на прощанье, и младшая девушка подошла к Хасану и обняла его и плакала, пока ее не покрыло беспамятство, а потом она произнесла такие два стиха:

 "Угаснет когда огонь разлуки вблизи от вас, 
 И страсть успокою я, и будем мы вместе вновь?

 Страшит меня день разлуки с вами и мучает, 
 Прощанье же лишь сильней, владыки, ослабило".

И подошла к нему вторая девушка и обняла его и сказала такие два стиха:

 "Прощаться с тобою, - как с жизнью прощаться, 
 Тебя потерять - потерять всех друзей! 

 Отъезд твой мне душу огнем прожигает, 
 А близость твоя - в ней скрывается рай!"

И подошла к нему третья девушка и обняла его и произнесла такие два стиха:

 "Мы прощанье оставили в день разлуки 
 Не по лени, и нет дурной здесь причины. 

 Ты - мой дух ведь, поистине, несомненно, 
 Как мне с духом хотеть моим распрощаться?"

И подошла четвертая девушка и обняла его и произнесла такие два стиха:

 "Заставляет плакать рассказ меня о разлуке с ним, 
 Рассказал его потихоньку мне при прощанье он. 

 Он - жемчуг тот, что доверила я ушам моим, 
 И я выпила в виде слез его из очей моих". 

И потом подошла пятая девушка и обняла Хасана и произнесла такие два стиха:

 "Не трогайся, - ведь без вас не будет мне стойкости, 
 Проститься чтоб я могла теперь с отъезжающим, 

 Терпения больше нет, чтоб встретить разлуку нам, 
 И слез уже нет, чтобы их пролить на кочевья след".

И потом подошла к нему шестая девушка и обняла его и сказала такие два стиха:

 "Сказала я, как уехал караван их 
 (А страсть из тела мне вырывала душу): 

 "Когда бы был властелин со мною могучий, 
 Все корабли я б силой захватила". 

И потом подошла седьмая девушка и обняла Хасана и сказала такие два стиха:

"Увидишь прощанье ты - будь стоек, 
 И пусть не страшит тебя разлука! 

 И жди возвращения ты вскоре - 
 "Прощанье" прочти назад: "вернулись".

( То есть прочти слово "прощанье" в обратном порядке букв (для арабов - слева направо), получится слово "вернулись".)

И еще такие стихи:

 "Я печалился, что расстался с вами и вы вдали, 
 Нет силы в сердце, чтоб проститься с вами мне, 

 Аллах лишь знает, что прощаться я не стал, 
 Боясь, что сердце мне растопит боль". 

И Хасан простился с девушками и плакал, пока не лишился чувств по причине разлуки с ними, и потом он произнес такие стихи:

 "В день разлуки струи из глаз моих потекли чредой. 
 Как жемчужины, - ожерелья их я из слез низал. 

 Ушел погонщик и их увел, и не мог найти 
 Я ни стойкости, ни терпения, ни души моей. 

 Я простился с ними, затем ушел с моей горестью, 
 И оставил я прежних встреч места и свой стан забыл. 

 И вернулся я, позабыв дорогу, и буду я 
 Лишь тогда спокоен, когда, вернувшись, увижу вас. 

 О друг, к рассказам о любви прислушайся - 
 Не годится сердцу не внять тому, что скажу тебе. 

 О душа моя -коль рассталась с ними, расстанься же 
 С наслажденьем жизнью и вечности не желай себе".

И затем он ускорял ход ночью и днем, пока не прибыл в Багдад, Обитель Мира и святыню халифата Аббасидов, и не узнал о том, что случилось после его отъезда. И он вошел в дом и пришел к своей матери, чтобы ее приветствовать, и увидел, что ее тело похудало и кости ее стали тонкими от великих рыданий, бессонницы, плача и стонов, так что она сделалась подобна зубочистке и не могла отвечать на слова. И Хасан отпустил верблюдов и подошел к своей матери и спросил ее про жену и детей, и старуха так заплакала, что ее покрыло беспамятство, и, увидав, что она в таком состоянии, Хасан стал ходить по дому и искать свою жену и детей, но не нашел и следа их.

И потом он посмотрел в кладовую и увидел, что она открыта и сундук открыт, и не нашел в нем одежды. И тогда он понял, что его жена завладела одеждой из перьев и взяла ее и улетела, взяв с собой своих детей. И он вернулся к своей матери и, увидев, что она очнулась от обморока, спросил ее, где его жена и дети, и старуха заплакала и воскликнула: "О дитя мое, да увеличит Аллах за них твою награду! Вот три их могилы!" И, услышав слова своей матери, Хасан вскрикнул великим криком и упал, покрытый беспамятством, и оставался в обмороке с начала дня до полудня. И прибавилось горя к горю его матери, и она потеряла надежду, что Хасан будет жить. А очнувшись, Хасан принялся плакать и бить себя по лицу и разорвал свою одежду и начал в смятении кружить по дому и произнес такие два стиха:

 "Таю я к ним любовь, покуда можно, 
 Но пламя страсти все не потухает. 

 Кому разбавлен был огонь любовный? 
 Я пил любовь без примеси без всякой".

И еще:

"И до меня разлуки горесть знали, 
 Ее боялся и живой и мертвый, 

 Но то, что затаили мои ребра, - 
 Я этого не видел и не слышал". 

А окончив свои стихи, он взял меч и обнажил его и, придя к своей матери, сказал ей: "Если ты не осведомишь меня об истине в этом деле, я отрублю тебе голову и убью себя!" И его мать воскликнула: "О дитя мое, не делай этого! Я расскажу тебе. Вложи меч в ножны и садись, и я расскажу тебе, что случилось", - сказала она потом.

И когда Хасан вложил меч в ножны и сел с нею рядом, она повторила ему эту историю с начала до конца и сказала: "О дитя мое, если бы я не увидела, что она плачет и требует бани, и не побоялась, что ты приедешь и она тебе пожалуется и ты на меня рассердишься, я бы не пошла с ней в баню, и если бы Ситт-Зубейда не рассердилась на меня и не взяла от меня ключ силой, я бы не вынула одежду, даже если бы умерла. Но ты знаешь, о дитя мое, что нет руки, длинней руки халифа. И когда принесли одежду, твоя жена взяла ее и осмотрела, и она думала, что на ней чего-нибудь не хватает, но увидала, что с одеждой ничего не случилось. И тогда она обрадовалась и, взяв детей, привязала их к себе к поясу и надела одежду из перьев после того, как Ситт-Зубейда сняла для нее с себя все, что на ней было, в уваженье к ней и к ее красоте. А твоя жена, надев одежду из перьев, встряхнулась и превратилась в птицу и стала ходить по дворцу, и все на нее смотрели и дивились на ее красоту и прелесть, а потом она полетела и оказалась на верху дворца и посмотрела на меня и сказала: "Когда твой сын вернется и покажутся ему долгими ночи разлуки, и захочет он близости со мной и встречи, и закачают его ветры любви и томления, пусть оставит родину и отправится на острова Вак". Вот что было с нею в твое отсутствие..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот девяносто восьмая ночь

Когда же настала семьсот девяносто восьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, услышав слова своей матери, которая рассказала ему обо всем, что сделала его жена, Хасан вскрикнул великим криком и упал без чувств. И он остался лежать так до конца дня, а очнувшись, стал бить себя по лицу и извиваться на земле, точно змея, и мать его просидела подле него, плача, до полуночи. А Хасан, очнувшись после обморока, заплакал великим плачем, и произнес такие стихи:

 "Постойте, взгляните на того, кого бросили: 
 Быть может, и сжалитесь вы после суровости. 

 Его не узнаете, увидев, вы, - так он хвор - 
 Как будто, клянусь Аллахом, он не знаком был вам! 

 Поистине, он мертвец от страсти великой к вам, 
 Считался бы мертвым он, когда б не стонал порой. 

 Разлуку ничтожною считать вам не следует: 
 Влюбленным она горька, и легче им будет смерть".

А окончив свои стихи, он поднялся и стал кружить по дому, стеная, плача и рыдая, и делал так пять дней, не вкушая в это время ни пищи, ни питья. И его мать подошла к нему и стала брать с него клятвы и заклинать его, чтобы он умолк и перестал плакать, но Хасан не принимал ее слов и не переставая рыдал и плакал. И его мать утешала его, а он ничего не слушал, и потом он произнес такие стихи:

 "О, так ли воздают за страсть к любимым, 
 Таков ли нрав газелей чернооких? 

 Пчелиный мед меж уст ее найдешь ты 
 Иль лавочку, где вина продаются? 

 Расскажите мне вы историю тех, кто в любви убит, - 
 Печального утешит подражанье. 

 И главы своей не клони, стыдясь, пред упреком ты,- 
 Не первый ты средь умных очарован". 

И Хасан все время плакал таким образом до утра, а потом его глаза заснули, и он увидел свою жену, печальную и плачущую. И он поднялся от сна, с криком, и произнес такие два стиха:

 "Твой призрак передо мной, на миг не уходит он, 
И в сердце ему назначил лучшее место я, 

 Когда бы не надежда встречи, часа б не прожил я, 
Когда б не видение во сне, не заснул бы я". 

А когда наступило утро, его рыдания и плач усилились, и он все время был с плачущим оком и печальным сердцем, и не спал ночей и мало ел. И он провел таким образом целый месяц. И когда этот месяц миновал, ему пришло на ум поехать к своим сестрам, чтобы они помогли ему в его намерении разыскать жену, и он призвал верблюдов и нагрузил пятьдесят верблюдиц иракскими редкостями, и сел на одного из них, поручив своей матери заботиться о доме, и все свои вещи он отдал на хранение, кроме немногих, которые он оставил в доме.

И затем он поехал и направился к своим сестрам, надеясь, что, может быть, найдет у них помощь, чтобы соединиться со своей женой, и ехал до тех пор, пока не достиг дворца девушек на Горе Облаков. И он вошел к ним и предложил им подарки, и девушки обрадовались им и поздравили Хасана с благополучием и спросили его: "О брат наш, почему ты поспешил приехать? Ведь ты отсутствовал не больше двух месяцев". И Хасан заплакал и произнес такие стихи:

 "Я вижу, душа скорбит, утратив любимого, 
 И жизнь с ее благами ей больше не радостна. 

 Недуги мои - болезнь, лекарства которой нет. 
 А может ли исцелить больного не врач его? 

 О сладость, отнявшая дремоту, оставив нас,- 
 Расспрашивал ветер я о вас, когда веял он. 

 Недавно ведь с милою он был, а краса ее 
 Так дивна, что из очей не слезы бегут, а кровь. 

 О путник, в земле ее на время прервавший путь,- 
 Быть может, нам оживит сердца ветерок ее". 

А окончив свои стихи, он вскрикнул великим криком и упал без памяти, и девушки сидели вокруг него, плача, пока он не очнулся от обморока, а очнувшись, он произнес такие два стиха:

 "Надеюсь, что, может быть, судьба повернет узду 
 И милого приведет, - изменчиво время. 

 Придет мне на помощь рок, желанья свершит мои, 
 И после минувших дел случатся другие".

А окончив свои стихи, он так заплакал, что его покрыло беспамятство, а очнувшись, он произнес такие два стиха:

 "Аллахом клянусь, предел недугов и горестей, 
 Довольна ли ты? В любви, клянусь, я доволен! 

 Покинешь ли без вины меня и проступка ты? 
Приди же и пожалей былой ты разлуки".

А окончив свои стихи, он так заплакал, что его покрыло беспамятство, а очнувшись, он произнес такие стихи:

 "Покинул нас сон, и сблизилось с нами бденье, 
И щедро глаз хранимые льет слезы. 

 И от страсти плачет слезами, точно кораллы, он, 
Чем дальше, тем все больше и обильней. 

 Привела тоска, о влюбленные, огонь ко мне: 
Меж ребрами моими он пылает. 

 Как тебя я вспомню, так с каждою слезинкою 
Из глаз струятся молнии и громы".

А окончив свои стихи, он так заплакал, что его покрыло беспамятство, а очнувшись от обморока, произнес такие стихи:

 "В любви и страданиях вы верны, как верны мы? 
 И разве так любите вы нас, как мы любим вас? 

 О, если б убил Аллах любовь - как горька она! 
 Узнать бы мне, что любовь желает от нас теперь. 

 Прекрасный ваш лик, хоть вы далеко от нас теперь, 
 Стоит перед взорами, где б ни были вы, всегда, 

 Душа моя занята лишь мыслью о страсти к вам, 
 И радует голубя нас крик, когда стонет он. 

 О голубь, что милую все время к себе зовет, 
 Тоски ты прибавил мне и вместе со мной грустишь. 

 Заставил глаза мои ты плакать без устали 
 О тех, кто ушел от нас, кого уже не видим мы. 

 Влечет меня всякий миг и час к удалившимся. 
 А ночью тоскую и по ним, как придет она". 

И когда сестра Хасана услышала его слова, она вышла к нему и увидела, что он лежит, покрытый беспамятством, и стала кричать и бить себя по лицу, и услышали это ее сестры и вышли и увидели, что Хасан лежит покрытый беспамятством, и окружили его и заплакали о нем. И не скрылось от них, когда они его увидели, какая его охватила любовь, влюбленность, тоска и страсть. И они спросили Хасана, что с ним. И Хасан заплакал и рассказал им, что случилось в его отсутствие, когда его жена улетела и взяла с собой своих детей. И девушки опечалились и спросили, что она говорила, улетая, и Хасан ответил: "О сестрицы, она сказала моей матушке: "Скажи твоему сыну, когда он придет и покажутся ему долгими ночи разлуки, и захочет он близости со мной и встречи, и закачают его ветры любви и томления, пусть придет ко мне на острова Вак".

И, услышав слова Хасана, девушки стали перемигиваться и задумались, и каждая из них взглядывала на своих сестер, а Хасан глядел на них, затем они склонили на некоторое время головы к земле и, подняв их, воскликнули: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! - и сказали Хасану: - Протяни руку к небу: если достанешь до неба, то достанешь свою жену..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот девяносто девятая ночь

Когда же настала семьсот девяносто девятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда девушки сказали Хасану: "Протяни руку к небу: если достанешь до него, то достанешь и свою жену и детей", слезы потекли по его щекам, как дождь, так что замочили ему одежду, а он произнес такие стихи:

 "Волнуют меня ланиты алые и глаза, 
 И стойкость уходит, как приходит бессонница. 

 О нежные, белые! Суровостью губите 
 Вы тело, и духа в нем уж больше не увидать. 

 Газелям подобные по гибкости, гурии, 
 Красу их коль видели б святые - влюбились бы, 

 Гуляют, как ветерок, они в саду утренний, 
 В любви к ним я поражен тревогой и горестью. 

 С одной из красавиц тех мечты я свои связал,- 
 И сердце мое огнем пылает из-за нее. 

 О юная, нежная и гибкая членами! 
 Лицо ее утро нам несет, ее кудри - мрак. 

 Волнует она меня, и сколько богатырей 
 Щеками взволновано красавиц и взорами".

А окончив свои стихи, он заплакал, и девушки заплакали из-за его плача, и охватила их жалость к нему и ревность, и начали они его уговаривать и внушать ему терпение, обещая ему близость к любимым. И сестра его подошла к нему и сказала: "О брат мой, успокой свою душу и прохлади глаза! Потерпи и достигнешь желаемого, ибо кто терпит и не спешит, получает то, что хочет, и терпение - ключ к облегчению. Поэт сказал:

 Оставь же бежать судьбу в поводьях ослабленных 
 И ночь проводи всегда с душою свободной. 

 Пока ты глаза смежишь и снова откроешь их, 
 Изменит уже Аллах твое положенье".

И потом она сказала ему: "Ободри твое сердце и укрепи волю, - сын десяти лет не умрет девяти лет, а плач, горе и печаль делают больным и недужным. Поживи у нас, пока не отдохнешь, а я придумаю тебе хитрость, чтобы добраться до твоей жены и детей, если захочет Аллах великий". И Хасан заплакал сильным плачем и произнес такие стихи:

 "Поправлюсь от болезни я телесной, 
 От боли в сердце нету исцеленья. 

 Одно лекарство от любви болезней: 
 То близость любящего и любимой".

И потом он сел рядом со своей сестрой, и она стала с ним разговаривать и утешать его и спрашивать, что было причиной ухода его жены, и Хасан рассказал ей о причине этого, и она воскликнула: "Клянусь Аллахом, о брат мой, я хотела сказать тебе: "Сожги одежду из перьев!" Но сатана заставил меня забыть об этом". И она стала беседовать с Хасаном и уговаривать его, и когда все это продлилось и увеличилась его тревога, он произнес такие стихи:

 "Владеет моей душой возлюбленная моя, 
 И все, что судил Аллах, ничем отвратить нельзя.

 Арабов всю красоту она собрала в себе, 
Газель, и в моей душе резвится она теперь. 

 Мне тяжко терпеть любовь, и хитрости больше нет, 
 И плачу я, хотя плач мне пользы и не дает. 

 Красавица! Ей семь лет да семь: как луна она, 
 Которой четыре дня и пять и еще пять дней".

И когда сестра Хасана увидела, какова его любовь и страсть и как он мучается от волнения и увлечения, она пошла к сестрам, с плачущими глазами и опечаленным сердцем, и заплакала перед ними и бросилась к ним и стала целовать им ноги и просить их, чтобы они помогли ее брату достичь своих желаний и соединиться с детьми и женой и дали обещание придумать для него способ достигнуть островов Вак. И она до тех пор плакала перед сестрами, пока не заставила их заплакать, и они сказали ей: "Успокой твое сердце! Мы постараемся свести его с его семьей, если захочет Аллах великий".

И Хасан провел у девушек целый год, и глаз его не переставал лить слезы.

А у девушек был дядя, брат их отца и матери, и звали его Абд-аль-Каддус. Он любил старшую девушку сильной любовью и каждый год посещал ее один раз и исполнял все ее прихоти. И девушки рассказали ему историю Хасана и что случилось у него с магом и как он сумел его убить. И их дядя обрадовался этому и дал старшей девушке мешочек с куреньями и сказал: "О дочь моего брата, когда что-нибудь тебя озаботит и постигнет тебя нехорошее или случится у тебя надобность в чем-то, брось эти куренья в огонь и назови меня: я быстро к тебе явлюсь и исполню твое дело".

А этот разговор был в первый день года. И старшая девушка сказала одной из своих сестер: "Год прошел полностью, а дядя не явился. Пойди ударь по кремню и принеси мне коробочку с куреньями". И девушка пошла, радуясь, и принесла коробочку с куреньями и, открыв ее, взяла из нее немножко и протянула сестре, а та взяла куренья и бросила их в огонь и назвала своего дядю. И курения еще не кончили дымиться, как уже поднялась пыль в глубине долины, и стал из-за нее виден старец, ехавший на слоне, который ревел под ним.

И когда девушка увидела старца, тот принялся им делать знаки ногами и руками, а через минуту он подъехал и сошел со слона и подошел к девушкам. И девушки обняли его и поцеловали ему руки и приветствовали его, и старец сел, и девушки начали с ним беседовать и расспрашивать его о причине его отсутствия. И Абд-аль-Каддус молвил: "Я сейчас сидел с женой вашего дяди и почуял запах курений и явился к вам на этом слоне. Что ты хочешь, о дочь моего брата?" - "О дядюшка, мы стосковались по тебе, и год уже прошел, а у тебя не в обычае отсутствовать больше года", - ответила девушка. И старик сказал: "Я был занят и собирался приехать к вам завтра". И девушки поблагодарили его и пожелали ему блага и сидели с ним, разговаривая..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Ночь, дополняющая до восьмисот

Когда же настала ночь, дополняющая до восьмисот, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что девушки сидели и разговаривали со своим дядей, и старшая девушка сказала: "О дядюшка, мы рассказывали тебе историю Хасана басрийского, которого привел Бахрам-маг, и как он его убил, и рассказывали о женщине, дочери царя величайшего, которую он захватил, и говорили тебе, какие он перенес тяжкие дела и ужасы, и как он поймал птицу - дочь царя - и женился на ней, и как он уехал с нею в свою страну". - "Да. Что же случилось с ним после этого?" - спросил старец. И девушка молвила: "Она обманула его, а ему досталось от нее двое сыновей, и она взяла их и улетела с ними в свою страну, когда Хасан отсутствовал, и сказала его матери: "Когда твой сын явится и продлятся над ним ночи разлуки, и захочет он близости со мной и встречи, и закачают его ветры любви и томления, пусть приходит ко мне на острова Вак".

И старец покачал головой и закусил палец, а потом он склонил голову к земле и принялся чертить на земле пальцем и оглянулся направо и налево и покачал головой, а Хасан смотрел на старца, спрятавшись от него. И девушки сказали своему дяде: "Дай нам ответ! Наши сердца разрываются". И Абд-аль-Каддус покачал головой и молвил: "О дочки, этот человек себя утомил и бросился в великие ужасы и страшные опасности - он не может приблизиться к островам Вак".

И тогда девушки позвали Хасана, и он вышел и подошел к шейху Абд-аль-Каддусу и поцеловал ему руку и приветствовал его, и старец обрадовался Хасану и посадил его рядом с собой, а девушки сказали своему дяде: "О дядюшка, объясни нашему брату сущность того, что ты сказал". И старец молвил: "О дитя мое, оставь эти великие мучения! Ты не сможешь достигнуть островов Вак, хотя бы были с тобой джинны летучие, так как между тобой и этими островами семь долин и семь морей и семь великих гор, и как ты можешь достигнуть этого места, и кто тебя туда приведет? Ради Аллаха, возвращайся поскорее и не утомляй себя".

И Хасан, услышав слова шейха Абд-аль-Каддуса, так заплакал, что его покрыло беспамятство. И девушки сидели вокруг него и плакали из-за его плеча, а что касается младшей девушки, то она разорвала на себе одежды и стала бить себя по лицу, и ее покрыло беспамятство. И когда шейх Абд-аль-Каддус увидел, что они в таком состоянии: взволнованы, огорчены и озабочены, он пожалел их, и его охватило сочувствие, и он крикнул им: "Замолчите! - А потом сказал Хасану: - Успокой свое сердце и радуйся исполнению своего желания, если захочет Аллах великий! О дитя мое, - сказал он потом, - поднимайся, соберись с силами и следуй за мной". И Хасан выпрямился и поднялся, простившись с девушками, и последовал за шейхом, радуясь исполнению своего желания.

А потом шейх Абд-аль-Каддус вызвал слона, и тот явился, и старец сел на него и посадил Хасана сзади и ехал три дня с их ночами, точно разящая молния, пока не подъехал к большой синей горе, в которой все камни были синие, а посредине этой горы была пещера с дверью из китайского железа. И шейх взял Хасана за руку и ссадил его, а потом он сошел сам и, отпустив слона, подошел к двери пещеры и постучался, и дверь распахнулась, и к нему вышел черный голый раб, подобный ифриту, и в правой руке у него был меч, а в другой - щит из стали. И, увидев шейха Абд-аль-Каддуса, он бросил меч и щит из рук и подошел к шейху Абд-аль-Каддусу и поцеловал ему руку, а потом шейх взял Хасана за руку, и они с ним вошли, а раб запер за ними дверь.

И Хасан увидал, что пещера большая и очень широкая и в ней есть сводчатый проход. И они прошли расстояние с милю, и их шаги привели их в большую пустыню, и они направились к столбу, в котором было две больших двери, вылитые из желтой меди. И шейх Абд-аль-Каддус открыл одну из этих дверей и вошел и закрыл дверь, сказав Хасану: "Посиди у этой двери и берегись открыть ее и войти, а я войду и скоро вернусь к тебе". И шейх вошел и отсутствовал в течение одного часа по звездам, а потом он вышел, и с ним был конь, оседланный и взнузданный, который, если бежал, - летел, а если летел, - его не настигала пыль.

И шейх подвел коня к Хасану и сказал ему: "Садись!" И потом он открыл вторую дверь, и через нее стала видна широкая пустыня. И Хасан сел на коня, и оба выехали через дверь и оказались в этой пустыне, и шейх сказал Хасану: "О дитя мое, возьми это письмо и поезжай на этом коне в то место, куда он тебя приведет. И когда ты увидишь, что конь остановился у двери такой же пещеры, как эта, сойди с его спины, положи поводья на луку седла и отпусти его. Конь войдет в пещеру, а ты не входи с ним и стой у ворот пещеры в течение пяти дней, и не будь нетерпелив. И на шестой день выйдет к тебе черный старец в черной одежде, а борода у него белая длинная и спускается до пупка. И когда ты его увидишь, поцелуй ему руки, схватись за полу его платья, положи ее себе на голову и плачь перед ним, пока он тебя не пожалеет и не спросит, какая у тебя просьба. И когда он тебе скажет: "Что тебе нужно?" - дай ему это письмо. Он возьмет его и ничего тебе не скажет и войдет и оставит тебя, а ты стой на месте еще пять дней и не будь нетерпелив. И на шестой день жди старика - он к тебе выйдет. И если он выйдет к тебе сам, знай, что твоя просьба будет исполнена, а если выйдет к тебе кто-нибудь из его слуг, знай, что тот, кто вышел, хочет тебя убить, и конец. И знай, о дитя мое, что всякий, кто подвергает себя опасности, губит себя..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот первая ночь

Когда же настала восемьсот первая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда шейх Абд-аль-Каддус отдал Хасану письмо, он осведомил его о том, что с ним произойдет, и сказал: "Всякий, кто подвергает себя опасности, губит себя, и если ты боишься за свою душу, не ввергай ее в погибель. А если ты не боишься, перед тобою то, что ты хочешь, и я изложил тебе дело. Если же ты хочешь поехать к твоим подругам, то этот слон отвезет тебя к дочерям моего дяди, а они доставят тебя в твою страну и воротят тебя на родину, и Аллах наделит тебя женою лучше, чем та женщина, в которую ты влюбился". - "А как может мне быть приятна жизнь без того, чтобы я достиг желаемого? - сказал Хасан шейху. - Клянусь Аллахом, я ни за что не вернусь, пока не достигну моей любимой, или поразит меня гибель". И потом он заплакал и произнес такие стихи:

 "Утратив любимую - а страсть моя все сильней, - 
 Стою и кричу о ней, разбитый, униженный. 

 Я землю кочевья их целую в тоске по ним, 
 Но лишь усиление тоски мне дает она. 

 Аллах, сохрани ушедших - память о них в душе!- 
 Я сблизился с муками, усладу оставил я. 

 Они говорят: "Терпи!" - но с нею уехали, 
 И вздохи в отъезда день они разожгли во мне. 

 Прощанье пугает лишь меня и слова ее: 
 "Уеду, так вспоминай и дружбу не позабудь". 

 К кому обращусь и чьей защиты просить теперь, 
 Как нет их? На них в беде и в счастье надеюсь я. 

 О горе! Вернулся я проститься опять с тобой, 
 И рады враги твои, что снова вернулся я" 

 О жалость! Вот этого всегда опасался я! 
 О страсть, разгорись сильней, пылая в душе моей. 

 Когда нет возлюбленных, и жизни мне нет без них, 
 А если вернутся вновь, о радость, о счастье мне! 

 Аллахом клянусь я, слезы не разбегаются, 
 Коль плачу, утратив их, слеза за слезой текут".

И когда шейх Абд-аль-Каддус услышал слова Хасана и его стихи, он понял, что Хасан не отступится от желаемого и что слова на него не действуют, и убедился, что он непременно подвергнет себя опасности, хотя бы его душа погибла. "О дитя мое, - сказал он ему, - знай, что острова Вак - это семь островов, где есть большое войско, и все это войско состоит из невинных девушек. А обитатели внутренних островов - шайтаны, мариды и колдуны, и там живут разные племена. И всякий, кто вступит на их землю, не возвращается, и не было никогда, чтобы кто-нибудь дошел до них и вернулся. Заклинаю тебя Аллахом, возвращайся же поскорее к твоим родным и знай, что женщина, к которой ты направляешься, - дочь царя всех этих островов. Как же ты можешь добраться до нее? Послушайся меня, о дитя мое, и, может быть, Аллах заменит ее тебе кем-нибудь лучше". - "Клянусь Аллахом, о господин, - сказал Хасан, - если бы меня разрезали из-за нее на кусочки, только увеличилась бы моя любовь и волнение. Я непременно должен увидеть жену и детей и вступить на острова Вак. И, если захочет Аллах великий, я вернусь только с нею и с моими детьми". - "Значит, ты неизбежно поедешь?" - спросил шейх Абд-аль-Каддус. И Хасан ответил: "Да, и я хочу от тебя только молитвы о поддержке и помощи. Быть может, Аллах скоро соединит меня с женой и детьми". И он заплакал от великой тоски и произнес такие стихи:

 "Желание вы мое и лучшие из людей, 
 На место я зрения и слуха поставлю вас. 

 Владеете сердцем вы моим и живете в нем, 
 И после вас, господа, я впал в огорчение. 

 Не думайте, что от страсти к вам я уйти могу, 
 Любовь к вам повергнула беднягу в несчастие. 

 Вас нет, и исчезла радость. Только исчезли вы, 
 И стало все светлое печальным до крайности. 

 Оставили вы меня, чтоб в муках я звезды пас 
 И плакал слезами, точно дождь, вечно льющийся. 

 О ночь, ты длинна для тех, кто мучим тревогою 
 И в сильном волнении взирает на лик луны. 

 О ветер, промчишься коль над станом, где милые, 
 Привет мой снеси ты им - ведь жизнь не долга моя. 

 Скажите о муках тех, которые я стерпел, 
 Возлюбленные вестей не знают о нас теперь". 

А окончив свои стихи, Хасан заплакал сильным плачем, так что его покрыло беспамятство. И когда он очнулся, шейх Абд-аль-Каддус сказал ему: "О дитя мое, у тебя есть мать, не заставляй же ее вкусить утрату". И Хасан сказал шейху: "Клянусь Аллахом, о господин, я не вернусь иначе как с моей женой, или меня поразит гибель". И потом он заплакал и зарыдал и произнес такие стихи:

 "Любовью клянусь, что даль обет не меняет мой 
 И я не из тех, кто, дав обеты, обманет, 

 Когда б о тоске своей попробовал рассказать 
 Я людям, сказали бы: "Он стал бесноватым!" 

 Тоска и страдания, рыданья и горести, 
 Кто этим охвачен всем - каким же он будет?"

И когда он окончил свои стихи, шейх понял, что он не отступится от того, что решил, хотя бы его душа пропала, и подал ему письмо и пожелал ему блага и научил его, что ему делать, и сказал: "Я крепко поручаю тебя в письме Абу-р-Рувейшу, сыну Билкис (Билкис - по арабскому преданию, царица Савская, супруга царя Соломона (Сулеймана ибн Дауда).), дочери Муина. Он мой наставник и учитель, и все люди и джинны смиряются перед ним и его боятся. Отправляйся, с благословения Аллаха", - сказал он потом.

И Хасан поехал и отпустил поводья коня, и конь полетел с ним быстрее молнии. И Хасан спешил на коне в течение десяти дней, пока не увидел перед собой что-то огромное, чернее ночи, заполняющее пространство между востоком и западом. И когда Хасан приблизился к этой громаде, конь заржал под ним, и слетелись кони, как дождь, и не счесть было им числа, и не видно было им конца. И они стали тереться об коня Хасана, и Хасан испугался их и устрашился. И он летел, окруженный конями, пока не прилетел к той пещере, которую ему описал шейх Абд-аль-Каддус. И конь остановился у двери пещеры, и Хасан сошел с него и привязал поводья к луке седла, и конь вошел в пещеру, а Хасан остался у двери, как велел ему шейх Абд-аль-Каддус, и начал размышлять об исходе своего дела - каков он будет. И был он смущен и взволнован и не знал, что с ним случится..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот вторая ночь

Когда же настала восемьсот вторая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Хасан сошел со спины коня, он остался стоять у двери, размышляя об исходе своего дела, - каков он будет, и не знал, что с ним случится. И он простоял у двери пещеры пять дней с их ночами, без сна, печальный, смятенный и задумчивый, так как он оставил близких, родину, друзей и приятелей, и глаз его плакал и сердце было печально. И он вспомнил свою мать и задумался о том, что с ним происходит, и о разлуке с женой и детьми, и о том, что он вытерпел, и произнес такие стихи:

 "Лекарство души у вас, и тонет душа моя, 
 И слезы мои струей из век изливаются, 

 Разлука, печаль, тоска, изгнание - мой удел, 
 Далек я от родины, тоскою я побежден. 

 Ведь только влюбленный я, любовью охваченный, 
 Разлукой с возлюбленной его поражает рок. 

 И если в любви моей я был поражен бедой, 
 То кто из достойных не был жертвой превратностей?"

И не окончил еще Хасан своих стихов, как шейх Абу-р-Рувейш уже вышел к нему, и был он черный в черной одежде. И, увидев шейха, Хасан узнал его по признакам, о которых говорил ему шейх Абд-аль-Каддус, и бросился к нему и стал тереться щеками об его ноги и, схватив ногу Абу-р-Рувейша, поставил ее себе на голову и заплакал перед ним. И шейх Абу-р-Рувейш спросил его: "Какая у тебя просьба ко мне, о дитя мое?" И Хасан протянул руку с письмом и подал его шейху Абу-р-Рувейшу, и тот взял его и вошел в пещеру, не дав Хасану ответа.

И Хасан остался сидеть на том же месте, у двери, как говорил ему шейх Абд-аль-Каддус, и плакал, и он просидел на месте пять дней, и увеличилась его тревога, и усилился его страх, и не покидала его бессонница. И он стал плакать и горевать от мук отдаления и долгой бессонницы и произнес такие стихи:

 "Хвала властителю небес! 
 Влюбленный - истинно мученик. 

 Кто вкуса не вкусил любви, 
 Не знает тяжести беды. 

 Когда б я слезы свои собрал, 
 Нашел бы реки крови я. 

 Нередко был жестоким друг 
 И горя для меня желал, 

 А смягчившись, он порицал меня, 
 И говорил я: "То не плач", 

 Но я пошел, чтоб кончить жизнь, 
 И камнем был я поражен. 

 Даже звери плачут, так горько мне, 
 И те, кто в воздухе живет".

И Хасан плакал до тех пор, пока не заблистала заря, и вдруг шейх Абу-р-Рувейш вышел к Хасану, и был он одет в белую одежду. Он сделал Хасану рукой знак подойти, и Хасан подошел, и шейх взял его за руку и вошел с ним в пещеру, и тогда Хасан обрадовался и убедился, что его желание исполнено. И шейх шел, и Хасан шел с ним полдня, и они пришли к сводчатому входу со стальной дверью. И Абу-р-Рувейш открыл дверь и вошел с Хасаном в проход, построенный из камня оникса, разрисованного золотом. И они шли до тех пор, пока не дошли до большой, просторной залы, выложенной мрамором, посредине которой был сад со всевозможными деревьями, цветами и плодами, и птицы на деревьях щебетали и прославляли Аллаха, владыку покоряющего. И было в зале четыре портика, которые стояли друг против друга, и под каждым портиком была комната с фонтаном, и на каждом из углов каждого фонтана было изображение льва из золота. И в каждой комнате стояло кресло, на котором сидел человек, и было перед ним очень много книг, и стояли перед этими людьми золотые жаровни с огнем и куреньями. И перед каждым из этих шейхов сидели ученики и читали с ними книги.

И когда Абу-р-Рувейш с Хасаном вошли к ним, шейхи встали и оказали им почтение, и Абу-р-Рувейш подошел к ним и сделал им знак, чтобы они отпустили присутствующих, и они отпустили их. И четыре шейха поднялись и сели перед шейхом Абу-р-Рувейшем и спросили его, что с Хасаном, и тогда шейх Абу-р-Рувейш сделал Хасану знак и сказал ему: "Расскажи собравшимся твою историю и все, что с тобою случилось, с начала до конца". И Хасан заплакал сильным плачем и рассказал им свою историю до конца.

И когда Хасан кончил рассказывать, все шейхи закричали: "Он ли тот, кого маг поднял на ястребах на Гору Облаков, зашитого в верблюжью шкуру?" - "Да", - сказал им Хасан. И они подошли к шейху Абу-р-Рувейшу и сказали: "О шейх наш, Бахрам ухитрился поднять его на гору. Как же он спустился и какие он видел на горе чудеса?" - "О Хасан, - сказал шейх Абу-р-Рувейш, - расскажи им, как ты спустился, и осведоми их о том, что ты видел из чудес".

И Хасан повторил им, что с ним случилось, от начала до конца: как он захватил персиянина и убил его и освободил того человека и поймал девушку и как его жена обманула его и взяла его детей и улетела, и рассказал им обо всех ужасах и бедствиях, которые он вытерпел. И присутствующие удивились тому, что случилось с Хасаном, и, обратившись к шейху Абу-р-Рувейшу, сказали ему: "О шейх шейхов, клянемся Аллахом, этот юноша - несчастный, и, может быть, ты ему поможешь освободить свою жену и детей..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот третья ночь

Когда же настала восемьсот третья ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Хасан рассказал шейхам свою историю, они сказали шейху Абу-р-Рувейшу: "Этот юноша - несчастный, и, может быть, ты ему поможешь освободить свою жену и детей". И шейх Абу-р-Рувейш сказал им: "О братья, это дело великое, опасное, и я не видел никого, кто бы питал отвращение к жизни, кроме этого юноши. Вы ведь знаете, что до островов Вак трудно добраться, и не достигал их никто, не подвергая себя опасности, и знаете их силу и их помощников, и я клянусь Аллахом, что не вступлю на их землю и не стану ни в чем им противиться. Как доберется этот человек к дочери царя величайшего, и кто может привести его к ней и помочь ему в этом деле?" "О шейх шейхов, - сказали старцы, - этого человека погубила страсть, и он подверг себя опасности и явился к тебе с письмом твоего брата, шейха Абд-аль-Каддуса, и тебе поэтому следует ему помочь".

И Хасан поднялся и стал целовать ногу Абу-р-Рувейша и, приподняв полу его платья, положил ее себе на голову и заплакал и сказал ему: "Прошу тебя, ради Аллаха, свести меня с моими детьми и женой, хотя бы была в этом гибель моей души и сердца". И все присутствующие заплакали из-за его плача и сказали шейху Абу-р-Рувейшу: "Воспользуйся наградой за этого беднягу и сделай для него доброе дело, ради твоего брата, шейха Абд-аль-Каддуса". - "Этот юноша - несчастный, и он знает, на что идет, но мы ему поможем по мере возможности", - сказал Абу-р-Рувейш. И, услышав его слова, Хасан обрадовался, и поцеловал ему руки, и стал целовать руки присутствующим одному за одним, и попросил их о помощи.

И тогда Абу-р-Рувейш взял кусок бумаги и чернильницу и написал письмо, и запечатал его, и отдал Хасану, а потом он дал ему кожаный футляр, в котором были куренья и принадлежности для огня - кремень и прочее, и сказал: "Береги этот футляр, и когда ты попадешь в беду, зажги немножко этих курений и позови меня - я явлюсь к тебе и выручу тебя из беды". И затем он велел кому-то из присутствующих тотчас же вызвать к нему ифрита из джиннов летающих, и когда ифрит явился, шейх спросил его: "Как твое имя?" - "Твой раб Дахнаш ибн Факташ", - ответил ифрит. И Абу-р-Рувейш сказал ему: "Подойди ближе". И Дахнаш приблизился.

И тогда шейх Абу-р-Рувейш приложил рот к уху ифрита и сказал ему несколько слов. И ифрит покачал головой, а шейх сказал Хасану: "О дитя мое, вставай и садись на плечи этому ифриту Дахнашу-летучему, и когда он поднимет тебя к небу и ты услышишь славословие ангелов в воздухе, не славословь, - ты погибнешь и он тоже". - "Я совсем не буду говорить!"-воскликнул Хасан. И шейх сказал ему: "О Хасан, когда он полетит с тобой, он опустит тебя на второй день, на заре, на белую землю, чистую, как камфара. И когда он опустит тебя туда, иди десять дней один, пока не дойдешь до ворот города. И когда ты дойдешь до него, войди и спроси, где его царь, а когда ты с ним встретишься, пожелай ему мира и поцелуй ему руку и отдай ему это письмо, и что бы он тебе ни посоветовал - пойми". И Хасан отвечал: "Слушаю и повинуюсь!" - и вышел с ифритом, и шейхи поднялись и пожелали ему блага и поручили ифриту о нем заботиться.

И ифрит понес Хасана на плече и поднялся с ним до облаков небесных и шел с ним тот день и ночь, и Хасан слышал славословие ангелов на небе, а когда наступило утро, ифрит поставил Хасана на землю, белую, точно камфара, и оставил его и ушел. И когда Хасан почувствовал, что он на земле и около него никого нет, он пошел и шел днем и ночью, в течение десяти дней, пока не дошел до ворот города.

И он вошел в город и спросил про его царя, и ему указали к нему дорогу и сказали: "Его имя - Хассун, царь Камфарной земли, и у него солдаты и воины, которые наполняют землю и в длину и в ширину". И Хасан попросил позволенья, и царь ему позволил, и, войдя к нему, Хасан увидел, что этот царь великий, и поцеловал землю меж его рук. "Что у тебя за беда?" - спросил его царь. И Хасан поцеловал письмо и подал его царю, и тот взял его и прочитал и некоторое время качал головой, а потом он сказал кому-то из своих приближенных: "Возьми этого юношу и помести его в Доме Гостеприимства".

И царедворец взял Хасана и пошел и поместил его там, и Хасан провел в Доме Гостеприимства три дня за едой и питьем, и не было подле него никого, кроме слуги, который был с ним. И стал этот слуга с ним разговаривать, и развлекать его, и расспрашивать, в чем его дело и как он добрался до этих земель. И Хасан рассказал ему полностью о том, что с ним случилось, и обо всем, что он испытывает.

А на четвертый день слуга взял его и привел к царю, и царь сказал ему: "О Хасан, ты пришел ко мне, желая вступить на острова Вак, как говорит нам шейх шейхов. О дитя мое, я пошлю тебя на этих днях, но только на твоей дороге будет много гибельных мест и безводных пустынь, где много устрашающего. Но потерпи, и не будет ничего, кроме блага, и я непременно придумаю хитрость и доставлю тебя к тому, что ты хочешь, если пожелает великий Аллах. Знай, о дитя мое, что там войско из дейлемитов (Дейлемиты - обитатели области Дейлема в Западном Иране.), которые хотят войти на острова Вак, и они снабжены оружием, конями и снаряжением, но не могут войти туда. Но ради шейха шейхов Абу-р-Рувейша, сына Валкие, дочери Муина, о дитя мое, я не могу вернуть тебя к нему, не исполнив его просьбы и твоего желания. Скоро придут к нам корабли с островов Вак, и до них осталось уже немного. Когда один из них придет, я посажу тебя на него и поручу тебя матросам, чтобы они тебя уберегли и доставили на острова Вак. И всякому, кто тебя спросит, что с тобой и в чем твое дело, говори: "Я зять царя Хассуна, царя Камфарной земли". А когда корабль пристанет к островам Вак и капитан тебе скажет: "Выходи на берег!", выйди и увидишь много скамей во всех направлениях на берегу. Выбери себе скамью, сядь под нее и не шевелись. И когда наступит ночь, ты увидишь войско из женщин, которые окружат товары. И ты протяни тогда, руку и схвати ту женщину, что сядет на скамью, под которой ты спрятался, и попроси у нее защиты. И знай, о дитя мое, что если она возьмет тебя под свою защиту, - твое дело исполнится и ты доберешься до жены и детей, а если она тебя не защитит, - горюй о себе, оставь надежду на жизнь и будь уверен, что твоя душа погибнет. Знай, о дитя мое, что ты подвергаешь себя опасности, и я ничего не могу для тебя, кроме этого..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот четвертая ночь

Когда же настала восемьсот четвертая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Хассун сказал Хасану эти слова и дал ему наставления, которые мы упомянули, и сказал: "Я ничего не могу для тебя, кроме этого, - и потом сказал: - Знай, что если бы не было о тебе заботы владыки неба, ты бы не добрался сюда".

И, услышав слова царя Хассуна, Хасан так заплакал, что его покрыло беспамятство, а очнувшись, он произнес такие два стиха:

 "Я буду жить судьбою срок назначенный, 
 А кончатся все дни его - умру. 

 Если б львы в берлоге со мной бороться вздумали, 
 Я б побеждал, пока не выйдет срок".

А окончив свои стихи, Хасан поцеловал перед царем землю и сказал ему: "О великий царь, а сколько осталось дней до прихода кораблей?" И царь ответил: "Месяц, и они останутся здесь, чтобы продать то, что есть на них, два месяца, а потом вернутся в свою страну. Не надейся же уехать на кораблях раньше, чем через три полных месяца". И потом царь велел Хасану идти в Дом Гостеприимства и приказал снести ему все, что ему нужно из пищи, платья и одежды, подходящее для царей, и Хасан оставался в Доме Гостеприимства месяц.

А через месяц пришли корабли. И царь вышел с купцами и взял Хасана с собой на корабли. И Хасан увидел корабль, где были люди многочисленные, как камешки, - не знает их числа никто, кроме того, кто их создал, - и этот корабль стоял посреди моря и при нем были маленькие челноки, которые перевозили с него товары на берег. И Хасан оставался на корабле, пока путники не перенесли товары с него на сушу, и они начали продавать и покупать, и до отъезда осталось только три дня.

И царь велел привести Хасана к себе, и собрал для него все, что было нужно, и наградил его великой наградой. А потом он позвал капитана того корабля и сказал ему: "Возьми этого юношу к себе на корабль и не осведомляй о нем никого. Отвези его на острова Вак, оставь его там и не привози его". И капитан отвечал: "Слушаю и повинуюсь!" И царь стал наставлять Хасана и сказал ему: "Не осведомляй о себе никого на свете из тех, что будут с тобой на корабле, и не сообщай никому твоей истории - иначе ты погибнешь". - "Слушаю и повинуюсь!" - отвечал Хасан. И потом он простился с ним, после того как пожелал ему долгой жизни и века и победы над всеми завистниками и врагами, и царь поблагодарил его за это и пожелал ему благополучия и исполнения его дела. А потом он передал его капитану, и тот взял его и положил в сундук и поставил сундук на барку и поднял его на корабль только тогда, когда люди были заняты переноской товаров.

И после этого корабли поплыли и плыли не переставая в течение десяти дней, а когда наступил одиннадцатый день, они приплыли к берегу. И капитан вывел Хасана с корабля, и, сойдя с корабля на сушу, Хасан увидел скамьи, число которых знает только Аллах, и он шел, пока не дошел до скамьи, равной которой не было, и спрятался под нею.

И когда приблизилась ночь, пришло множество женщин, подобно распространившейся саранче, и они шли на ногах, и мечи у них в руках были обнажены, и женщины были закованы в кольчуги. И, увидя товары, женщины занялись ими, а после этого они сели отдохнуть, и одна из женщин села на ту скамью, под которой был Хасан. И Хасан схватился за край ее подола и положил его себе на голову и бросился к женщине и стал целовать ей руки и ноги, плача. И женщина сказала: "Эй, ты, встань прямо, пока никто тебя не увидел и не убил". И тогда Хасан вышел из-под скамьи и встал на ноги и поцеловал женщине руки и сказал ей: "О госпожа моя, я под твоей защитой! - и потом заплакал и сказал: - Пожалей того, кто расстался с родными, женой и детьми и поспешил, чтобы соединиться с ними, и подверг опасности свою душу и сердце. Пожалей меня и будь уверена, что получишь за это рай. А если ты не примешь меня, прошу тебя ради Аллаха, великого, укрывающего, укрой меня".

И купцы вдруг стали смотреть на Хасана, когда он говорил с женщиной. И, услышав его слова и увидев, как он ее умоляет, она пожалела его, и сердце ее к нему смягчилось, и она поняла, что Хасан подверг себя опасности и пришел в это место только ради великого дела. И она сказала Хасану: "О дитя мое, успокойся душою и прохлади глаза, и пусть твое сердце и ум будут спокойны! Возвращайся на твое место и спрячься под скамьей, как раньше, до следующей ночи, и пусть Аллах сделает то, что желает". И потом она простилась с ним, и Хасан залез под скамью, как и раньше, а воительницы жгли свечи, смешанные с алоэ и сырой амброй, до утра.

И когда взошел день, корабли возвратились к берегу, и купцы были заняты переноской вещей и товаров, пока не подошла ночь, а Хасан спрятался под скамьей с плачущими глазами и печальным сердцем, и не знал он, что определено ему в неведомом. И когда он сидел так, вдруг подошла к нему женщина из торгующих, у которой он просил защиты, и подала ему кольчугу, меч, вызолоченный пояс и копье и потом ушла от него, опасаясь воительниц. И, увидев это, Хасан понял, что женщина из торгующих принесла ему эти доспехи лишь для того, чтобы он их надел. И тогда он поднялся, и надел кольчугу, и затянул пояс вокруг стана, и привязал меч под мышку, и взял в руки копье, и сел на скамью, и язык его не забывал поминать великого Аллаха и просил у него защиты.

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот пятая ночь

Когда же настала восемьсот пятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Хасан взял оружие, данное ему женщиной из торгующих, у которой он попросил защиты. И Хасан надел его, а потом сел на скамью, и язык его не забывал поминать Аллаха, и стал он просить у Аллаха защиты. И когда он сидел, вдруг появились факелы, фонари и свечи, и пришли женщины-воины, и Хасан встал и смешался с толпой воительниц, и стал как бы одной из них.

А когда приблизился восход зари, воительницы, и Хасан с ними, пошли и пришли к своим шатрам, и Хасан вошел в один из них, и вдруг оказалось, что это шатер его подруги, которую он просил о защите. И когда эта женщина вошла в свой шатер, она сбросила оружие и сняла кольчугу и покрывало, и Хасан сбросил оружие и посмотрел на свою подругу и увидел, что это полуседая старуха с голубыми глазами и большим носом, и было это бедствие из бедствий и самое безобразное создание: с рябым лицом, вылезшими бровями, сломанными зубами, морщинистыми щеками и седыми волосами, и из носу у нее текло, а изо рта лилась слюна. И была она такова, как сказал о подобной ей поэт:

 И в складках лица ее запрятаны девять бед, 
Являет нам каждая геенну ужасную. 

 С лицом отвратительным и мерзкою сущностью, 
Похожа на кабана, губами жующего. 

И была эта плешивая уродина, подобная пятнистой змее. И когда старуха увидела Хасана, она удивилась и воскликнула: "Как добрался этот человек до этих земель, на каком корабле он приехал и как остался цел?" Она стала расспрашивать Хасана о его положении, дивясь его прибытию, и Хасан упал к ее ногам и стал тереться об них лицом и плакал, пока его не покрыло беспамятство, а очнувшись, он произнес такие стихи:

 "Когда же дни даруют снова встречу, 
 И вслед разлуке будем жить мы вместе? 

 И снова буду с тою, с кем хочу я, - 
Упреки кончатся, а дружба вечна. 

 Когда бы Нил, как слезы мои, струился, 
 Земель бы не было неорошенных, 

 Он залил бы Хиджаз, и весь Египет, 
 И Сирию, и земли все Ирака. 

 Все потому, что нет тебя, любимой! 
 Так сжалься же и обещай мне встречу!"

А окончив свои стихи, Хасан схватил полу платья старухи и положил ее себе на голову и стал плакать и просить у нее защиты. И когда старуха увидела, как он горит, волнуется, страдает и горюет, ее сердце потянулось к нему, и она взяла его под свою защиту и молвила: "Не бойся совершенно!" А потом она спросила Хасана о его положении, и он рассказал ей о том, что с ним случилось, с начала до конца. И старуха удивилась его рассказу и сказала ему: "Успокой свою душу и успокой свое сердце! Не осталось для тебя страха, и ты достиг того, чего ищешь, и исполнится то, что ты хочешь, если захочет этого Аллах великий".

И Хасан обрадовался сильной радостью. А потом старуха послала за предводителями войска, чтобы они явились (а было это в последний день месяца). И когда они предстали перед ней, она сказала: "Выходите и кликните клич во всем войске, чтобы выступали завтрашний день утром и никто из воинов не оставался сзади, а если кто-нибудь останется, его душа пропала". И предводители сказали: "Слушаем и повинуемся!" И затем они вышли и кликнули клич во всем войске, чтобы выступать завтрашний день утром, и вернулись и осведомили об этом старуху. И понял тогда Хасан, что она и есть предводительница войска и что ей принадлежит решение и она поставлена над ними начальником. И потом Хасан не скидывал с тела оружия и доспехов весь этот день.

А имя старухи, у которой находился Хасан, было Шавахи, и прозвали ее Умм-ад-Давахи. И эта старуха не кончила приказывать и запрещать, пока не взошла заря, и все войско тронулось с места, - а старуха не выступила с ним. И когда воины ушли и их места стали пустыми, Шавахи сказала Хасану: "Подойди ко мне ближе, о дитя мое!" И Хасан приблизился к ней и стал перед нею, и она обратилась к нему и сказала: "По какой причине ты подверг себя опасности и вступил в эту страну? Как согласилась твоя душа погибнуть? Расскажи мне правду обо всех твоих делах, не скрывай от меня ничего из них и не бойся. Ты теперь под моим покровительством, и я защитила тебя и пожалела и сжалилась над твоим положением. Если ты расскажешь мне правду, я помогу тебе исполнить твое желание, хотя бы пропали из-за этого души и погибли тела. И раз ты ко мне прибыл, нет во мне на тебя гнева, и я не дам проникнуть к тебе со злом никому из тех, кто есть на островах Вак".

И Хасан рассказал старухе свою историю от начала до конца и осведомил ее о деле своей жены и о птицах, и как он ее поймал среди остальных десяти и женился на ней и жил с нею, пока не досталось ему от нее двоих сыновей, и как она взяла своих детей и улетела, когда узнала дорогу к одежде из перьев. И он не скрыл в своем рассказе ничего, с начала и до того дня, который был сейчас.

И старуха, услышав его слова, покачала головой и сказала: "Хвала Аллаху, который сохранил тебя и привел сюда и бросил ко мне! Если бы ты попал к другому, твоя душа пропала бы и твое дело не было бы исполнено. Но искренность твоих намерений и любовь и крайнее влечение твое к жене и детям - вот что привело тебя к достижению желаемого. Если бы ты не любил ее и не был взволнован любовью к ней, ты бы не подверг себя такой опасности. Хвала Аллаху за твое спасение, и теперь нам надлежит помочь тебе в том, чего ты добиваешься, чтобы ты вскоре достиг желаемого, если захочет великий Аллах. Но только знай, о дитя мое, что твоя жена на седьмом острове из островов Вак, и расстояние между нами и ею - семь месяцев пути, ночью и днем. Мы поедем отсюда и доедем до земли, которая называется Земля Птиц, и от громкого птичьего крика и хлопанья крыльев одна птица не слышит там голоса другой..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот шестая ночь

Когда же настала восемьсот шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что старуха сказала Хасану: "Твоя жена на седьмом острове, а это большой остров среди островов Вак, и расстояние от нас до него семь месяцев пути. Мы поедем отсюда до Земли Птиц, где от шума и хлопанья крыльев одна птица не слышит голоса другой, и поедем по этой земле одиннадцать дней, днем и ночью, а потом мы выедем оттуда в землю, которая называется Землей Зверей, и от рева животных, гиен и зверей, воя волков и рычания львов мы не будем ничего слышать. Мы проедем по этой земле двадцать дней и потом выедем в землю, которая называется Землей Джиннов, и великие крики джиннов и взлет их огней и полет искр и дыма из их ртов и их глубокие вздохи и дерзость их закроет перед нами дорогу, оглушит нам уши и ослепит нам глаза, так что мы не будем ни слышать, ни видеть. И не сможет ни один из нас обернуться назад - он погибнет. И всадник кладет в этом месте голову на луку седла и не поднимает ее три дня. А после этого нам встретится большая гора и текучая река, которые доходят до островов Вак. И знай, о дитя мое, что все эти воины - невинные девы, и царь, правящий нами, женщина с семи островов Вак. А протяжение этих семи островов - целый год пути для всадника, спешащего в беге. И на берегу этой реки и другая гора, называемая горой Вак, а это слово - название дерева, ветви которого похожи на головы сынов Адама. Когда над ними восходит солнце, эти головы разом начинают кричать и говорят в своем крике: "Вак! Вак! Слава царю-создателю!" И, услышав их крик, мы узнаем, что солнце взошло. И также, когда солнце заходит, эти головы начинают кричать и тоже говорят в своем крике: "Вак! Вак! Слава царю-создателю!" И мы узнаем, что солнце закатилось. Ни один мужчина не может жить у нас и проникнуть к нам и вступить на нашу землю, и между нами и царицей, которая правит этой землей, расстояние месяца пути по этому берегу. Все подданные, которые живут на этом берегу, подвластны этой царице, и ей подвластны также племена непокорных джиннов и шайтанов. Под ее властью столько колдунов, что число их знает лишь тот, кто их создал. И если ты боишься, я пошлю с тобой того, кто отведет тебя на берег, и приведу того, кто свезет тебя на своем корабле и доставит тебя в твою страну. А если приятно твоему сердцу остаться с нами, я не буду тебе прекословить, и ты будешь у меня, под моим оком, пока не исполнится твое желание, если захочет Аллах великий". - "О госпожа, я больше не расстанусь с тобой, пока не соединюсь с моей женой, или моя душа пропадет", - воскликнул Хасан. И старуха сказала ему: "Это дело легкое! Успокой твое сердце, и ты скоро придешь к желаемому, если захочет Аллах великий. Я непременно осведомлю о тебе царицу, чтобы она была тебе помощницей в исполнении твоего намерения".

И Хасан пожелал старухе блага и поцеловал ей руки и голову и поблагодарил ее за ее поступок и крайнее великодушие, и пошел с нею, размышляя об исходе своего дела и ужасах пребывания на чужбине. И он начал плакать и рыдать и произнес такие стихи:

 "Дует ветер с тех мест, где стан моей милой, 
 И ты видишь, что от любви я безумен. 

 Ночь сближенья нам кажется светлым утром, 
 День разлуки нам кажется черной ночью. 

 И прощанье с возлюбленной - труд мне тяжкий, 
 И расстаться с любимыми нелегко мне. 

 На суровость я жалуюсь лишь любимой, 
 Нет мне в мире приятеля или друга. 

 И забыть мне нельзя о вас - не утешит 
 Мое сердце хулящих речь, недостойных. 

 Бесподобная, страсть моя бесподобна. 
 Лишена ты подобия, я же - сердца. 

 Кто желает слыть любящим и боится 
 Укоризны - достоин тот лишь упрека".

И потом старуха велела бить в барабан отъезда, и войско двинулось, и Хасан пошел со старухой, погруженный в море размышлений и произнося эти стихи, а старуха побуждала его к терпению и утешала его, но Хасан не приходил в себя и не разумел того, что она ему говорила. И они шли до тех пор, пока не достигли первого острова из семи островов, то есть Острова Птиц. И когда они вступили туда, Хасан подумал, что мир перевернулся - так сильны были там крики, - и у него заболела голова, и его разум смутился, и ослепли его глаза, и ему забило уши. И он испугался сильным испугом и убедился в своей смерти и сказал про себя: "Если это Земля Птиц, то какова же будет Земля Зверей?"

И когда старуха, называемая Шавахи, увидела, что он в таком состоянии, она стала над ним смеяться и сказала: "О дитя мое, если таково твое состояние на первом острове, то что же с тобой будет, когда ты достигнешь остальных островов?" И Хасан стал молить Аллаха и умолять его, прося у него помощи в том, чем он его испытал, и исполнения его желания. И они ехали до тех пор, пока не пересекли Землю Птиц и не вышли из нее.

И они вошли в Землю Зверей и вышли из нее и вступили в Землю Джиннов. И когда Хасан увидел ее, он испугался и раскаялся, что вступил с ними в эту землю. И затем он попросил помощи у великого Аллаха и пошел с ними дальше, и они вырвались из Земли Джиннов и дошли до реки и остановились под большой вздымающейся горой и разбили свои шатры на берегу реки. И старуха поставила Хасану возле реки скамью из мрамора, украшенную жемчугом, драгоценными камнями и слитками червонного золота, и Хасан сел на нее, и подошли воины, и старуха провела их перед Хасаном, а потом они расставили вокруг Хасана шатры и немного отдохнули и поели и попили и заснули спокойно, так как они достигли своей страны. А Хасан закрывал себе лицо покрывалом, так что из-под него видны были только его глаза.

И вдруг толпа девушек подошла близко к шатру Хасана, и они сняли с себя одежду и вошли в реку, и Хасан стал смотреть, как они моются. И девушки принялись играть и веселиться, не зная, что Хасан смотрит на них, так как они считали его за царевну, и у Хасана натянулась его струна, так как он смотрел на девушек, обнаженных от одежд, и видел у них между бедрами всякие разновидности: мягкое, пухлое, жирное, полное, совершенное, широкое и обильное. И лица их были, как луны, а волосы, точно ночь над днем, так как они были дочерьми царей.

И потом старуха поставила Хасану седалище и посадила его. И когда девушки кончили мыться, они вышли из реки, обнаженные и подобные месяцу в ночь полнолуния. И все войско собралось перед Хасаном, как старуха велела. Может быть, жена Хасана окажется среди них и он ее узнает. И старуха стала спрашивать его о девушках, проходивших отряд за отрядом, а Хасан говорил: "Нет ее среди этих, о госпожа моя..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот седьмая ночь

Когда же настала восемьсот седьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что старуха спрашивала Хасана о девушках, проходивших отряд за отрядом - может быть, он узнает среди них свою жену, - но, всякий раз как она спрашивала его о каком-нибудь отряде, Хасан говорил: "Ее нет среди этих, о госпожа моя!"

И потом, после этого, подошла к ним женщина в конце людей, которой прислуживали десять невольниц и тридцать служанок - все высокогрудые девы. И они сняли с себя одежды и вошли с их госпожой в реку, и та стала их дразнить и бросать и погружать в реку и играла с ними таким образом некоторое время, а затем они вышли из реки и сели. И их госпоже подали шелковые полотенца, вышитые золотом, и она взяла их и вытерлась. И затем ей принесли одежды, платья и украшения, сделанные джиннами, и она взяла их и надела и гордо прошла среди воительниц со своими служанками.

И когда Хасан увидел ее, его сердце взлетело, и он воскликнул: "Вот женщина, самая похожая на птицу, которую я видел во дворце моих сестер девушек, и она так же поддразнивала своих приближенных, как эта!" - "О Хасан, это ли твоя жена?" - спросила старуха. И Хасан воскликнул: "Нет, клянусь твоей жизнью, о госпожа, это не моя жена, и я в жизни не видал ее. И среди всех девушек, которых я видел на этих островах, нет подобной моей жене и нет ей равной по стройности, соразмерности, красоте и прелести". - "Опиши мне ее и скажи мне все ее признаки, чтобы они были у меня в уме, - молвила тогда старуха. - Я знаю всякую девушку на островах Вак, так как я надсмотрщица женского войска и управляю им. И если ты мне ее опишешь, я узнаю ее и придумаю тебе хитрость, чтобы ее захватить".

И тогда Хасан сказал старухе: "У моей жены прекрасное лицо и стройный стан, ее щеки овальны и грудь высока; глаза у нее черные и большие, ноги - плотные, зубы белые; язык ее сладостен, и она прекрасна чертами и подобна гибкой ветви. Ее качества - невиданы, и уста румяны, у нее насурмленные глаза и нежные губы, и на правой щеке у нее родинка, и на животе под пупком - метка. Ее лицо светит, как округленная луна, ее стан тонок, а бедра - тяжелы, и слюна ее исцеляет больного, как будто она Каусар или Сельсебиль" (Каусар, Сельсебиль - по мусульманским преданиям, райские источники.). - "Прибавь, описывая ее, пояснения, да прибавит тебе Аллах увлечения", - сказала старуха. И Хасан молвил: "У моей жены лицо прекрасное и щеки овальные и длинная шея; у нее насурмленные глаза, и щеки, как коралл, и рот, точно сердоликов печать, и уста, ярко-сверкающие, при которых не нужно ни чаши, ни кувшина. Она сложена в форме нежности, и меж бедер ее престол халифата, и нет подобной святыни в священных местах, как сказал об этом поэт:

 Название, нас смутившее, 
 Из букв известных состоит: 

 Четыре ты на пять умножь, 
 И шесть умножь на десять ты".

И потом Хасан заплакал и пропел такую песенку:

 "О сердце, когда тебя любимый оставит, 
 Уйти и сказать, что ты забыло, не вздумай! 

 Терпенье употреби - врагов похоронишь, 
 Клянусь, не обманется вовек терпеливый!"

И еще:

 "Коль хочешь спастись, - весь век не двигайся с места, 
 Тоски и отчаянья не знай и гордыни. 

 Терпи и не радуйся совсем, не печалься, 
 А если отчаешься, прочти: не разверзли ль".

И старуха склонила на некоторое время голову к земле, а потом она подняла голову к Хасану и воскликнула: "Хвала Аллаху, великому саном! Поистине, я испытана тобою, о Хасан! О, если бы я тебя не знала! Ведь женщина, которую ты описал, - это именно твоя жена, и я узнала ее по приметам. Она старшая дочь царя величайшего, которая правит над всеми островами Вак. Открой же глаза и обдумай свое дело, и если ты спишь, - проснись! Тебе никогда нельзя будет ее достигнуть, а если ты ее достигнешь, ты не сможешь получить ее, так как между нею и тобой то же, что между небом и землей. Возвращайся же, дитя мое, поскорее и не обрекай себя на погибель: ты обречешь меня вместе с тобой. Я думаю, что нет для тебя в ней доли. Возвращайся же туда, откуда пришел, чтобы не пропали наши души".

И старуха испугалась за себя и за Хасана, и, услышав слова старухи, он так сильно заплакал, что его покрыло беспамятство. И старуха до тех пор брызгала ему в лицо водой, пока он не очнулся от обморока. И он заплакал и залил слезами свою одежду, от великой тоски и огорчения из-за слов старухи, и отчаялся в жизни и сказал старухе: "О госпожа моя, а как я вернусь, когда я дошел досюда, и не думал я в душе, что ты не в силах помочь достигнуть мне цели, особенно раз ты надсмотрщица войска женщин и управляешь ими". - "Заклинаю тебя Аллахом, о дитя мое, - сказала старуха, - выбери себе девушку из этих девушек, и я дам ее тебе вместо твоей жены, чтобы ты не попал в руки царям. Тогда у меня не останется хитрости, чтобы тебя выручить. Заклинаю тебя Аллахом, послушайся меня и выбери себе одну из этих девушек, но не ту, и возвращайся поскорее невредимым и не заставляй меня глотать твою горесть. Клянусь Аллахом, ты бросил себя в великое бедствие и большую опасность, из которой никто не может тебя выручить!"

И Хасан опустил голову и горько заплакал и произнес такие стихи:

 "Хулителям сказал я: "Не хулите!" 
 Ведь лишь для слез глаза мои существуют. 

 Их слезы переполнили и льются 
 Вдоль щек моих, а милая сурова. 

 Оставьте! От любви худеет тело, 
 Ведь я в любви люблю мое безумье. 

 Любимые! Все больше к вам стремленье, 
 Так почему меня не пожалеть вам? 

 Суровы вы, хоть клятвы и обеты 
 Я дал, и, дружбу обманув, ушли вы. 

 В день расставанья, как вы удалились, 
 Я выпил чашу низости в разлуке. 

 О сердце, ты в тоске по ним расплавься, 
 Будь щедрым ты на слезы, мое око!.." 

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот восьмая ночь

Когда же настала восемьсот восьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда старуха сказала Хасану: "Ради Аллаха, о дитя мое, послушайся моих слов и выбери себе одну из этих девушек, вместо твоей жены, и возвращайся скорее в твою страну", - Хасан понурил голову и заплакал сильным плачем и произнес упомянутые стихи, а окончив стихотворение, он так заплакал, что его покрыло беспамятство. И старуха до тех пор брызгала ему в лицо водой, пока он не очнулся от обморока, а затем она обратилась к нему и сказала: "О господин мой, возвращайся в твою страну! Когда я поеду с тобой в город, пропадет твоя душа и моя душа, так как царица, когда она об этом узнает, будет упрекать меня за то, что я вступила с тобою в ее страну и на ее острова, которых не достигал никто из детей сынов Адама. Она убьет меня за то, что я взяла тебя с собой и показала тебе этих дев, которых ты видел в реке, хотя не касался их самец и не приближался к ним муж".

И Хасан поклялся, что он совершенно не смотрел на них дурным взглядом, и старуха сказала ему: "О дитя мое, возвращайся в твою страну, и я дам тебе денег, сокровищ и редкостей столько, что тебе не будут нужны никакие женщины. Послушайся же моих слов и возвращайся скорее, не подвергая себя опасности, и вот я дала тебе совет".

И Хасан, услышав слова старухи, заплакал и стал тереться щеками об ее ноги и воскликнул: "О моя госпожа и владычица и прохлада моего глаза, как я вернусь после того, как дошел до этого места, и не посмотрю на тех, кого желаю?! Я приблизился к жилищу любимой и надеялся на близкую встречу, и, может быть, будет мне доля в сближении!" И потом он произнес такие стихи:

 "О цари всех прекрасных, сжальтесь над пленным 
 Тех очей, что могли б царить в царстве Кисры, 

 Превзошли вы дух мускуса ароматом 
 И затмили красоты роз своим блеском, 

 Где живете, там веет ветер блаженства, 
 И дыханьем красавицы он пропитан. 

 О хулитель, довольно слов и советов - 
 Ты явился с советами лишь по злобе. 

 Ни корить, ни хулить меня не годится 
 За любовь, коль не знаешь ты, в чем тут дело, 

 Я пленен был красавицы темным оком, 
 И любовью повергнут был я насильно. 

 Рассыпая слезу мою, стих нижу я, 
 Вот рассказ мой: рассыпан он и нанизан. 

 Щек румянец расплавил мне мое сердце, 
 И пылают огнем теперь мои члены. 

 Расскажите: оставлю коль эти речи, 
 Так какими расплавлю грудь я речами? 

 Я красавиц всю жизнь любил, но свершит ведь 
 Вслед за этим еще Аллах дел не мало". 

А когда Хасан окончил свои стихи, старуха сжалилась над ним и пожалела его и, подойдя к нему, стала успокаивать его сердце и сказала: "Успокой душу и прохлади глаза и освободи твои мысли от заботы, клянусь Аллахом, я подвергну с тобою опасности мою душу, чтобы ты достиг того, чего хочешь, или поразит меня гибель". И сердце Хасана успокоилось, и расправилась у него грудь, и он просидел, беседуя со старухой, до конца дня.

И когда пришла ночь, все девушки разошлись, и некоторые пошли в свои дворцы в городе, а некоторые остались на ночь в шатрах. И старуха взяла Хасана с собой и пошла с ним в город и отвела ему помещение для него одного, чтобы никто не вошел к нему и не осведомил о нем царицу, и она не убила бы его и не убила бы того, кто его привел. И старуха стала прислуживать Хасану сама и пугала его яростью величайшего царя, отца его жены. И Хасан плакал перед нею и говорил: "О госпожа, я избрал для себя смерть, и свет мне противен, если я не соединюсь с женой и детьми! Я подвергну себя опасности и либо достигну желаемого, либо умру". И старуха стала раздумывать о том, как бы Хасану сблизиться и сойтись со своей женой и какую придумать хитрость для этого бедняги, который вверг свою душу в погибель, и не удерживает его от его намерения ни страх, ни что-нибудь другое, и он забыл о самом себе, а сказавший поговорку говорит: "Влюбленный не слушает слов свободного от любви".

А царицей острова, на котором они расположились, была старшая дочь царя величайшего и было имя ее Нур-аль-Худа. И было у этой царицы семь сестер - невинных девушек, и они жили у ее отца, который правил семью островами и областями Вак, и престол этого царя был в городе, самом большом из городов той земли. И вот старуха, видя, что Хасан горит желаньем встретиться со своей женой и детьми, поднялась и отправилась во дворец царицы Нур-аль-Худа и, войдя к ней, поцеловала землю меж ее руками. А у этой старухи была перед нею заслуга, так как она воспитала всех царских дочерей и имела над всеми ими власть и пользовалась у них почетом и была дорога царю.

И когда старуха вошла к царице Нур-аль-Худа, та поднялась и обняла ее и посадила с собою рядом и спросила, какова была ее поездка, и старуха отвечала ей: "Клянусь Аллахом, о госпожа, это была поездка благословенная, и я захватила для тебя подарок, который доставлю тебе. О дочь моя, о царица века и времени, - сказала она потом, - я привела с собой нечто удивительное и хочу тебе это показать, чтобы ты помогла мне исполнить одно дело". - "А что это такое?" - спросила царица. И старуха рассказала ей историю Хасана, с начала до конца. И она дрожала как тростинка в день сильного ветра и наконец упала перед царевной и сказала ей: "О госпожа, попросил у меня защиты один человек на берегу, который прятался под скамьей, и я взяла его под защиту и привела его с собой в войске девушек, и он надел оружие, чтобы никто его не узнал, и я привела его в город.- И потом еще сказала царевне: - Я пугала его твоей яростью осведомила его о твоей силе и мощи. И всякий раз, как я его пугаю, он плачет и произносит стихи и говорит мне: "Неизбежно мне увидеть мою жену и детей, или я умру, и я не вернусь в мою страну без них!" И он подверг себя опасности и пришел на острова Вак, и я в жизни не видела человека, крепче его сердцем и с большей мощью, но только любовь овладела им до крайней степени..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот девятая ночь

Когда же настала восемьсот девятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что старуха рассказала царевне Нур-аль-Худа историю Хасана и сказала ей: "Я не видела человека крепче его сердцем, но только любовь овладела им до крайней степени". И, услышав ее слова и поняв историю Хасана, царица разгневалась сильным гневом и склонила на некоторое время голову к земле, а потом она подняла голову и посмотрела на старуху и сказала ей: "О злосчастная старуха, разве дошла твоя мерзость до того, что ты приводишь мужчин и приходишь с ними на острова Вак и вводишь их ко мне, не боясь моей ярости? Клянусь головой царя, если бы не воспитание и уважение, которым я тебе обязана, я бы убила тебя с ним сейчас же самым скверным убиением, чтобы путешествующие поучались на тебе, о проклятая, и никто бы не делал того ужасного дела, которое сделала ты и на которое никто не властен. Но ступай приведи его сейчас же ко мне, чтобы я на него посмотрела".

И старуха вышла от царевны ошеломленная, не зная, куда идти, и говорила: "Все это несчастье пригнал ко мне Аллах через руки Хасана!" И она шла, пока не вошла к Хасану, и сказала ему: "Вставай, поговори с царицей, о тот, конец чьей жизни приблизился!" И Хасан вышел с нею, и язык его неослабно поминал великого Аллаха и говорил: "О боже, будь ко мне милостив в твоем приговоре и освободи меня от беды!" И старуха шла с ним, пока не поставила его перед царицей Нур-аль-Худа (а старуха учила Хасана по дороге, как он должен с ней говорить). И, представ перед Нур-аль-Худа, Хасан увидел, что она закрыла лицо покрывалом. И он поцеловал землю меж ее руками и пожелал ей мира и произнес такие два стиха:

 "Продли Аллах величье твое и радость, 
 И одари господь тебя дарами! 

 Умножь Аллах величье твое и славу 
 И укрепи тебя в борьбе с врагами!"

А когда он окончил свои стихи, царица сделала старухе знак поговорить с ним перед нею, чтобы она послушала его ответы. И старуха сказала Хасану: "Царица возвращает тебе приветствие и спрашивает тебя: как твое имя, из какой ты страны, как зовут твою жену и детей, из-за которых ты пришел, и как называется твоя страна?" И Хасан ответил (а он укрепил свою душу, и судьбы помогли ему): "О царица годов и времен, единственная в века и столетия! Что до меня, то мое имя - Хасан-многопечальный, и город мой - Басра, а жена моя - имени ей я не знаю; что же до моих детей, то одного зовут Насир, а другого - Мансур". И, услышав слова Хасана, царица сказала ему: "Откуда она увезла своих детей?" И Хасан ответил: "О царица! Из города Багдада, из дворца халифа". - "А говорила она вам что-нибудь, когда улетала?" - спросила царица. И Хасан ответил: "Она сказала моей матушке: "Когда твой сын придет и продлятся над ним дни разлуки, и захочет он близости и встречи, и потрясут его ветры томления, пусть приходит ко мне на острова Вак".

И тогда царица Нур-аль-Худа покачала головой и сказала: "Не желай она тебя, она не сказала бы твоей матери этих слов, и если бы она тебя не хотела и не желала бы близости с тобой, она бы не осведомила тебя, где ее место и не позвала бы тебя в свою страну". - "О госпожа царей и правительница над всеми царями и нищими, - ответил Хасан, - о том, что случилось, я тебе рассказал, ничего от тебя не скрывая. Я прошу защиты у Аллаха и у тебя, чтобы ты меня не обижала. Пожалей же меня и воспользуйся наградой за меня и воздаянием. Помоги мне встретиться с женой и детьми, верни мне предмет моих желаний и прохлади глаза мои встречей с детьми и помоги мне их увидеть".

И он начал плакать, стонать и жаловаться и произнес такие два стиха:

 "Тебя буду славить я, пока голубок кричит, 
 Усиленно, хоть бы не исполнил я должного. 

 Всегда ведь, когда я жил в былом благоденствии, 
 Я видел в тебе его причины и корни все". 

И царица Нур-аль-Худа склонила голову к земле на долгое время, а потом она подняла голову и сказала Хасану: "Я пожалела тебя и сжалилась над тобой и намерена показать тебе всех девушек в этом городе и в землях моего острова. Если ты узнаешь твою жену, я отдам ее тебе, а если ты ее не узнаешь, я тебя убью и распну на дверях дома старухи". И Хасан молвил: "Я принимаю это от тебя, о царица времени". И он произнес такие стихи:

 "Вы подняли страсть во мне, а сами сидите вы, 
 Вы отняли сон у век горящих, и спите вы, 

 Вы мне обещали, что не будете вы тянуть, 
 Но, повод мой захватив, меня обманули вы. 

 Любил вас ребенком я, не зная еще любви. 
 "Не надо же убивать меня", - я вам жалуюсь. 

 Ужель, не боясь Аллаха, можете вы убить 
 Влюбленного, что пасет звезду, когда люди спят? 

 О родичи, если я умру, напишите вы 
 На камнях моей могилы: "Это влюбленный был". 

 И, может быть, юноша, что страстью, как я, сражен, 
 Увидя мою могилу, скажет мне: "Мир тебе!"

А окончив свои стихи, Хасан сказал: "Я согласен на условие, которое ты мне поставила, и нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого!"

И тогда царица Нур-аль-Худа приказала, чтобы не осталось в городе девушки, которая не поднялась бы во дворец и не прошла бы перед Хасаном, и царица велела старухе Шавахи самой спуститься в город и привести всех бывших в городе девушек к царице во дворец. И царица принялась вводить к Хасану девушек сотню за сотней, так что в городе не осталось девушки, которую она бы не показала Хасану, но Хасан не увидел среди них своей жены. И царица спросила его: "Видел ли ты свою жену среди этих?" И Хасан отвечал: "Клянусь Аллахом, о царица, ее среди них нет". И тогда царицу охватил сильный гнев, и она сказала старухе: "Пойди и выведи всех, кто есть во дворце, и покажи их ему".

И когда Хасану показали всех, кто был во дворце, он не увидел среди них своей жены и сказал царице: "Клянусь жизнью твоей головы, о царица, ее среди них нет". И царица рассердилась и закричала на тех, кто был вокруг нее, и сказала: "Возьмите его и утащите по земле лицом вниз и отрубите ему голову, чтобы никто после него не подвергал себя опасности, не узнал о нашем положении, не прошел по нашей стране и не вступал на нашу землю и наши острова!" И Хасана вытащили лицом вниз и накинули на него подол его платья и закрыли ему глаза и остановились подле него с мечами, ожидая разрешения.

И тогда Шавахи подошла к царице и поцеловала землю меж ее рук и, схватившись за полу ее платья, положила ее себе на голову и сказала: "О царица, во имя воспитания, не торопись с ним, особенно раз ты знаешь, что этот бедняк - чужеземец, который подверг свою душу опасности и испытал дела, которых никто до него не испытывал, и Аллах - слава ему и величие! - спас его от смерти из-за его долгой жизни, и он услышал о твоей справедливости и вошел в твою страну и охраняемое убежище. И если ты его убьешь, разойдутся о тебе с путешественниками вести, что ты ненавидишь чужеземцев и убиваешь их. А он, при всех обстоятельствах, под твоей властью и будет убит твоим мечом, если не окажется его жены в твоем городе. В какое время ты ни захочешь, чтобы он явился, я могу возвратить его к тебе. И к тому же я взяла его под защиту, только надеясь на твое великодушие, так как ты обязана мне воспитанием, и я поручилась ему, что ты приведешь его к желаемому, ибо я знаю твою справедливость и милосердие, и, если бы я не знала в тебе этого, я бы не привела его в твой город. И я говорила про себя: "Царица на него посмотрит и послушает стихи, которые он говорит, и прекрасные, ясные слова, подобные нанизанному жемчугу". Этот человек вошел в наши земли и поел нашей пищи, и соблюдать его право обязательно для нас..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот десятая ночь

Когда же настала восемьсот десятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда царица Нур-аль-Худа приказала своим слугам схватить Хасана и отрубить ему голову, старуха стала ее уговаривать и говорила ей: "Этот человек вошел в наши земли и поел нашей пищи, и соблюдать его право для нас обязательно, особенно раз я обещала ему встречу с тобою. Ты ведь знаешь, что разлука тяжела, и знаешь, что разлука убийственна, в особенности - разлука с детьми. У нас не осталось ни одной женщины, кроме тебя; покажи же ему твое лицо".

И царица улыбнулась и сказала: "Откуда ему быть моим мужем и иметь от меня детей, чтобы я показывала ему лицо?" И затем она велела привести Хасана, и его ввели к ней и поставили перед нею, и тогда она открыла лицо. И, увидев его, Хасан испустил великий крик и упал, покрытый беспамятством. И старуха до тех пор ухаживала за ним, пока он не очнулся, а очнувшись от беспамятства, он произнес такие стихи:

 "Ветерочек из Ирака, что подул 
 В земли тех, кто восклицает громко: "Вак!" 

 Передай моим возлюбленным, что я 
 Горький вкус любви моей вкусил давно. 

 О, смягчитесь, люди страсти, сжальтесь вы. 
Тает сердце от разлуки мук мое!"

А окончив свои стихи, он поднялся и посмотрел на царицу и вскрикнул великим криком, от которого дворец чуть не свалился на тех, кто в нем был, и затем упал, покрытый беспамятством.

И старуха до тех пор ухаживала за ним, пока он не очнулся, и спросила его, что с ним, и Хасан воскликнул: "Эта царица - либо моя жена, либо самый похожий на мою жену человек..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот одиннадцатая ночь

Когда же настала восемьсот одиннадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда старуха спросила Хасана, что с ним, он воскликнул: "Эта царица - либо моя жена, либо самый похожий на мою жену человек". И царица сказала: "Горе тебе, о нянюшка, этот чужеземец бесноватый или помешанный, потому что он смотрит мне в лицо и таращит глаза". - "О царица, - сказала старуха, - ему простительно, не взыщи с него. Ведь пословица говорит: "Для больного от любви нет лекарства". Что он, что бесноватый - все равно". А Хасан заплакал сильным плачем и произнес такие два стиха:

 "Увидя следы любимых, с тоски я таю 
 И слезы лью на месте их стоянки, 

 Прося того, кто нас испытал разлукой, 
 Чтоб мне послал любимых возвращенье". 

И потом Хасан сказал царице: "Клянусь Аллахом, ты не моя жена, но ты самый похожий на нее человек!" И царица Нур-аль-Худа так засмеялась, что упала навзничь и склонилась на бок и сказала: "О любимый, дай себе отсрочку и рассмотри меня и ответь мне на то, о чем я тебя спрошу. Оставь безумие, смущение и смятение, - приблизилось к тебе облегчение". - "О госпожа царей и прибежище всех богатых и нищих, увидав тебя, я стал бесноватым, потому что ты либо моя жена, либо самый похожий на нее человек. А теперь спрашивай меня о чем хочешь", - сказал Хасан. И царица спросила его: "Что в твоей жене на меня похоже?" - "О госпожа моя, - ответил Хасан, - все, что есть в тебе красивого, прекрасного, изящного и изнеженного - стройность твоего стана и неясность твоих речей, румянец твоих щек, и выпуклость грудей и все прочее, - на нее похожи".

И царица тогда обратилась к Шавахи, Умм-ад-Давахи, и сказала ей: "О матушка, отведи его обратно на то место, где он у тебя был, и прислуживай ему сама, а я обдумаю его дело. И если он человек благородный и хранит дружбу, приязнь и любовь, нам надлежит помочь ему, особенно потому, что он пришел в нашу землю и ел нашу пищу и перенес тяготы путешествия и борьбу с ужасами опасностей. Но когда ты доставишь его в свой дом, поручи его твоим слугам и возвращайся ко мне поскорее, и если захочет великий Аллах, будет одно только благо". И старуха вышла и взяла Хасана и пошла с ним в свое жилище и велела своим невольницам, слугам и прислужникам ему служить и приказала принести ему все, что ему нужно, не упуская ничего из должного.

А потом она поспешно вернулась к царице, и та велела ей надеть оружие и взять с собой тысячу всадников из доблестных. И старуха Шавахи послушалась ее приказаний и надела свои доспехи и призвала тысячу всадников, и, когда она встала меж руками царицы и сообщила ей о прибытии тысячи всадников, царица велела ей отправиться в город царя величайшего, ее отца, и остановиться у его дочери Манар-ас-Сана, ее младшей сестры, и сказать ей: "Одень твоих детей в рубахи, которые я для них сделала, и пошли их к ее тетке, она стосковалась по ним".

И потом царица сказала старухе: "Я наказываю тебе, о матушка, скрывать дело Хасана, и когда ты возьмешь у нее детей, скажи ей: "Твоя сестра приглашает тебя ее посетить". И она отдаст тебе детей и выедет ко мне, желая меня посетить. Ты возвращайся с ними поскорее, а она пусть едет не торопясь, и иди не по той дороге, по которой поедет она. Пусть твой путь продолжается ночью и днем, и остерегайся, чтобы хоть кто-нибудь один не узнал об этом деле. И затем, я клянусь всеми клятвами, если моя сестра окажется его женой и станет ясно, что ее дети - его дети, я не помешаю ему взять ее и ее отъезду с ним и с детьми..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот двенадцатая ночь

Когда же настала восемьсот двенадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что царица сказала старухе: "Я клянусь Аллахом и подтверждаю всеми клятвами, что если она окажется его женой, я не помешаю ему ее взять и помогу ему взять ее и уехать с нею в его страну". И старуха поверила ее словам и не знала она, что задумала в душе царица, а эта распутница задумала в душе, что если ее сестра не жена Хасана и ее дети на него не похожи, она убьет его.

И потом царица сказала старухе: "О матушка, если правду говорит мое опасение, его женой окажется моя сестра Манар-ас-Сана, а Аллах знает лучше! Эти качества - ее качества, и все достоинства, которые он упомянул: превосходная красота и дивная прелесть не найдутся ни у кого, кроме моих сестер - в особенности, у младшей".

И старуха поцеловала ей руки и вернулась к Хасану и осведомила его о том, что сказала царица, и у Хасана улетел от радости ум, и он подошел к старухе и поцеловал ее в голову, и она сказала ему: "О дитя мое, не целуй меня в голову, а поцелуй в рот и считай это наградой за благополучие. Успокой душу и прохлади глаза, и пусть твоя грудь будет всегда расправлена, и не брезгай поцеловать меня в рот - я виновница твоей встречи с нею. Успокой же твое сердце и ум, и пусть будет твоя грудь всегда расправлена и глаз прохлажден и душа спокойна". И затем она простилась с ним и ушла, а Хасан произнес такие два стиха:

 "Любви моей четыре есть свидетеля 
 (Во всяком деле свидетелей бывает двое): 

 Трепет сердца, и в членах дрожь постоянная, 
 И худоба тела, и уст молчание".

И потом он произнес еще такие два стиха:

 "Две вещи есть - коль глаза слезами кровавыми 
 О них бы заплакали, грозя, что исчезнут, - 

 Десятую часть того, что должно, не дали бы 
 Те вещи - цвет юности и с милым разлука". 

А старуха надела оружие и взяла с собою тысячу всадников и отправилась на тот остров, где находилась сестра царицы, и ехала до тех пор, пока не приехала к сестре царицы, а между городом Нур-аль-Худа и городом ее сестры было три дня пути. И когда Шавахи достигла города, она вошла к сестре царицы, Манар-ас-Сана, и приветствовала ее и передала ей приветствие ее сестры Нур-аль-Худа и рассказала ей, что царица стосковалась по ней и по ее детям, и сообщила ей, что царица Нур-аль-Худа на нее гневается за то, что она ее не посещает. И царица Манар-ас-Сана ответила: "Право против меня и за мою сестру. И я сделала упущение, не посетив ее, но я посещу ее теперь".

И она велела вынести свои палатки за город и захватила для сестры подходящие подарки и редкости. А царь, ее отец, посмотрел из окна дворца и увидел, что выставлены палатки, и спросил об этом, и ему сказали: "Царевна Манар-ас-Сана поставила свои палатки на этой дороге, потому что она хочет посетить свою сестру Нур-аль-Худа". И, услышав об этом, царь снарядил для нее войско, чтобы доставить ее к ее сестре, и вынул из своей казны богатства, кушанья, напитки, редкости и драгоценности, для которых бессильны описания. А семь дочерей царя были родные сестры - от одного отца и одной матери, кроме младшей. И старшую звали Нур-аль-Худа, вторую - Наджм-ас-Сабах, третью - Шамс-ад-Духа, четвертую - Шадягарат-ад-Дурр, пятую - Кут-аль-Кулуб, шестую - Шараф-аль-Банат, и седьмую - Манар-ас-Сана, и это была младшая из сестер и жена Хасана, и была она им сестрой только по отцу.

И потом старуха подошла и поцеловала землю меж рук Манар-ас-Сана, и Манар-ас-Сана спросила ее: "У тебя есть еще просьба, о матушка?" И старуха сказала: "Царица Нур-аль-Худа, твоя сестра, приказывает тебе переодеть твоих детей и одеть их в рубашки, которые она им сшила, и послать их к ней со мною. И я возьму их и поеду с ними вперед и буду вестницей твоего прихода к ней". И когда Манар-ас-Сана услышала слова старухи, она склонила голову к земле, и цвет ее лица изменился, и она просидела понурившись долгое время, а потом покачала головой и подняла ее к старухе и сказала: "О матушка, моя душа встревожилась и затрепетало мое сердце, когда ты упомянула о моих детях. Ведь со времени их рождения никто не видел их лица из джиннов и людей - ни женщины, ни мужчины, и я ревную их к ветерку, когда он пролетает". И старуха воскликнула: "Что это за слова, о госпожа! Или ты боишься для них зла от твоей сестры..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот тринадцатая ночь

Когда же настала восемьсот тринадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что старуха сказала госпоже Манар-ас-Сана: "Что это за слова, о госпожа! Разве ты боишься для них зла от твоей сестры? Да сохранит Аллах твой разум! Если ты хочешь ослушаться царицы в этом деле, то ослушание для тебя невозможно - она будет на тебя гневаться. Но твои дети - маленькие, о госпожа, и тебе простительно за них бояться, и любящий склонен к подозрениям. Но ты знаешь, о дочка, мою заботливость и любовь к тебе и к твоим детям, и я воспитала вас раньше их. Я приму их от тебя и возьму их и постелю для них свои щеки и открою сердце и положу их внутрь его, и мне не нужно наставлений о них в подобном этому деле. Будь же спокойна душою и прохлади глаза и отошли их к ней. Я опережу тебя самое большее на день или на два".

И старуха до тех пор приставала к Манар-ас-Сана, пока ее бок не умягчился, и она побоялась гнева своей сестры и не знала, что скрыто для нее в неведомом. И она согласилась послать детей со старухой и позвала их и выкупала и приготовила и, переодев их, надела на них те рубашки, и отдала их старухе, а та взяла их и помчалась с ними, как птица, не по той дороге, по какой шла их мать, как наказывала ей Нур-аль-Худа. И старуха непрестанно ускоряла ход, боясь за детей, пока не приехала с ними в город царицы Нур-аль-Худа, и она переправилась с ними через реку и вошла в город и пошла с детьми к царице Нур-аль-Худа, их тетке.

И, увидев детей, царица обрадовалась и обняла их и прижала к груди и посадила одного мальчика на правую ногу, а другого - на левую ногу, а потом она обратилась к старухе и сказала ей: "Приведи теперь Хасана! Я дала ему покровительство и защитила его от моего меча. Он укрепился в моем доме и поселился со мною в соседстве после того, как перенес страхи и бедствия и прошел путями смерти, ужасы которых все возрастали. Но при этом он до сих пор не спасен от испития смертной чаши..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот четырнадцатая ночь

Когда же настала восемьсот четырнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что царица Нур-аль-Худа велела старухе привести Хасана и сказала: "Он испытал страхи и бедствия и прошел путями смерти, ужасы которых все возрастали, но при этом он до сих пор не спасен от испития смертной чаши". - "Когда я приведу его к тебе, сведешь ли ты его с ними и, если выяснится, что это не его дети, простишь ли ты его и возвратишь ли в его страну?"-спросила старуха.

И, услышав ее слова, царица разгневалась великим гневом и воскликнула: "Горе тебе, о злосчастная старуха! До каких пор продлятся твои уловки из-за этого чужеземца, который посягнул на нас и поднял нашу завесу и узнал о наших обстоятельствах? Разве он думает, что пришел в нашу землю, увидел наши лица и замарал нашу честь и вернется в свои земли невредимым? Он разгласит о наших обстоятельствах в своих землях и среди своих родных, и дойдут о нас вести до всех царей в областях земли, и разъедутся купцы с рассказами о нас во все стороны и станут говорить: "Человек вошел на острова Вак и прошел страны колдунов и кудесников и вступил в Землю Джиннов и в Землю Зверей и Птиц и вернулся невредимым". Этого не будет никогда! Клянусь тем, кто сотворил небеса и их построил и простер землю и протянул ее, и создал тварей и исчислил их! Если это будут не его дети, я непременно убью его, и сама отрублю ему голову своей рукой!" И она закричала на старуху так, что та со страху упала, и натравила на нее привратника и двадцать рабов и сказала им: "Пойдите с этой старухой и приведите ко мне скорее того юношу, который находится у нее в доме".

И старуха вышла, влекомая привратником и рабом, и цвет ее лица пожелтел, и у нее дрожали поджилки, и пошла к себе домой и вошла к Хасану. И когда она вошла, Хасан поднялся и поцеловал ей руки и поздоровался с нею, но старуха не поздоровалась с ним и сказала: "Иди поговори с царицей! Не говорила ли я тебе: "Возвращайся в твою страну". И не удерживала ли тебя от всего этого, но ты не послушался моих слов? Я говорила: "Я дам тебе то, чего никто не может иметь, и возвращайся в твою страну поскорее", но ты мне не повиновался и не послушался меня, а напротив, сделал мне наперекор и избрал для себя и для меня гибель. Вот перед тобою то, что ты выбрал, и смерть близка. Иди поговори с этой развратной распутницей, своевольной обидчицей".

И Хасан поднялся с разбитым сердцем, печальной душой и испуганный, говоря: "О хранитель, сохрани! О боже, будь милостив ко мне в том, что ты определил мне из испытаний, и покрой меня, о милостивейший из милостивых". И он отчаялся в жизни и пошел с теми двадцатью рабами, привратником и старухой. И они ввели Хасана к царице, и он увидел своих детей, Насира и Мансура, которые сидели у царицы на коленях, и она играла с ними и забавляла их. И когда взор Хасана упал на его детей, он узнал их и вскрикнул великим криком и упал на землю, покрытый беспамятством, так сильно он обрадовался своим детям..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот пятнадцатая ночь

Когда же настала восемьсот пятнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда взор Хасана упал на его детей, он узнал их и вскрикнул великим криком и упал на землю, покрытый беспамятством. А очнувшись, он узнал своих детей, и они узнали его, и взволновала их врожденная любовь, и они высвободились из объятий царицы и встали возле Хасана, и Аллах, - велик он и славен! - внушил им слова: "О батюшка наш!"

И заплакали старуха и присутствующие из жалости и сочувствия к ним и сказали: "Хвала Аллаху, который соединил вас с вашим отцом!" А Хасан, очнувшись от обморока, обнял своих детей и так заплакал, что его покрыло беспамятство. И, очнувшись от обморока, он произнес такие стихи:

 "Я вами клянусь: душа не может уже терпеть 
 Разлуку, хотя бы близость гибель сулила мне. 

 Мне призрак ваш говорит: "Ведь завтра ты встретишь их". 
 Но разве, назло врагам, до завтра я доживу? 

 Я вами клянусь, владыки, как удалились вы, 
 Мне жизнь не была сладка совсем уже после вас. 

 И если Аллах пошлет мне смерть от любви моей, 
 Я мучеником умру великим от страсти к вам. 

 Газелью клянусь, что в сердце пастбище обрела, 
 Но образ ее, как он, бежит от очей моих,- 

 Коль вздумает отрицать, что кровь мою пролила, 
 Она на щеках ее свидетелем выступит". 

И когда царица убедилась, что малютки - дети Хасана и что ее сестра, госпожа Манар-ас-Сана, - его жена, в поисках которой он пришел, она разгневалась на сестру великим гневом, больше которого не бывает..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот шестнадцатая ночь

Когда же настала восемьсот шестнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда царица Нур-аль-Худа убедилась, что малютки - дети Хасана и что ее сестра, Манар-ас-Сана, - его жена, в поисках которой он пришел, она разгневалась на сестру великим гневом, больше которого не бывает, и закричала в лицо Хасану, и тот упал без чувств. А очнувшись от обморока, он произнес такие стихи:

 "Ушли вы, но ближе всех людей вы душе моей, 
 Вы скрылись, но в сердце вы всегда остаетесь. 

 Аллахом клянусь, к другим от вас я не отойду 
 И против превратностей судьбы буду стоек. 

 Проходит в любви к вам ряд ночей и кончается, 
 А в сердце моем больном стенанья и пламя 

 Ведь прежде я не хотел разлуки на час один, 
 Теперь же ряд месяцев прошел надо мною. 

 Ревную я к ветерку, когда пролетает он, - 
 Поистине, юных дев ко всем я ревную".

А окончив свои стихи, Хасан упал, покрытый беспамятством. И, очнувшись, он увидел, что его вытащили, волоча лицом вниз, и поднялся и пошел, путаясь в полах платья, и не верил он в спасение от того, что перенес от царицы. И это показалось тяжким старухе Шавахи, но она не могла заговорить с царицей о Хасане из-за ее сильного гнева.

И когда Хасан вышел из дворца, он был растерян и не знал, куда деваться, куда пойти и куда направиться, и стала для него тесна земля при ее просторе, и не находил он никого, кто бы с ним поговорил и развлек бы его и утешил, и не у кого было ему спросить совета и не к кому направиться и не у кого приютиться. И он убедился, что погибнет, так как не мог уехать и не знал, с кем поехать, и не знал дороги и не мог пройти через Долину Джиннов и Землю Зверей и Острова Птиц, и потерял он надежду жить. И он заплакал о самом себе, и покрыло его беспамятство, а очнувшись, он стал думать о своих детях и жене и о прибытии ее к сестре и размышлять о том, что случится у нее с ее сестрой.

А потом он начал раскаиваться, что пришел в эти земли и что он не слушал ничьих слов, и произнес такие стихи:

 "Пусть плачут глаза о том, что милых утратил я: 
 Утешиться трудно мне, и горесть моя сильна. 

 И чашу превратностей без примеси выпил я, 
 А кто может сильным быть, утратив возлюбленных? 

 Постлали ковер упреков меж мной и вами вы; 
 Скажите, ковер упреков снова когда свернут? 

 Не спал я, когда вы спали, и утверждали вы, 
 Что я вас забыл, когда забыл я забвение. 

 О, сердце, поистине, стремится к сближению, 
 А вы - мои лекари, от хвори храните вы. 

 Не видите разве, что разлука со мной творит? 
 Покорен и низким я и тем, кто не низок был. 

 Скрывал я любовь мою, но страсть выдает ее, 
 И сердце огнем любви на веки охвачено.

 Так сжальтесь же надо мной и смилуйтесь: был всегда 
 Обетам и клятвам верен в скрытом и тайном я. 

 Увижу ли я, что дни нас с вами сведут опять? 
 Вы - сердце мое, и вас лишь любит душа моя. 

 Болит мое сердце от разлуки! О, если бы 
 Вы весть сообщили мне о вашей любви теперь!"

А окончив свои стихи, Хасан продолжал идти, пока не вышел за город, и он увидел реку и пошел по берегу, не зная, куда направиться, и вот то, что было с Хасаном.

Что же касается его жены, Манар-ас-Сана, то она пожелала выехать на следующий день после того дня, когда выехала старуха. И когда она собиралась выезжать, вдруг вошел к ней придворный царя, ее отца, и поцеловал землю меж ее руками..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот семнадцатая ночь

Когда же настала восемьсот семнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Манар-ас-Сана собиралась выезжать, вдруг вошел к ней придворный царя, ее отца, и поцеловал землю меж ее руками и сказал: "О царевна, твой отец, царь величайший, приветствует тебя и зовет тебя к себе". И царевна поднялась и пошла с придворным к отцу, чтобы посмотреть, что ему нужно. И когда отец царевны увидал ее, он посадил ее с собой рядом на престол и сказал: "О дочка, знай, что я видел сегодня ночью сон, и я боюсь из-за него за тебя и боюсь, что постигнет тебя из-за этой поездки долгая забота". - "Почему, о батюшка, и что ты видел во сне?" - спросила царевна.

И ее отец ответил: "Я видел, будто я вошел в сокровищницу и увидел там большие богатства и много драгоценностей и яхонтов, и будто понравились мне во всей сокровищнице среди всех этих драгоценностей только семь зерен, и были они лучшими в сокровищнице. И я выбрал из этих семи камней один - самый маленький из них, но самый красивый и сильнее всех сиявший. И как будто я взял его в руку, когда мне понравилась его красота, и вышел с ним из сокровищницы. И, выйдя из ее дверей, я разжал руку, радуясь, и стал поворачивать камень, и вдруг прилетела диковинная птица из далеких стран, которая не из птиц нашей страны, и низринулась на меня с неба и, выхватив камешек у меня из руки, положила его обратно на то место, откуда я его принес. И охватила меня забота, грусть и тоска, и я испугался великим испугом, который пробудил меня от сна, и проснулся, печальный, горюя об этом камне. И, пробудившись от сна, я позвал толкователей и разъяснителей и рассказал им мой сон, и они мне сказали: "У тебя семь дочерей, и ты потеряешь младшую и ее отнимут у тебя силой, без твоего согласия". А ты, о дочка, младшая из моих дочерей и самая мне дорогая и драгоценная. И вот ты уезжаешь к твоей сестре, и я не знаю, что у тебя с ней случится. Не уезжай и вернись к себе во дворец".

И когда Манар-ас-Сана услышала слова своего отца, ее сердце затрепетало, и она испугалась за своих детей и склонила на некоторое время голову к земле, а потом она подняла голову к отцу и сказала: "О царь, царица Нур-аль-Худа приготовила для меня угощение, и она ждет моего прибытия с часу на час. Она уже четыре года меня не видала, и если я отложу мое посещение, она на меня рассердится. Самое большее я пробуду у нее месяц времени и вернусь к тебе. Да и кто ступит на нашу землю и достигнет островов Вак и кто может добраться до Белой Земли и до Черной Горы и достигнуть Камфарной Горы и Крепости Птиц? Как он пересечет Долину Птиц, а за ней Долину Зверей, а за ней Долины Джиннов, вступит на наши острова? Если бы вступил на них иноземец, он наверное бы погиб в морях гибели. Успокойся же душою и прохлади глаза о моем путешествии, никто не имеет власти вступить на нашу землю". И она до тех пор старалась смягчить своего отца, пока тот не пожаловал ей разрешения ехать..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот восемнадцатая ночь

Когда же настала восемьсот восемнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Манар-ас-Сана до тех пор старалась смягчить своего отца, пока он не пожаловал ей разрешения ехать, и потом он приказал тысяче всадников отправиться с нею и довести ее до реки, а затем оставаться на месте, пока она не достигнет города своей сестры и не войдет в ее дворец. И он велел им оставаться с нею и взять ее и привести к ее отцу и наказал Манар-ас-Сана побыть у сестры два дня и быстро возвращаться. И царевна ответила: "Слушаю и повинуюсь!"- и поднялась и вышла, и отец ее вышел и простился с нею.

А слова отца оставили след в ее сердце, и она испугалась за своих детей, но нет пользы укрепляться осторожностью против нападения судьбы. И Манар-ас-Сана ускоряла ход в течение трех дней с их ночами и доехала до реки и поставила свои шатры на берегу. А потом она переправилась через реку, вместе с несколькими слугами, приближенными и везирями и, достигнув города царицы Нур-аль-Худа, поднялась во дворец и вошла к ней и увидела, что ее дети плачут около нее и кричат: "Отец наш!" И слезы потекли у нее из глаз, и она заплакала и прижала своих детей к груди и сказала: "Разве вы видели вашего отца? Пусть бы не было той минуты, когда я его покинула, и если бы я знала, что он в обители жизни, я бы вас к нему привела".

И потом она стала плакать о себе и о своем муже, и о том, что ее дети плачут, и произнесла такие стихи:

 "Любимые! Несмотря на даль и суровость, я 
 Стремлюсь к вам, где б ни были, и к вам направляюсь 
 лишь. 

 И взоры обращены мои к вашей родине, 
 И сердце мое скорбит о с вами прошедших днях. 

 Как много мы провели ночей без сомнения, 
 Влюбленные, радуясь и ласке и верности!" 

И когда царевна увидела, что ее сестра обняла своих детей и сказала: "Я сама сделала это с собою и с детьми и разрушила мой дом", - Нур-аль-Худа не пожелала ей мира, но сказала ей: "О распутница, откуда у тебя эти дети? Разве ты вышла замуж без ведома твоего отца или совершила блуд? Если ты совершила блуд, тебя следует наказать, а если ты вышла замуж без нашего ведома, то почему ты покинула твоего мужа и взяла твоих детей и разлучила их с их отцом и пришла в наши страны?.."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот девятнадцатая ночь

Когда же настала восемьсот девятнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что царица Нур-аль-Худа сказала своей сестре Манар-ас-Сана: "А если ты вышла замуж без нашего ведома, то почему ты покинула твоего мужа и взяла твоих детей и разлучила их с их отцом и пришла в наши страны и спрятала от нас твоих детей? Разве ты думаешь, что мы этого не знаем? Великий Аллах, знающий сокровенное, обнаружил нам твое дело, открыл твое состояние и показал твои слабые места!"

И потом, после этого, она велела своим приближенным взять Манар-ас-Сана, и ее схватили, и Нур-аль-Худа связала ей руки и заковала ее в железные цепи и побила ее болезненным боем, так что растерзала ей тело, и привязала ее за волосы к крестовине и посадила ее в тюрьму.

И она написала письмо своему отцу, царю величайшему, чтобы осведомить его об этом деле, и писала ему: "В нашей стране появился мужчина из людей, и моя сестра Манар-ас-Сана утверждает, что она вышла за него замуж по закону и принесла от него двух детей, но скрыла их от нас и от тебя и не объявляла о себе ничего, пока не пришел к нам этот мужчина, который из людей, а зовут его Хасан. И он рассказал нам, что женился на ней и что она прожила с ним долгий срок времени, а потом взяла своих детей и ушла без его ведома. И она осведомила, уходя, его мать и сказала ей: "Скажи твоему сыну, если охватит его тоска, пусть приходит ко мне на острова Вак". И мы задержали этого человека у нас, и я послала к ней старуху Шавахи, чтобы она привела ее к нам, вместе с ее детьми, и она собралась и приехала. А я приказала старухе Шавахи принести мне ее детей раньше и прийти ко мне с ними, прежде чем она явится, и старуха принесла детей раньше, чем пришла их мать. И я послала за человеком, который утверждал, что она его жена, и, войдя ко мне и увидев детей, он узнал их, и они его узнали, и я удостоверилась, что эти дети - его дети, и что она - его жена, и узнала, что слова этого человека правильны и что на нем нет позора и дурного, и увидела, что мерзость и позор - на моей сестре. И я испугалась, что наша честь будет посрамлена перед жителями наших островов, и когда эта распутная обманщица вошла ко мне, я на нее разгневалась и побила ее болезненным боем и привязала ее к кресту за волосы. Вот я осведомила тебя об ее истории и приказ - твой приказ - что ты нам прикажешь, мы сделаем. Ты знаешь, что в этом деле для нас срам, и позор нам и тебе, и, может быть, услышат об этом жители островов, и станем мы между ними притчей, и надлежит тебе дать нам быстрый ответ".

И потом она отдала письмо посланцу, и тот пошел с ним к царю. И когда царь величайший прочитал его, он разгневался великим гневом на свою дочь Манар-ас-Сана и написал своей дочери Нур-аль-Худа письмо, в котором говорил: "Я вручаю ее дело тебе и назначаю тебя судьей над ее кровью. Если дело таково, как ты говоришь, убей ее и не советуйся о ней со мною".

И когда письмо ее отца дошло до царицы, она прочитала его и послала за Манар-ас-Сана и призвала ее к себе, а Манар-ас-Сана утопала в крови, была связана своими волосами и закована в тяжелые железные цепи, и была на ней волосяная одежда. И ее поставили перед царицей, и она стояла, униженная и презренная, и, увидев себя в столь большом позоре и великом унижении, она вспомнила о своем бывшем величии и заплакала сильным плачем и произнесла такие два стиха:

 "Владыка, мои враги хотят погубить меня, 
 Они говорят, что мне не будет спасенья. 

 Надеюсь, что все дела врагов уничтожишь ты, 
 Господь мой, защита тех, кто просит в испуге".

И затем она заплакала сильным плачем и упала, покрытая беспамятством, а очнувшись, она произнесла такие два стиха:

 "Подружились беды с душой моей; с ними дружен я, 
 Хоть был врагом их; щедрый - друг для многих. 

 Единым не был род забот в душе моей, 
 И их, хвала Аллаху, много тысяч".

И еще произнесла такие два стиха:

 "Как много бед нелегкими покажутся 
 Для юноши - спасенье у Аллаха! 

 Тяжелы они, но порой охватят кольца их 
 И раскроются, а не думал я, что раскроются..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Ночь, дополняющим до восьмисот двадцати

Когда же настала ночь, дополняющая до восьмисот двадцати, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда царица Нур-аль-Худа велела привести свою сестру, царевну Манар-ас-Сана, ее поставили перед нею, связанную, и она произнесла предыдущие стихи. И ее сестра принесла деревянную лестницу и положила на нее Манар-ас-Сана и велела слугам привязать ее спиной к лестнице и вытянула ей руки и привязала их веревками, а затем она обнажила ей голову и обвила ее волосы вокруг деревянной лестницы, и жалость к сестре исчезла из ее сердца.

И когда Манар-ас-Сана увидела себя в таком позорном и унизительном положении, она начала кричать и плакать, но никто не пришел ей на помощь. И она сказала: "О сестрица, как ожесточилось ко мне твое сердце и ты не жалеешь меня и не жалеешь этих маленьких детей?" И, услышав эти слова, Нур-аль-Худа стала еще более жестокой и начала ее ругать и воскликнула: "О любовница, о распутница, пусть не помилует Аллах того, кто тебя помилует! Как я тебя пожалею, о обманщица?" И Манар-ас-Сана сказала ей (а она лежала вытянутая): "Я ищу от тебя защиты у господа неба в том, за что ты меня ругаешь, и в чем я невиновна! Клянусь Аллахом, я не совершала блуда, а вышла за него замуж по закону, и мой господь знает, правда мои слова или нет. Мое сердце разгневалось на тебя из-за жестокости твоего сердца ко мне - как ты упрекаешь меня в блуде, ничего не зная! Но мой господь освободит меня от тебя, и если твои упреки за блуд правильны, Аллах накажет меня за это".

И ее сестра подумала, услышав ее слова, и сказала ей: "Как ты можешь обращаться ко мне с такими словами!" А потом она поднялась и стала бить Манар-ас-Сана, и ее покрыло беспамятство. И ей брызгали в лицо водой, пока она не очнулась, и изменились прелести ее от жестоких побоев и крепких уз и от постигшего ее великого унижения, и она произнесла такие два стиха:

 "И если грех совершила я 
 И дурное дело я сделала,- 

 Я раскаялась в том, что минуло, 
 И просить прощенья пришла я к вам".

И, услышав ее стихи, Нур-аль-Худа разгневалась сильным гневом и воскликнула: "Ты говоришь передо мной стихами, о распутница, и ищешь прощения великих грехов, которые ты совершила! У меня было желание воротить тебя к твоему мужу и посмотреть на твое распутство и силу твоего глаза, так как ты похваляешься совершенными тобой распутствами, мерзостями и великими грехами".

И затем она велела слугам принести пальмовый прут, и когда его принесли, засучила рукава и стала осыпать Манар-ас-Сана ударами с головы до ног. А потом она приказала подать витой бич, такой, что если бы ударили им слона, он бы, наверное, быстро убежал, и стала опускать этот бич на спину и на живот Манар-ас-Сана, и от этого ее покрыло беспамятство. И когда старуха Шавахи увидела такие поступки царицы, она бегом выбежала от нее, плача и проклиная ее. И царица крикнула слугам: "Приведите ее ко мне!" И слуги вперегонку побежали за ней и схватили ее и привели к царице, и та велела бросить Шавахи на землю и сказала невольницам: "Тащите ее лицом вниз и вытащите ее!" И старуху потащили и вытащили, и вот то, что было со всеми ими.

Что же касается до Хасана, то он поднялся, стараясь быть стойким, и пошел по берегу реки, направляясь к пустыне, смятенный, озабоченный и потерявший надежду жить, и был он ошеломлен и не отличал дня от ночи из-за того, что его поразило. И он шел до тех пор, пока не приблизился к дереву, и он увидел на нем повешенную бумажку и взял ее в руку и посмотрел на нее, и вдруг оказалось, что на ней написаны такие стихи:

 "Обдумал я дела твои, 
 Когда был в утробе ты матери, 

 И смягчил к тебе я ее тогда, 
 И к груди прижала тебя она. 

 Поможем мы тебе во всем, 
 Что горе и беду несет. 

 Ты встань, склонись пред нами ты - 
 Тебя за руку мы возьмем в беде".

И когда Хасан кончил читать эту бумажку, он уверился, что будет спасен от беды и добьется сближения с любимыми, а затем он прошел два шага и увидел себя одиноким, в месте пустынном, полном опасности, где не найти никого, кто бы его развлек, и сердце его умерло от одиночества и страха, и у него задрожали поджилки, и он произнес такие стихи:

 "О ветер, коль пролетишь в земле ты возлюбленных, 
 Тогда передай ты им привет мой великий. 

 Скажи им, что я заложник страсти к возлюбленным, 
 Любовь моя всякую любовь превышает. 

 Быть может, повеет вдруг от них ветром милости, 
 И тотчас он оживит истлевшие кости..." 

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот двадцать первая ночь

Когда же настала восемьсот двадцать первая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Хасан, прочитав бумажку, убедился в том, что будет спасен от беды, и уверился, что добьется сближения с любимыми, а потом он прошел два шага и увидел себя одиноким, в месте, полном опасностей, и не было с ним никого, кто бы его развлек. И он заплакал сильным плачем и произнес такие стихи, которые мы упомянули, и затем прошел по берегу реки еще два шага и увидел двух маленьких детей, из детей колдунов и кудесников, перед которыми лежала медная палочка, покрытая талисманами, а рядом с палочкой - кожаный колпак, сшитый из трех клиньев, на котором были выведены сталью имена и надписи.

И палочка и колпак валялись на земле, а дети спорили из-за них и дрались, так что между ними лилась кровь. И один говорил: "Не возьмет палочки никто, кроме меня!" А другой говорил: "Не возьмет палочки никто, кроме меня!"

И Хасан встал между ними и оторвал их друг от друга и спросил: "В чем причина вашего спора?" И дети сказали ему: "Дяденька, рассуди нас! Аллах великий привел тебя к нам, чтобы ты разрешил наш спор по справедливости". - "Расскажите мне вашу историю, и я рассужу вас", - сказал Хасан. И дети сказали ему: "Мы родные братья, и наш отец был один из больших колдунов, и он жил в пещере на этой горе. Он умер и оставил нам этот колпак и эту палочку, и мой брат говорит: "Никто не возьмет палочки, кроме меня!" - а я говорю: "Никто не возьмет ее, кроме меня!" Рассуди же нас и освободи нас друг от друга!"

И, услышав их слова, Хасан спросил их: "Какая разница между палочкой и колпаком и в чем их ценность? Палочка, судя по внешнему виду, стоит шесть джедидов (Джедид - мелкая медная монета.), а колпак стоит три джедида". - "Ты не знаешь их достоинства", - ответили братья. "А в чем их достоинство?" - спросил Хасан. И дети сказали: "В каждой из этих вещей - дивная тайна, и дело в том, что палочка стоит подати с островов Вак и всех их земель и колпак -то же". - "О дети, ради Аллаха, откройте мне их тайну", - сказал Хасан. И дети ответили: "О дяденька, тайна их велика, и наш отец прожил сто тридцать пять лет, стараясь их придумать, пока не сделал их как нельзя лучше. И он вложил в них скрытую тайну, получая от них дивные услуги, и расписал их наподобие вращающегося небосвода, и разрешил ими все чары. А когда он кончил их изготовление, его застигла смерть, которой не избежать никому. И что касается колпака, то его тайна в том, что всякий, кто наденет его на голову, скроется с глаз всех людей, и никто не будет его видеть, пока колпак останется у него на голове. А что касается палочки, то ее тайна в том, что всякий, кто ею владеет, правит семью племенами джиннов, и все они служат этой палочке, и все подвластны его велению и приговору. И если кто-нибудь, кто ею владеет и у кого она в руках, ударит ею по земле, перед ним смирятся земные цари, и все джинны будут ему служить".

И, услышав эти слова, Хасан склонил на некоторое время голову к земле и сказал про себя: "Клянусь Аллахом, я буду побеждать этой палочкой и этим колпаком, если захочет Аллах великий, и я более достоин их, чем эти дети! Сейчас же ухитрюсь отнять их у них, чтобы помочь себе в моем освобождении и освобождении моей жены и детей от этой жестокой царицы, и мы уедем из этого мрачного места, откуда никому из людей не спастись и не убежать. Может быть, Аллах привел меня к этим мальчикам только для того, чтобы я вырвал у них эту палочку и колпак".

И потом он поднял голову к мальчикам и сказал им: "Если вы хотите разрешить дело, то я вас испытаю, и тот, кто одолеет своего соперника, возьмет палочку, а кто окажется слабее, возьмет колпак. И если я вас испытаю и распознаю вас, я буду знать, чего каждый из вас достоин". - "О дядюшка, мы поручаем тебе испытать нас, решай между нами, как ты изберешь", - сказали дети. И Хасан спросил их: "Будете ли вы меня слушаться и примете ли мои слова?" - "Да", - ответили дети. И Хасан сказал им: "Я возьму камень и брошу его, и кто из вас прибежит к нему первый и возьмет его раньше другого, тот возьмет палочку, а кто отстанет и не догонит другого,тот возьмет колпак". - "Мы принимаем от тебя эти слова и согласны на них", - сказали дети.

И тогда Хасан взял камень и с силой бросил его, так что он скрылся из глаз, и дети вперегонку побежали за ним. И когда они удалились, Хасан надел колпак, взял палочку в руки и отошел от своего места, чтобы увидеть правдивость слов мальчиков о тайне их отца. И младший мальчик прибежал к камню первый и взял его и вернулся к тому месту, где был Хасан, но не увидел и следа его. И тогда он крикнул своему брату: "Где тот человек, что был судьей между нами?" И его брат сказал: "Я его не вижу и не знаю, поднялся ли он на вышнее небо, или спустился к нижней земле!" И потом они поискали Хасана, но не увидели его, - а Хасан стоял на своем месте, - и стали ругать один другого и сказали: "Пропали и палочка и колпак - ни мне, ни тебе, и наш отец говорил нам эти самые слова, но мы забыли, что он нам рассказывал".

И они вернулись обратно, а Хасан вошел в город, надев колпак и неся в руках палочку, и не увидел его ни один человек. И он поднялся во дворец и проник в то помещение, где была Шавахи Зат-ад-Давахи, и вошел к ней в колпаке, и она его не увидела. И он шел, пока не приблизился к полке, тянувшейся над ее головой и уставленной стеклом и фарфором, и потряс ее рукой, и то, что было на полке, упало на пол. И Шавахи Зат-ад-Давахи закричала и стала бить себя по лицу, а затем она подошла и поставила на место то, что упало, и сказала про себя: "Клянусь Аллахом, что царица Нур-аль-Худа не иначе как послала ко мне шайтана, и он сделал со мной это дело! Я прошу Аллаха великого, чтобы он освободил меня от нее и сохранил меня от ее гнева. О господи! Если она сделала такое скверное дело и побила и распяла свою сестру, которая дорога ее отцу, то каков будет ее поступок с кем-нибудь чужим, как я, когда она на него рассердится?.."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот двадцать вторая ночь

Когда же настала восемьсот двадцать вторая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что старуха Зат-ад-Давахи думала: "Если царица Нур-аль-Худа делает такие дела со своей сестрой, то каково будет положение чужого, когда она на него рассердится?" И затем она воскликнула: "Заклинаю тебя, о шайтан многомилостивый, благодетелем, великим по сану, сильным властью, создателем людей и джиннов, и надписью, которая на перстне Сулеймана, сына Дауда, - мир с ними обоими!-заговори со мной и ответь мне!" И Хасан ответил ей и сказал: "Я не шайтан, я Хасан, любовью взволнованный, безумный, смятенный".

И затем он снял колпак с головы и явился старухе, и та узнала его и взяла и уединилась с ним и сказала: "Что случилось с твоим умом, что ты пробрался сюда? Иди спрячься! Эта развратница причинила твоей жене те пытки, которые причинила, а она - ее сестра. Что же будет, если она нападет на тебя?" И потом она рассказала ему обо всем, что выпало его жене и какие она вынесла тяготы, пытки и мученья, и рассказала ему также, какие достались мученья ей самой, и сказала: "Царица жалела, что отпустила тебя, и послала за тобой человека, чтобы тебя воротить, обещая дать ему кинтар золота и поставить его при себе на мое место, и поклялась, что, если тебя воротят, она убьет тебя и убьет твою жену и детей".

И потом старуха заплакала и показала Хасану, что царица сделала с нею, и Хасан заплакал и воскликнул: "О госпожа моя, как освободиться из этой земли и от этой жестокой царицы и какая хитрость приведет меня к освобождению моей жены и детей и возвращению с ними в мою страну невредимым?" -"Горе тебе, - воскликнула старуха, - спасайся сам!" Но Хасан вскричал: "Я непременно должен освободить ее и освободить моих детей против воли царицы!" - "А как ты их освободишь против ее воли? - молвила старуха. - Иди и скрывайся, о дитя мое, пока позволит Аллах великий".

И тогда Хасан показал ей медную палочку и колпак, и, увидав их, старуха обрадовалась сильной радостью и воскликнула: "Слава тому, кто оживляет кости, когда они истлели! Клянусь Аллахом, о дитя мое, ты и твоя жена были в числе погибающих, а теперь, о дитя мое, ты спасся вместе с твоей женой и детьми! Я ведь знаю эту палочку и того, кто ее сделал, - это был мой наставник, который научил меня колдовству, и он был великий колдун и провел сто тридцать пять лет, тщательно делая эту палочку и колпак. А когда он кончил их совершенствовать, его настигла смерть, которой не избежать. И я слышала, как он говорил своим детям: "О дети мои, эти вещи - не ваша доля, но придет человек чужеземный и возьмет их у вас силой, и вы не будете знать, как он их у вас возьмет". И они говорили: "О батюшка, скажи нам, как ему удастся их у нас отнять?" И он отвечал: "Я не знаю этого". Как же тебе удалось отнять их, о дитя мое?"

И Хасан рассказал ей, как он отнял у детей эти вещи. И когда он рассказал ей об этом, старуха обрадовалась и воскликнула: "О дитя мое, раз ты можешь овладеть своей женой и детьми, послушай, что я тебе скажу. Мне не пребывать у этой развратницы, после того как она посягнула на меня и подвергла меня пытке и я уезжаю от нее в пещеру колдунов, чтобы остаться у них и жить с ними, пока я не умру. А ты, о дитя мое, надень колпак, возьми в руку палочку и войди к своей жене и детям в помещение, где они находятся, и ударь палочкой по земле и скажи: "О слуги этих имен!" И поднимутся к тебе слуги палочки, и если к тебе поднимется один из главарей племен, прикажи ему что захочешь и изберешь".

И затем Хасан простился со старухой и вышел и надел колпак и, взяв с собой палочку, вошел в помещение, где находилась его жена. И он увидел, что она в состоянии небытия и распята на лестнице и привязана к ней за волосы, и глаза ее плачут, и она печальна сердцем и находится в самом плохом положении, не зная дороги к спасению, а ее дети играют под лестницей, и она смотрит на них и плачет над ними и над собою. И Хасан увидал ее в наихудшем положении и услышал, что она говорит такие стихи:

 "Осталось лишь дыханье летучее 
 И глаз зрачок - в смущенье, недвижен он. 

 Влюбленный вот - внутри его пышет все, 
 Огнем горя, но молча все терпит он. 

 Злорадные, и те над ним сжалились, 
 О горе тем, кто к врагам жалок стал!"

И когда Хасан увидел, какое его жена терпит мученье, позор и униженье, он так заплакал, что его покрыло беспамятство, а очнувшись, он увидал, что его дети играют, а их мать обмерла от сильной боли. И он снял с головы колпак, и дети закричали: "Батюшка наш!" И тогда он снова накрыл себе голову, а мать мальчиков очнулась из-за их крика и не увидела своего мужа, а увидела только детей, которые плакали и кричали: "Батюшка наш!" И их мать заплакала, услышав, что дети упоминают о своем отце, но ее сердце разбилось, и все внутри ее разорвалось, и она закричала из глубины наболевшего сердца: "Где вы и где ваш отец?" А затем она вспомнила время близости с мужем и вспомнила о том, что с ней случилось после разлуки с ним, и заплакала сильным плачем, так что слезы поранили ей щеки и оросили землю. И щеки ее были залиты слезами от долгого плача, и у нее не было свободной руки, чтобы отереть со щек слезы, и не находила она себе помощника, кроме плача и утешения стихами, и произнесла такие стихи:

 "И мне вспомнился расставанья день, как простились мы
 И покрыли слезы потоками мой обратный путь. 

 Как увел верблюдов погонщик их, не могла найти
 Я ни стойкости, ни терпения, ни души моей. 

 И вернулась я, где идти не зная, и не могла
 От тоски очнуться и горести и страдания. 

 Тяжелей всего на пути обратном злорадный был, 
 Что пришел ко мне, и имел он облик смиренного. 

 О душа моя, коль вдали любимый, покинь тогда 
 Жизнь приятную, и на долгий век не надейся ты. 

 О владыка мой, прислушайся к речам любви, 
 Пусть не будет так, чтоб не вняло сердце речам моим. 

 О любви преданья связал я цепью с диковинным 
 И чудесным, так что кажется, что я Асмаи..." 

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот двадцать третья ночь

Когда же настала восемьсот двадцать третья ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда, увидав Хасана, дети его узнали и закричали: "Батюшка!", их мать заплакала, услышав, что они вспоминают своего отца, и воскликнула: "Нет хитрости против приговора Аллаха!" А про себя она подумала: "О диво Аллаха! Почему они сейчас вспоминают отца и зовут его?" И она заплакала и произнесла такие стихи:

 "Опустели земли, светила нет восходящего! 
 О глаз, будь щедр и слез пролей потоки ты. 

 Они тронулись, и как терпеть мне после них? 
 Клянусь, ни стойкости, ни сердца нет во мне, 

 О путники - а место их в душе моей! - 
 Наступит ли, владыки, возвращение? 

 В чем будет вред, коль они вернутся и дружбы их 
 Я вновь добьюсь, и им жалко станет тоски и слез. 

 Тучи глаз они течь заставили в день отъезда их 
 Дивным образом, и огонь не гаснет внутри меня, 

 Я надеялась, что останутся, но противится 
 Пребыванье их, и разлукою унесло мечты, 

 Любимые, вернитесь к нам, молю я вас - 
 Достаточно пролила я слез по вас уже". 

И Хасан не мог вытерпеть и снял с головы колпак, и его жена увидела его и, узнав его, испустила вопль, который испугал всех, кто был во дворце, и спросила Хасана: "Как ты добрался сюда? С неба ты, что ли, спустился или из-под земли поднялся?" И ее глаза пролили: слезы, и Хасан заплакал, и она сказала ему: "О человек, сейчас не время плакать и не время упрекать - исполнился приговор, и ослеп взор, и пробежал калам с тем, что судил Аллах в предвечном. Заклинаю тебя Аллахом, откуда ты пришел? Иди спрячься, чтобы никто тебя не видел и не узнала бы об этом моя сестра: она зарежет меня и зарежет тебя". - "О моя госпожа и госпожа всех царевен, - сказал Хасан, - я подверг себя опасности и пришел сюда и либо умру, либо освобожу тебя от того, что ты терпишь, и мы с тобой и с детьми поедем в мою страну наперекор носу этой развратницы, твоей сестры".

И, услышав его слова, Манар-ас-Сана улыбнулась и засмеялась и долгое время качала головой и сказала: "Не бывать, душа моя, не бывать, чтобы освободил меня от того, что я терплю, кто-нибудь, кроме великого Аллаха! Спасай же свою душу и уезжай и не ввергай себя в погибель: у нее влачащееся войско, которому никто не в силах противостоять. Но допусти, что ты взял меня и вышел, как ты доберешься до твоей страны и как вырвешься с этих островов и из этих тяжелых, опасных мест? Ты ведь видел на дороге чудеса, диковины, ужасы и бедствия, из которых не вырвется никто из непокорных джиннов. Уходи же скорее, не прибавляй горя к моему горю и заботы к моей заботе и не утверждай, что ты освободишь меня отсюда. Кто приведет меня в твою землю через эти долины и безводные земли и гибельные места?" - "Клянусь твоей жизнью, о свет моего глаза, я не выйду отсюда и не уеду иначе как с тобой!" - воскликнул Хасан.

И его жена сказала тогда ему: "О человек, как ты можешь быть властен на такое дело? Какова твоя порода? Ты не знаешь, что говоришь! Даже если бы ты правил джиннами, ифритами, колдунами и племенами и духами, никто не может освободиться из этих мест. Спасайся же сам, пока цел, и оставь меня. Быть может, Аллах свершит после одних дел другие". - "О госпожа красавиц, - отвечал Хасан, - я пришел только для того, чтобы освободить тебя этой палочкой и этим колпаком".

И затем он начал ей рассказывать историю с теми двумя детьми. И когда он говорил, вдруг вошла к ним царица и услышала их разговор. И, увидав царицу, Хасан надел колпак, а царица спросила свою сестру: "О развратница, с кем ты говорила?" - "А кто может со мной говорить, кроме этих детей?" - ответила жена Хасана. И царица взяла бич и начала бить ее (а Хасан стоял и смотрел) и била ее до тех пор, пока она не лишилась чувств. И затем царица приказала перенести ее из этого помещения в другое место, и ее развязали и вынесли в другое место, и Хасан вышел с ними туда, куда ее принесли. И потом ее бросили, покрытую беспамятством, и стояли, смотря на нее. И Манар-ас-Сана, очнувшись от обморока, произнесла такие стихи:

 "Я не мало плакал, когда случилось расстаться нам, 
 И пролили веки потоки слез от горя. 

 И поклялся я, что, когда бы время свело нас вновь,
 О разлуке вновь поминать не стал бы устами. 

 Я завистникам говорю: "Умрите от горя вы!
 Клянусь Аллахом, мечты осуществились!" 

 Был я полон счастья, и полон так, что оно меня,
 Обрадовав, заставило заплакать. 

 О глаз, стал плач теперь твоей привычкою,
 От радости ты плачешь и от горя". 

А когда она кончила свои стихи, невольницы вышли от нее, и Хасан снял колпак, и его жена сказала ему: "Смотри, о человек, что меня постигло! Все это потому, что я тебя не послушалась, не исполнила твоего приказания и вышла без твоего позволения. Заклинаю тебя Аллахом, о человек, не взыщи с меня за мой грех, и знай, что женщина не ведает, какова цена мужчине, пока не расстанется с ним. И я согрешила и ошиблась, но прошу у великого Аллаха прощения за то, что из-за меня случилось. И если Аллах соединит нас, я никогда не ослушаюсь твоего приказа после этого..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот двадцать четвертая ночь

Когда же настала восемьсот двадцать четвертая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что жена Хасана извинилась перед ним и сказала ему: "Не взыщи с меня за мой грех, и я прошу у великого Аллаха прощения". И Хасан отвечал ей (а сердце его из-за нее болело): "Ты не ошиблась, ошибся только я, так как я уехал и оставил тебя с теми, кто не знал твоей цены и достоинства, и знай, о любимая сердца, плод моей души и свет моего глаза, что Аллах - хвала ему! - дал мне власть тебя освободить. Любо ли тебе, чтобы я доставил тебя в страну твоего отца, и тогда ты получишь подле него сполна то, что определил тебе Аллах, или ты скоро поедешь в нашу страну, раз досталось тебе облегчение?" - "А кто может меня освободить, кроме господа небес? - отвечала его жена. - Уезжай в свою страну и оставь надежду, ты не знаешь опасностей этих земель, и если ты меня не послушаешься, то увидишь". И потом она произнесла такие стихи:

 "Ко мне! У меня все то, что хочешь ты, ты найдешь! 
 Чего же ты сердишься, зачем отвернулся ты? 

 А то, что случилось... Пусть не будет минувшая 
 Забыта любовь, и дружба пусть не окончится. 

 Доносчик все время подле нас был, и, увидав. 
 Что ты отвернулся, он ко мне подошел тотчас, 

 Но я в твоих добрых мыслях твердо уверена, 
 Хотя и не знал доносчик гнусный и подстрекал. 

 Так будем хранить мы тайну нашу, беречь ее, 
 Хотя бы упреков меч и был обнажен на нас. 

 Теперь провожу я день в тоске и волнении: 
 Быть может, придет гонец с прощеньем от тебя".

И потом они с детьми заплакали, и невольницы услышали их плач и вошли и увидели плачущую царевну Манар-ас-Сана и ее детей, но не увидели с ними Хасана, и заплакали из жалости к ним и стали проклинать царицу Нур-аль-Худа.

А Хасан подождал, пока пришла ночь, и сторожа, приставленные к ним, ушли к месту сна, и поднялся и, затянув пояс, подошел к своей жене и развязал ее и поцеловал в голову и прижал к своей груди и поцеловал между глаз и воскликнул: "Как долго мы тоскуем по нашей родине и по сближению там! А это наше сближение - во сне или наяву?" И затем он понес своего старшего сына, а жена его понесла младшего сына, и они вышли из дворца - Аллах опустил на них свой покров, - и они пошли.

И они достигли выхода из дворца и остановились у ворот, которые запирались перед дворцом царицы, и, оказавшись там, увидели, что ворота заперты. И Хасан воскликнул: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся!" И они потеряли надежду спастись. И Хасан воскликнул: "О облегчающий горести! - и ударил рукою об руку и сказал: - Я все рассчитал и обдумал последствия всего, кроме этого. Когда взойдет над нами день - нас схватят! Какова же будет хитрость в этом деле?" И потом Хасан произнес такие два стиха:

 "Доволен ты днями был, пока хорошо жилось, 
 И зла не боялся ты, судьбой приносимого. 

 Храним ты ночами был и дал обмануть себя, 
 Но часто, коль ночь ясна, приходит смущенье".

Потом Хасан заплакал, и его жена заплакала из-за его плача и унижения и тягот судьбы, ею переносимых, и Хасан обернулся к своей жене и произнес такие два стиха:

 "Противится мне судьба, как будто я враг ее, 
 И горестью каждый день встречает меня она. 

 Задумаю я добро, - противное рок несет, 
 И если один день чист, то смутен всегда другой".

И еще он произнес такие два стиха:

"Враждебна ко мне судьба: не знает она, что я 
 Превыше напастей всех, а беды - ничтожны. 

 Показывает судьба беду и вражду ее, 
 Я ж - стойкость ей показал, какою бывает".

И жена его сказала ему: "Клянусь Аллахом, нет нам освобождения, если мы не убьем себя, и тогда мы отдохнем от этой великой тяготы, а иначе нам придется испытать болезненные мучения". И когда они разговаривали, вдруг сказал из-за ворот говорящий: "Клянусь Аллахом, я не открою тебе, о госпожа моя Манар-ас-Сана, и твоему мужу Хасану, если вы меня не послушаетесь в том, что я вам скажу!" И, услышав эти слова, оба умолкли и хотели вернуться в то место, где были, и вдруг сказал говорящий: "Что это вы замолчали и не даете мне ответа?"

И тогда они узнали, кто говорит, а это была старуха Шавахи Зат-ад-Давахи. И они сказали ей: "Что ты нам ни прикажешь, мы сделаем, но открой сначала ворота, - теперешнее время - не время для разговоров". И старуха воскликнула: "Клянусь Аллахом, я не открою вам, пока вы мне не поклянетесь, что возьмете меня с собою и не оставите меня у этой распутницы. Что постигнет вас, постигнет и меня, и если вы уцелеете, и я уцелею, а если вы погибнете, я погибну - эта трущаяся развратница унижает меня и ежечасно меня мучает из-за вас, а ты, о дочка, знаешь мой сан".

И, узнав старуху, они доверились ей и поклялись ей клятвами, которым она верила, и когда они поклялись ей тем, чему она верила, Шавахи открыла им ворота, и они вышли. И, выйдя, они увидели, что она сидит на румийском кувшине из красной глины, а вокруг горлышка кувшина обвита веревка из пальмового лыка, и кувшин вертится под нею и бежит бегом, более сильным, чем бег недждийского жеребца. И старуха пошла впереди них и сказала: "Следуйте за мной и не бойтесь ничего: я помню сорок способов колдовства, и самым маленьким из этих способов я сделаю этот город ревущим морем, где бьются волны, и заколдую в нем всякую девушку, так что она превратится в рыбу, и все это я сделаю раньше утра. Но я ничего не могла сделать из этого зла, так как боялась царя, ее отца, и уважала ее сестер, которые получают помощь от множества джиннов, племен и слуг. Но я покажу чудеса моего колдовства. Идите же, с благословения Аллаха великого и с его помощью". И тут Хасан с женой обрадовались и убедились в спасении..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот двадцать пятая ночь

Когда же настала восемьсот двадцать пятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Хасан с женой и старухой Шавахи вышли из дворца, они убедились в спасении. И они вышли за город, и Хасан взял в руку палочку и ударил ею об землю и, укрепив свою душу, сказал: "О слуги этих имен, явитесь ко мне и осведомьте меня о ваших обстоятельствах!"

И вдруг земля раздалась, и вышли оттуда семь ифритов, и у каждого из них ноги были в нижних пределах земли, а голова - в облаках. И они поцеловали землю меж рук Хасана три раза и сказали все одним языком: "Мы здесь, о господин наш и правитель над нами. Что ты нам прикажешь? Мы велению твоему послушны и покорны. Если хочешь, мы высушим для тебя моря и перенесем горы с их места". И Хасан обрадовался их словам и быстроте их ответа и, ободрив свое сердце и укрепив свою душу и решимость, сказал им: "Кто вы, как ваше имя, к какому племени вы относитесь, из какого вы рода, какого племени и какой семьи?" И ифриты вторично поцеловали землю и сказали одним языком: "Мы - семь царей, и каждый царь из нас правит семью племенами джиннов, шайтанов и маридов, и мы, семеро царей, правим сорока девятью племенами из всевозможных племен джиннов, шайтанов, маридов, отрядов и духов, летающих и ныряющих, в горах, пустынях и степях обитающих и моря населяющих. Приказывай же нам, что хочешь: мы тебе слуги и рабы, и всякий, кто владеет этой палочкой, владеет шеями нас всех, и мы становимся ему покорны".

И, услышав их слова, Хасан обрадовался великой радостью, и его жена и старуха также, и потом Хасан сказал джиннам: "Я хочу, чтобы вы показали мне ваше племя, войско и помощников". - "О господин наш, - отвечали джинны, - если мы тебе покажем наше племя, то будем бояться за тебя и за тех, кто с тобою; ибо это войска многочисленные, и разнообразен их облик, вид, цвет, и лица, и тела. Среди нас есть головы без тел и тела без голов, и иные из нас имеют вид зверей, а другие - вид львов. Но если ты этого желаешь, мы непременно должны показать тебе сначала тех, у кого облик зверей. Чего же, о господин, хочешь ты от нас теперь?" - "Я хочу, чтобы вы снесли меня и мою жену и эту праведную женщину сию же минуту в город Багдад", - сказал Хасан.

И, услышав его слова, ифриты опустили головы. "Отчего вы не отвечаете?" - спросил их Хасан, и они сказали единым языком: "О господин наш, правящий над нами, мы существуем со времен господина нашего Сулеймана, сына Дауда, - мир с ними обоими!-и он взял с нас клятву, что мы не будем носить никого из сыновей Адама на наших спинах. И с тех пор мы не носили никого из сыновей Адама - ни на спинах, ни на плечах. Но мы сейчас оседлаем тебе коней джиннов, которые доставят в твой город тебя и тех, кто с тобой". - "А какое расстояние между нами и Багдадом?" - спросил Хасан. И ифриты сказали: "Расстояние в семь лет для спешащего всадника".

И Хасан удивился тогда и спросил джиннов: "А как же я пришел сюда меньше, чем в год?" И ифриты ответили: "Аллах вложил сочувствие к тебе в сердца своих праведных рабов. И если бы не это, ты не достиг бы этих стран и городов и никогда не увидел бы их глазом, так как шейх Абд-аль-Каддус, который посадил тебя на слона и посадил тебя на счастливого коня, прошел с тобою в три дня расстояние в три года пути для спешащего в беге всадника. А что до шейха Абу-р-Рувейша, который дал тебя Дахнашу, то он прошел с тобой за день и за ночь расстояние в три года. И было это по благословению Аллаха великого, так как шейх Абу-р-Рувейш - из потомков Асафа ибн Барахии, и он держит в памяти величайшее имя Аллаха. А от Багдада до дворца девушек один год; вот и все семь лет".

И, услышав их слова, Хасан удивился великим удивлением и воскликнул: "Хвала Аллаху, который облегчает трудное и скрепляет сломанное, приближает к себе рабов и унижает всякого непокорного притеснителя! Он облегчил нам все трудные дела и привел меня в эти земли и подчинил мне эти существа и соединил меня с женой и детьми. Не знаю я, сплю я или бодрствую, трезв я или пьян!" И затем он обернулся к джиннам и сказал: "Когда вы посадите меня на ваших коней, во сколько дней они доставят нас в Багдад?" И джинны ответили: "Они доставят тебя туда меньше, чем в год, после того как ты вынесешь тяжкие дела, беды и ужасы и пересечешь безводные долины и безлюдные пустыни, и степи и множество гибельных мест, и мы не уверены, о господин, что ты спасешься от жителей этих островов..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот двадцать шестая ночь

Когда же настала восемьсот двадцать шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что джинны говорили Хасану: "И мы не уверены, о господин, что ты спасешься от жителей этих островов, от зла величайшего царя и от этих колдунов и кудесников". - "Может быть, они покорят нас и отнимут вас у нас, и мы будем испытаны ими. И всякий, до кого дойдет потом весть об этом, скажет нам: "Это вы - обидчики! Как вы пошли против величайшего царя и унесли из его страны людей и унесли с собою также его дочь". - "Будь ты с нами один, дело было бы для нас ничтожным, но тот, кто привел тебя на эти острова, может привести тебя в твою страну и соединить тебя с матерью в час близкий, недалекий. Решай же, положись на Аллаха и не бойся: мы перед тобою, чтобы доставить тебя в твою страну".

И Хасан поблагодарил за это ифритов и сказал им: "Да воздаст вам Аллах благом! - А затем молвил: - Поторопитесь с конями!" И джинны ответили: "Слушаем и повинуемся!" И они ударили об землю ногами, и земля раздалась, и джинны скрылись под нею на минуту, а потом они появились и вдруг поднялись. И было с ними три коня оседланных, взнузданных, и спереди каждого седла был мешок, в одном из отделений которого лежал бурдюк с водой, а другое отделение было наполнено припасами. И ифриты подвели лошадей, и Хасан сел на одного коня и посадил перед собой ребенка, и его жена села на другого коня и посадила перед собой другого ребенка, а затем старуха слезла с кувшина и села на третьего коня, и они поехали и ехали не переставая всю ночь.

А когда наступило утро, они свернули с дороги и направились к горе (а языки их неослабно поминали Аллаха) и ехали под горой весь день. И когда они ехали, Хасан вдруг увидел перед собой гору, подобную столбу, и она была высока, как дым, поднимающийся к небу. И он прочитал кое-что из корана и свитков и воззвал к Аллаху о спасении от сатаны, битого камнями (а эта черная громада становилась все виднее, чем больше к ней приближались).

И когда к ней подъехали близко, оказалось, что это ифрит, голова которого была, как большой купол, клыки - как крючья, а подбородок-как переулок. Ноздри у него были точно кувшины, а уши - как кожаные щиты, и его рот был точно пещера, а зубы - точно каменные столбы; руки у него были, как вилы, и ноги - как мачты, и голова его была в облаках, а ноги - в нижних пределах земли, под прахом.

И, увидя этого ифрита, Хасан склонился и поцеловал землю меж его рук. И ифрит сказал ему: "О Хасан, не бойся меня! Я глава обитателей этой земли. Это первый остров из островов Вак, и я - мусульманин, исповедующий единственность Аллаха. Я о вас слышал и знал о вашем прибытии. И когда узнал о вашем положении, мне захотелось уехать из страны колдунов в другую землю, которая была бы свободна от жителей и далеко от людей и джиннов, чтобы жить там одиноким, в уединении, и поклоняться Аллаху, пока не настигнет меня мой срок. И захотел я стать вашим товарищем и быть вам проводником, пока вы не выйдете с этих островов. Я не появляюсь иначе как ночью: успокойте же относительно меня ваши сердца - я мусульманин, как и вы мусульмане".

И Хасан, услышав слова ифрита, обрадовался великой радостью и убедился в спасении, а затем он обратился к ифриту и сказал ему: "Да воздаст тебе Аллах благом! Иди с нами, с благословения Аллаха!" И ифрит пошел перед ними, и они стали разговаривать и шутить, и их сердца успокоились, и грудь их расправилась. И Хасан принялся рассказывать своей жене обо всем, что с ним случилось и что он испытал, и они шли не переставая всю ночь..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот двадцать седьмая ночь

Когда же настала восемьсот двадцать седьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что они шли не переставая всю ночь до утра и кони мчались с ними, как поражающая молния. А когда взошел день, каждый из путников опустил руку в свой мешок и, вынув оттуда кое-что, поел и достал воды и выпил, а затем они ускорили ход и ехали не переставая, и ифрит шел перед ними (а он сошел с дороги на другую дорогу, непроезжую, по берегу реки).

И они проходили через долины и степи в течение целого месяца, а на тридцать первый день поднялась над ними пыль, которая застлала все края неба, и потемнел от нее день. И, увидев ее, Хасан впал в смятение. И послышались устрашающие крики. И старуха обратилась к Хасану и сказала ему: "О дитя мое, это войска с островов Вак догнали нас, и сейчас они нас возьмут и схватят".- "Что мне делать, о матушка?" - спросил Хасан. И старуха сказала: "Ударь об землю палочкой!"

И Хасан сделал это, и поднялись к нему те семь царей и приветствовали его и поцеловали перед ним землю и сказали: "Не бойся и не печалься!" И Хасан обрадовался их словам и сказал им: "Хорошо, о владыки джиннов и ифритов. Настало ваше время!" И ифриты сказали ему: "Поднимись ты, с твоей женой и теми, кто есть с тобой, на гору и оставьте нас с ними. Мы ведь знаем, что вы стоите на истинном, а они - на ложном, и поддержит нас против них Аллах". И Хасан с женой и детьми и старухой сошел со спин коней, и они отпустили их и поднялись на верхушку горы..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот двадцать восьмая ночь

Когда же настала восемьсот двадцать восьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Хасан с женой, детьми и старухой поднялись на верхушку горы, отпустив сначала коней. А потом пришла царица Нур-аль-Худа с войсками справа и слева, и обошли воинов их предводители и расставили их отряд за отрядом. И встретились оба войска, и сшиблись оба скопища, и запылали огни, и выступили вперед храбрецы, и побежал трус, и джинны метали изо рта пламя искр, пока не приблизилась темная ночь. И разошлись скопища, и разделились войска, и, сойдя с коней, они расположились на земле и зажгли огни.

И поднялись семь царей к Хасану и поцеловали землю меж его руками, и Хасан подошел к ним и поблагодарил их и пожелал им победы и спросил, каковы их обстоятельства и положение с войсками царицы Нур-аль-Худа. И ифриты ответили: "Они не выстоят против нас больше трех дней, и мы были сегодня победителями и захватили их тысячи с две и убили из них много народу, число которого не счесть. Успокойся же душою, и пусть твоя грудь расправится!"

И потом они попрощались с ним и спустились к своему войску, чтобы охранять его, и жгли огни, пока не наступило утро. И когда оно засияло светом и заблистало, витязи сели на чистокровных коней и стали биться острыми клинками и сражаться серыми копьями. И они провели ночь на спинах коней, сшибаясь, как сшибаются моря, и пылало между ними в бою пламя огня, и искали они победы, пока не побежали войска Вак, и сломилась их мощь, и упала их решимость, и поскользнулись их ноги. И куда они ни бежали, пораженье предшествовало им, и повернули они спину и положились на бегство, и большую часть их убили, и попала в плен царица Нур-аль-Худа и вельможи ее царства и приближенные.

А когда наступило утро, семь царей появились перед Хасаном и поставили ему мраморный престол, украшенный жемчугом и драгоценностями. И Хасан сел на него, и подле него поставили другой престол для госпожи Манар-ас-Сана, его жены (а был этот престол из слоновой кости, выложенный червонным золотом), и она села на него, а рядом с ними поставили еще один престол для старухи Шавахи Зат-ад-Давахи, и она села на него. И затем привели к Хасану пленных, в числе которых была царица Нур-аль-Худа, и были у нее связаны руки и скованы ноги. И, увидав ее, старуха воскликнула: "Одно тебе воздаяние, о развратница, о насильница: чтобы не давали есть двум собакам и не давали пить двум коням и привязали тебя к их хвостам и погнали их к реке, а собак пустили вслед за тобою, чтобы разорвалась у тебя кожа, а потом бы отрезали у тебя мясо и кормили тебя им! Как это ты сделала с твоей сестрой такие дела, о развратница, хотя она вышла замуж, как дозволено, по обычаю Аллаха и посланника его, ибо нет монашества в исламе и брак - установление посланных - мир с ними! - и созданы женщины только для мужчин".

И Хасан велел убить всех пленных, и старуха закричала: "Убейте их и не оставляйте из них ни одного!" И когда царица Манар-ас-Сана увидела свою сестру в таком положении - закованной и плененной, она заплакала о ней и сказала: "О сестрица, кто же это взял нас в плен в нашей стране и одолел нас?" И царица ответила: "Это дело великое! Этот человек, которого зовут Хасан, покорил нас, и Аллах дал ему власть над нами и над всем нашим царством, и он одолел нас и царей джиннов". - "Аллах поддержал его, и он покорил вас и взял вас в плен только с помощью этого колпака и палочки", - сказала ее сестра. И Нур-аль-Худа убедилась в этом и поняла, что Хасан освободил свою жену таким способом.

И она умоляла свою сестру, пока ее сердце к ней не смягчилось, и тогда Манар-ас-Сана спросила своего мужа Хасана: "Что ты хочешь сделать с моей сестрой? Вот она, перед тобою, и она не сделала с тобой дурного, чтобы тебе с нее взыскивать". - "Достаточно дурно, что она тебя мучила", - ответил Хасан. И Манар-ас-Сана молвила: "Все дурное, что она со мной сделала, ей простительно, а что до тебя, то ты сжег сердце моего отца моим похищением, и каково же будет его состояние после гибели моей сестры?" - "Решение принадлежит тебе - как желаешь, так и делай", - сказал Хасан.

И тогда царица Манар-ас-Сана приказала развязать всех пленных, и их развязали ради ее сестры и сестру ее тоже развязали. И потом Манар-ас-Сана подошла к своей сестре и обняла ее, и они с ней заплакали и провели таким образом долгое время. И царица Нур-аль-Худа сказала своей сестре: "О сестрица, не взыщи с меня за то, что я с тобой сделала". И госпожа Манар-ас-Сана воскликнула: "О сестрица, все это было мне предопределено!" И потом они с сестрой сели на престол и стали беседовать, и Манар-ас-Сана помирила сестру со старухой самым лучшим образом, и успокоились их сердца.

А утром Хасан отпустил войска, которые служили палочке, и поблагодарил их за то, что они сделали, поддержав его против его врагов. И госпожа Манар-ас-Сана рассказала своей сестре обо всем, что случилось у нее с ее мужем Хасаном, и о том, что с ним произошло и что он вытерпел ради нее, и сказала: "О сестрица, если кто свершил такие дела и обладает подобной силой, и Аллах укрепил его великою мощью, так что он захватил тебя и взял тебя в плен и разбил твое войско и покорил твоего отца, царя величайшего, который властвует над царями джиннов, его правом не следует пренебрегать". - "Клянусь Аллахом, о сестрица, - сказала ее сестра, - ты была правдива в том, что мне рассказала о диковинных бедствиях, которые пришлось вытерпеть этому человеку. Разве все это из-за тебя, о сестрица?.."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот двадцать девятая ночь

Когда же настала восемьсот двадцать девятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда госпожа Манар-ас-Сана рассказала своей сестре о достоинствах Хасана, та сказала ей: "Клянусь Аллахом, этим человеком не следует пренебрегать, особенно из-за его благородства. Но разве все это случилось из-за тебя?" И Манар-ас-Сана отвечала: "Да!" И затем они провели ночь до утра за беседой.

А когда взошло солнце, Хасан захотел трогаться, и они простились друг с другом, и Манар-ас-Сана простилась со старухой, после того как помирила ее со своей сестрой Нур-аль-Худа. И Хасан ударил по земле палочкой, и поднялись к нему ее служители и приветствовали его и сказали: "Хвала Аллаху за успокоение твоей души! Приказывай нам что хочешь, и мы это для тебя сделаем скорее, чем в мгновение ока!" И Хасан поблагодарил их за эти слова и сказал: "Да воздаст вам Аллах благом! - А потом сказал: - Оседлайте нам двух коней из наилучших!"

И они тотчас же сделали то, что он им приказал, и подвели ему двух оседланных коней. И Хасан сел на одного из них и посадил перед собой своего старшего сына, а его жена села на другого коня и посадила перед собой своего младшего сына. И царица Нур-аль-Худа со старухой тоже сели, и каждый из них отправился в свою страну, и Хасан со своей женой поехали направо, а царица Нур-аль-Худа со старухой поехали налево. И Хасан ехал с женой и детьми целый месяц, а через месяц они подъехали к какому-то городу, вокруг которого они увидели деревья и каналы. И, приблизившись к этим деревьям, они сошли со спины коней, желая отдохнуть, и сидели, разговаривая.

И вдруг увидели множество коней, которые приближались к ним, и, увидев их, Хасан поднялся на ноги и шел им навстречу, и оказалось, что это царь Хассун, владыка Камфарной Земли и Крепости Птиц. И Хасан подошел к царю и поцеловал ему руки и приветствовал его, и, увидав его, царь сошел со спины своего коня, и они с Хасаном сели на коврах под деревьями после того, как царь поздоровался с Хасаном и поздравил его с благополучием. Он обрадовался ему сильной радостью и сказал: "О Хасан, расскажи мне, что с тобой случилось, с начала до конца".

И Хасан рассказал ему обо всем этом, и царь Хассун удивился и сказал: "О дитя мое, никто никогда не достигал островов Вак и не возвращался оттуда, кроме тебя, и дело твое диковинно. Но хвала Аллаху за спасение!" И потом царь поднялся и сел на коня и приказал Хасану садиться и ехать с ним, и Хасан сделал это, и они ехали до тех пор, пока не подъехали к городу. И они вошли в дом царя, и царь Хассун расположился там, а Хасан с женой и детьми поместились в Доме Гостеприимства и, поселившись там, провели у царя три дня за едой и питьем, играми и увеселениями. А потом Хасан попросил у царя Хассуна разрешения уехать в свою страну, и царь разрешил ему. И Хасан с женой и детьми сели на коней, и царь тоже выехал с ними, и они ехали десять дней, а когда царь захотел вернуться, он попрощался с Хасаном, и Хасан с женой и детьми поехали, и ехали целый месяц.

А когда месяц прошел, они подъехали к большой пещере, пол которой был из желтой меди, и Хасан сказал своей жене: "Взгляни на эту пещеру, знаешь ли ты ее?" - "Нет", - сказала его жена. И Хасан молвил: "В ней живет шейх по имени Абу-р-Рувейш, и у него передо мной большая заслуга, так как это он был причиной моего знакомства с царем Хассуном". И он начал рассказывать своей жене историю Абу-р-Рувейша. И вдруг шейх Абу-р-Рувейш вышел из дверей пещеры, и, увидев его, Хасан сошел с коня и поцеловал ему руки. И шейх Абу-р-Рувейш поздоровался с ним и поздравил его с благополучием и обрадовался ему и взял его и ввел в пещеру, и они сели там, и Хасан стал рассказывать шейху Абу-р-Рувейшу о том, что случилось с ним на островах Вак. И шейх Абу-р-Рувейш удивился до крайней степени и спросил: "О Хасан, как ты освободил твою жену и детей?" И Хасан рассказал ему историю с палочкой и колпаком, и, услышав эту историю, шейх Абу-р-Рувейш удивился и сказал: "О Хасан, о дитя мое, если бы не эта палочка и не этот колпак, ты бы не освободил твою жену и детей". И Хасан отвечал ему: "Да, о господин мой".

И когда они разговаривали, вдруг кто-то постучался в дверь пещеры, и шейх Абу-р-Рувейш вышел и открыл дверь и увидел, что приехал шейх Абд-аль-Каддус, который сидел на слоне. И шейх Абу-р-Рувейш подошел и приветствовал Абд-аль-Каддуса и обнял его, радуясь ему великою радостью, и поздравил его с благополучием. А потом шейх Абу-р-Рувейш сказал Хасану: "Расскажи шейху Абд-аль-Каддусу обо всем, что с тобой случилось, о Хасан". И Хасан принялся рассказывать шейху Абд- аль-Каддусу обо всем, что с ним случилось, с начала до конца, и дошел до рассказа про палочку и колпак..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Ночь, дополняющая до восьмисот тридцати

Когда же настала ночь, дополняющая до восьмисот тридцати, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Хасан качал рассказывать шейху Абд-аль-Каддусу и шейху Абу-р-Рувейшу (а они сидели в пещере и разговаривали) обо всем, что с ним случилось, от начала до конца, и дошел до рассказа про палочку и колпак, и шейх Абд-аль-Каддус сказал ему: "О дитя мое, что до тебя, то ты освободил твою жену и детей, и тебе больше нет нужды в этих вещах. Что же касается нас, то мы были причиной твоего прихода на острова Вак, и я сделал тебе благое ради дочерей моего брата. Я прошу у тебя милости и благодеяния: дай мне палочку и дай шейху Абу-р-Рувейшу колпак".

И, услышав слова шейха Абд-аль-Каддуса, Хасан склонил голову к земле, и ему было стыдно сказать: "Я не дам их вам". И затем он подумал: "Эти два старца сделали мне великое благо, и это они были причиной моего прихода на острова Вак. Если бы не они, я бы не достиг этих мест и не освободил бы жены и детей и не получил бы палочки и колпака". И тогда он поднял голову и сказал: "Хорошо, я вам их дам, но только, господа мои, я боюсь, что величайший царь, родитель моей жены, придет в наши страны с войсками, и они начнут со мной сражаться, а я не могу отразить их ничем, кроме палочки и колпака". И шейх Абд-аль-Каддус сказал Хасану: "О дитя мое, не бойся! Мы будем здесь для тебя соглядатаями и разведчиками, и всякого, кто придет к тебе от отца твоей жены, мы отразим! Не бойся же совсем ничего, вообще и совершенно, успокой душу, прохлади глаза и расправь грудь: с тобой не будет дурного".

И когда Хасан услышал слова шейха, его охватил стыд, и он отдал колпак шейху Абу-р-Рувейшу и сказал шейху Абд-аль-Каддусу: "Проводи меня в мою страну, и я отдам тебе палочку". И оба шейха обрадовались сильной радостью и собрали Хасану деньги и сокровища, перед которыми бессильны описания, и Хасан провел у них три дня и потом захотел уезжать. И шейх Абд-аль-Каддус собрался ехать с ним, когда Хасан сел на коня и посадил на коня свою жену, шейх Абд-аль-Каддус свистнул, и вдруг явился из глубины пустыни большой слон, торопливо переставлявший передние и задние ноги. И шейх Абд-аль-Каддус схватил его и сел на него и поехал с Хасаном, его женой и детьми, а что касается шейха Абу-р-Рувейша, то он вошел в пещеру. И Хасан с женой, детьми и шейхом Абд-аль-Каддусом ехали, пересекая землю вдоль и вширь, и шейх Абд-аль-Каддус указывал им легкую дорогу и ближние проходы, и они приблизились к родной земле.

И Хасан обрадовался приближению к земле его матери и возвращению с его женой и детьми, и, достигнув своей земли после этих тяжких ужасов, он прославил за это великого Аллаха и возблагодарил его за благодеяние и милость и произнес такие стихи:

 "Быть может, нас сведет Аллах уж скоро, 
 И будем обниматься мы с тобою. 

 О самом дивном вам расскажу, что было 
 И что я вынес, мучаясь разлукою. 

 Я исцелю глаза, на вас взирая, - 
 Поистине, душа моя тоскует, 

 В душе моей для вас рассказ я спрятал, 
 Чтоб рассказать его в день встречи с вами. 

 Я буду вас корить за то, что было, - 
 Укоры кончатся, любовь продлится". 

А когда Хасан окончил свои стихи, он посмотрел, и вдруг блеснул перед ним зеленый купол и бассейн и зеленый дворец, и показалась вдали Гора Облаков. И тогда шейх Абд-аль-Каддус сказал им: "О Хасан, радуйся благу! Ты сегодня ночью будешь гостем у дочери моего брата". И Хасан обрадовался великой радостью, и его жена тоже, и они остановились возле купола и отдохнули, попили и поели и потом сели и ехали, пока не приблизились ко дворцу. И когда они подъехали, к ним вышли дочери царя, брата шейха Абд-аль-Каддуса, и встретили их и поздоровались с ними и со своим дядей, и дядя их поздоровался с ними и сказал: "О дочери моего брата, вот я исполнил желание вашего брата Хасана и помог ему освободить его жену и детей!"

И девушки подошли к Хасану и обняли его, радуясь ему, и поздравили его со здоровьем и благополучием и соединением с женой и детьми, и был у них день праздничный. А потом подошла младшая сестра Хасана и обняла его и заплакала сильным плачем, и Хасан тоже заплакал с нею из-за долгой тоски. И девушка пожаловалась ему, какую она испытывает боль из-за разлуки и утомления души, и что она испытала в разлуке с ним, и произнесла такие два стиха:

 "Когда удалился ты, смотрел на других мой глаз, 
 Но образ твой перед ним покачивался всегда. 

 Когда же смежался он, являлся ты мне во сне, 
 Как будто меж веками и глазом живешь ты, друг".

А окончив свои стихи, она обрадовалась сильной радостью, и Хасан сказал ей: "О сестрица, я никого не благодарю в этом деле, кроме тебя, прежде всех сестер! Аллах великий да будет близок к тебе с его помощью и промыслом". И потом он рассказал ей обо всем, что с ним случилось во время путешествия, с начала до конца, и что он вытерпел, и что произошло у него с сестрою его жены, и как он освободил жену и детей, и рассказал ей также, какие он видел чудеса и тяжкие ужасы, вплоть до того, что сестра его жены хотела зарезать его и зарезать ее и зарезать ее детей, и не спас их никто, кроме Аллаха великого. А затем он рассказал ей историю с палочкой и колпаком и рассказал о том, что шейх Абу-р-Рувейш и шейх Абд-аль-Каддус попросили их у него, и он отдал их им только ради нее. И сестра Хасана поблагодарила его за это и пожелала ему долгого века, а он сказал: "Клянусь Аллахом, я не забуду всего того добра, которое ты мне сделала с начала дела и до конца..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот тридцать первая ночь

Когда же настала восемьсот тридцать первая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Хасан встретился с девушками, он рассказал своей сестре обо всем, что он вытерпел, и сказал: "Я не забуду того, что ты со мной сделала от начала времени и до конца". И его сестра обернулась к его жене Манар-ас-Сана и обняла ее и прижала ее детей к груди и сказала ей: "О дочь царя величайшего, разве нет в твоем сердце жалости, что ты разлучила его с детьми и сожгла из-за них его сердце? Разве ты хотела, делая это, чтоб он умер?" И Манар-ас-Сана засмеялась и сказала: "Так судил Аллах, - хвала ему и величие! - и кто обманывает людей, того обманет Аллах!" И затем им принесли кое-какой еды и питья, и все вместе поели, попили и повеселились.

И Хасан провел у девушек десять дней за едой и питьем, в радости и счастии, а после десяти дней Хасан стал собираться в путь, и его сестра собрала ему деньги и редкости, для которых бессильны описания. И она прижала его к груди на прощанье и обняла его, и Хасан, указывая на нее, произнес такие стихи:

 "Влюбленного забвение отдаленно, 
 Разлука же с возлюбленным так ужасна. 

 Суровость, отдаленье - для нас мука. 
 Тот мученик, убит кто был своей страстью, 

 Сколь долгой ночь влюбленному кажется, 
 Оставил что любимого и один он! 

 Ток слезы его вдоль щек его катится, 
 И молвит он: "О слезы, можно ль прибавить?"

А потом Хасан дал шейху Абд-аль-Каддусу палочку, и тот обрадовался ей сильной радостью и поблагодарил за это Хасана. И, взяв от него палочку, он поехал и вернулся в свое жилище. А Хасан с женой и детьми выехал из дворца девушек, и те вышли, чтобы проститься с ним, и потом вернулись, а Хасан отправился в свою страну. И он ехал пустыннейшей степью два месяца и десять дней и достиг города Багдада. Обители Мира, и пришел к своему дому через потайную дверь, которая открывалась в сторону пустыни и равнины, и постучал в ворота. А его мать от долгого его отсутствия рассталась со сном и не оставляла грусти, плача так, что заболела и перестала есть пищу. И она не наслаждалась сном, а плакала ночью и днем, неустанно поминая своего сына, и потеряла она надежду на возвращение его.

И когда Хасан остановился у ворот, он услышал, что его мать плачет и говорит такие стихи:

 "Аллахом молю, владыки, хворого исцелить, 
 Чье тело худеет так, а сердце разбито. 

 Коль близость дадите вы по щедрости вашей к нам,
 Влюбленного милостью любимых зальете. 

 Но я не отчаялась в сближенье, - могуч Аллах,
 И часто за трудностью идет облегченье". 

А окончив свои стихи, она услыхала, что сын ее Хасан кричит у ворот: "О матушка, дни даровали единение!" И, услышав его слова, она узнала его и подошла к воротам и веря и не веря. И она открыла ворота и увидела, что ее сын стоит, и с ним его жена и дети, и вскрикнула от сильной радости и упала на землю, покрытая беспамятством. И Хасан до тех пор ласкал ее, пока она не очнулась. И тогда она обняла его и заплакала, а потом она позвала слуг и рабов Хасана и приказала им внести в дом все, что с ним было, и они внесли тюки в дом. И вошла жена Хасана и его дети, и мать его поднялась и обняла ее и поцеловала ее в голову и поцеловала ей ноги и сказала: "О дочь царя величайшего, если я ошиблась по отношению к тебе, то вот я прошу прощенья у великого Аллаха!" А потом она обратилась к своему сыну и спросила его: "О дитя мое, в чем причина этой долгой отлучки?"

И когда мать спросила его об этом, Хасан рассказал ей обо всем, что с ним случилось, с начала до конца, и, услышав его слова, она закричала великим криком и упала на землю без памяти из-за упоминания о том, что случилось с ее сыном. И Хасан до тех пор ласкал ее, пока она не очнулась, и тогда она сказала ему: "О дитя мое, клянусь Аллахом, ты напрасно пренебрег палочкой и колпаком. Если бы ты их сохранил и оставил себе, ты, право, овладел бы землей и вдоль и вширь, но хвала Аллаху, о дитя мое, за спасение твое и твоей жены и детей!"

И они провели наилучшую и приятнейшую ночь, а когда наступило утро, Хасан переменил бывшие на нем одежды и надел платье из наилучшей материи, и вышел на рынок, и стал покупать рабов, невольниц, материи и дорогие вещи - платья, украшенья и ковры, а также дорогую посуду, какой не найти у царей. И еще он купил дома, и сады, и имения, и прочее, и жил с детьми, женой и матерью за едой, питьем и наслаждениями. И они жили прекраснейшей и приятнейшей жизнью, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний. Хвала же да будет властителю видимого и невидимого царства, живому, вечному, который не умирает.