Рассказ об Унс-аль-Вуджуде и аль-Вард-фи-ль-Акмам (ночи 371-381)

Рассказывают также, что был в древние времена и минувшие века царь, высокий саном, обладатель величия и власти, и был у него везирь по имени Ибрахим, а у везиря была дочь редкой красоты и прелести, превосходившая всех блеском и совершенством, обладательница великого разума и блестящего образования. Она любила застольную беседу и вино и прекрасные лица и нежные стихи и редкие рассказы, и к любви звала умы нежность ее свойств, как сказал о ней кто-то из описывавших ее:

 "Влюбился в нее - соблазн арабов и турок - я, 
 С ней споря о флексии, законах и вежестве. 

 И молвит она: "Предмет я действия - почему 
 Ты ставишь мне "и" в конце, а действующему - "а"?" 

 Я молвил: "Себя и дух мой я за тебя отдам - 
 Ты разве не знаешь - жизнь теперь перевернута. 

 И если ты перемену станешь оспаривать, 
 То вот, посмотри, в "хвосте" "головки" узлы теперь".

(Игра слов, основанная на правилах склонения имен в арабском языке.)

(То есть "все перевернулось". Слова в кавычках - термины средневековой арабской астрономии.)

И было ей имя аль-Вард-фи-ль-Акмам, и причиной того, что ее так назвали, была ее чрезмерная неясность и полнота ее блеска, и царь любил разделять с ней трапезу из-за ее совершенной образованности. А у царя был обычай собирать вельмож своего царства и играть в шар. И в тот день, когда собирались люди, чтобы играть в шар, дочь везиря села у окна, чтобы посмотреть. И когда люди играли, она вдруг бросила взгляд и увидела среди воинов юношу, лучше которого не было по виду и по наружности - с сияющим лицом, смеющимися устами, длинными руками и широкими плечами. И девушка несколько раз обращала на него взоры и не могла насытиться, глядя на него, и сказала она своей няньке: "Как имя этого юноши с красивыми чертами, который среди воинов?" И нянька ответила: "О дочь моя, все они красивые, который же среди них?" - "Подожди, я укажу тебе на него", - сказала девушка, и затем она взяла яблоко и бросила им в юношу, и тот поднял глаза и увидел в окне дочь везиря, подобную луне во мраке, и не возвратился еще к нему его взгляд, как любовь к девушке охватила его разум. И он произнес слова поэта:

 "Стрелок в меня метнул иль твои веки 
 Влюбленного, что видит тебя, сразили? 

 И стрела с зарубкой из войска ли летит ко мне, 
 Или, может быть, прилетела из окошка?"

А когда кончили играть, девушка спросила няньку: "Как имя того юноши, которого я тебе показала?" И нянька ответила: "Его имя - Унс-аль-Вуджуд". И девушка покачала головой. И она легла спать в своем месте, и распалились ее мысли, и стала она испускать вздохи и произнесла такие стихи:

 "Да, прав был тот, кто имя нарек тебе 
 Унс-аль-Вуджуд о щедрый и сладостный! 

 О лик луны, лицом освещаешь ты 
 Все сущее, объемля сияньем мир. 

 Ты подлинно средь сущих единственный 
 Султан красот - тому есть свидетели, 

 И бровь твоя, как "нуны" очерчена, 
 Зрачок твой "сад" написанный любящим. 

 А стан - как ветвь: куда ни зовешь его - 
 На все он склонен с равною щедростью, 

 Всех витязей ты превзошел яростью, 
 И лаской, и красою, и щедростью".

(Унс-аль-Вуджуд - услада мира.)

(Сад - одна из букв арабского алфавита, по форме несколько напоминает глаз..)

А окончив свое стихотворение, она написала его на бумаге и завернула в кусок шелка, обшитый золотом, и положила под подушку. А одна из ее нянек смотрела на нее, и она подошла к девушке и стала развлекать ее разговором, пока та не заснула, а потом нянька украла бумажку из-под подушки и прочитала ее и поняла, что девушку охватила любовь к Унс-аль-Вуджуду. А прочитавши бумажку, нянька положила ее на место, и когда ее госпожа, аль-Вард-фи-ль-Акмам, пробудилась от сна, она сказала ей: "О госпожа, я тебе добрая советчица и пекусь о тебе. Знай, что любовь сильна, и сокрытие ее плавит железо и оставляет после себя болезни и недуги, и тому, кто откроет любовь, нет упрека".

И аль-Вард-фи-ль-Акмам спросила ее: "О нянюшка, а какое есть лекарство от страсти?" И нянька ответила: "Лекарство от нее - единение". - "А как же найти единение?" - "спросила девушка. И нянька сказала: "Его можно найти перепиской и мягкими речами и частыми приветствиями и пожеланиями, и это соединяет влюбленных и облегчает трудные дела. И если у тебя есть дело, о госпожа, то я ближе всех к сокрытию твоей тайны и исполнению твоей нужды и доставлю твое послание".

И когда аль-Вард-фи-ль-Акмам услышала от нее эти слова, ее ум улетел от радости, но она удержала себя от речей, чтобы посмотреть, пока не увидит конец своего дела, и сказала про себя: "Об этом деле никто от меня не узнал, и я открою его этой женщине только после того, как испытаю ее". А женщина молвила: "О госпожа, я видела во сне, будто ко мне пришел человек и сказал: "Твоя госпожа и Унс-аль-Вуджуд любят друг друга - возьмись за дело, носи их послания и исполняй их нужды, скрывая их обстоятельства и тайны, - тебе достанется великое благо". Вот я рассказала тебе о том, что видела, а власть принадлежит тебе".

И аль-Вард-фи-ль-Акмам спросила свою няньку, когда та рассказала ей сон..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста семьдесят вторая ночь

Когда же настала триста семьдесят вторая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что аль-Вард-фи-ль-Акмам спросила свою няньку, когда та рассказала ей сон, который видела: "Скрываешь ли ты тайны, о нянюшка?" И та отвечала: "Как мне не скрывать тайн, когда я из лучших среди свободных?" И тогда девушка вынула бумажку, на которой написала стихи, и сказала: "Ступай с этим посланием к Унс-аль-Вуджуд у и принеси мне ответ от него". И нянька взяла послание и отправилась с ним к Унс-аль-Вуджуду. И, войдя к нему, она поцеловала ему руки и приветствовала его самыми ласковыми речами, а затем она отдала ему бумажку, и Унс-аль-Вуджуд прочитал письмо и понял его смысл, и потом он написал на обороте такие стихи:

 "Я сердце хочу развлечь в любви, и скрываю я, 
 Но вид мой мою любовь и страсть открывает всем. 

 Коль слезы пролью, скажу: "То рана в глазах моих - 
 Хулитель чтоб не видал, не понял бы, что со мной". 

 И был я свободен прежде, вовсе любви не знал. 
 Теперь же влюбился я, и сердце полно любви. 

 Я повесть свою довел до вас, и вам сетую 
 На страсть и любовь мою, чтобы сжалились надо мной. 

 Ее начертал слезами глаз я - ведь, может быть, 
 О том, что вы сделали со мной, она скажет вам. 

 Аллах, сохрани лицо, красою одетое. 
 Луна - его раб, а звезды - слуги покорные. 

 При всей красоте ее, подобной которой нет - 
 И ветви все учатся у ней ее гибкости, - 

 Прошу вас, коль не возложит то на вас трудности, 
 Меня посетите вы - ведь близость мне ценна так. 

 Я душу вам подарил - быть может, вы примете; 
 Сближенье для меня - рай, разлука - геенна мне".

Потом он свернул письмо и поцеловал его и отдал женщине и сказал: "О няня, смягчи душу твоей госпожи". И та ответила: "Слушаю и повинуюсь".

И она взяла у него письмо и вернулась к своей госпоже и отдала ей бумажку, и аль-Вард-фи-ль-Акмам поцеловала ее и подняла над головой, а затем она развернула письмо и прочла его и поняла его смысл и написала внизу такие стихи:

 "О ты, чье сердце любовью к нам охвачено, - 
 Потерпи, быть может в любви и будешь счастлив ты. 

 Как узнаем мы, что искренна любовь твоя, 
 И в душе твоей то же самое, что у нас в душе, - 

 Мы дадим тебе, свыше близости, близость равную, 
 Но препятствуют ведь сближению наши стражники. 

 Когда спустится над землею ночь, от большой любви 
 Загорится пламя огней ее в душе у нас. 

 И ложе наше прогонит сон, и, может быть, 
 Измучат муки жестокие все тело нам. 

 По закону страсти обязанность - таить любовь, 
 Опущенной завесы не вздымайте вы. 

 Моя внутренность уж полна любви к газеленочку; 
 О, если бы не скрылся он из наших мест".

А окончив свои стихи, она свернула бумажку и отдала няньке, и та взяла ее и вышла от аль-Вард-фи-ль-Акмам, дочери везиря. И ее встретил царедворец и спросил: "Куда идешь?" И старуха ответила: "В баню". А она испугалась его, и бумажка у нее выпала, когда она выходила из дверей, и смутилась.

Вот что было с нею; что же касается бумажки, то один евнух увидел ее на дороге и поднял. А потом везирь вышел из гарема и сел на свое ложе. А евнух, который подобрал бумажку, направился к нему, и, когда везирь сидел на ложе, вдруг подошел к нему этот евнух с бумажкой в руке и сказал ему: "О господин, я нашел эту бумажку, оброненную в доме, и взял ее".

И везирь взял бумажку у него из рук (а она была свернута), и развернул ее, и увидел, что на ней написаны стихи, о которых было упомянуто раньше, и стал читать и понял их смысл, а потом он посмотрел, как они написаны, и увидел, что это почерк его дочери. И тогда он вошел к ее матери, так сильно плача, что увлажнил себе бороду, и его жена спросила его: "Отчего ты плачешь, о господин мой?" И везирь ответил: "Возьми эту бумажку и посмотри, что в ней". И жена везиря взяла бумажку и прочитала ее и увидела, что бумажка содержит послание от ее дочери аль-Вард-фи-ль-Акмам к Унс-аль-Вуджуду. И тогда к ней пришел плач, но она поборола себя и удержала слезы и сказала везирю: "О господин, от плача нет пользы, и правильное решение в том, чтобы нам придумать какое-нибудь дело для защиты твоей чести и сокрытия обстоятельств твоей дочери".

И она стала утешать его и облегчать его печаль, и везирь сказал ей: "Я боюсь для моей дочери любви. Разве ты не знаешь, что султан любит Унс-аль-Вуджуда великой любовью, и моему страху в этом деле есть две причины. Первая - из-за меня самого, так как это моя дочь, а вторая - из-за султана, так как Унс-аль-Вуджуд - любимец султана, и, быть может, из-за этого произойдет великое дело. Каково твое мнение об этом?.."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста семьдесят третья ночь

Когда же настала триста семьдесят третья ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда везирь рассказал жене о деле своей дочери и спросил ее: "Каково твое мнение об этом?" - она сказала: "Подожди, пока я совершу молитву о совете" (Молитва о совете совершается, чтобы получить якобы от Аллаха совет при сомнении или нерешительности. Нередко она соединяется с гаданием по корану.). А потом она совершила молитву в два раката, как установлено для молитвы о совете, и, окончив молитву, сказала своему мужу: "Посреди Моря Сокровищ есть гора, называемая "Гора лишившейся ребенка" (а причина, по которой ее так назвали, еще придет), и никто не может добраться до этой горы без труда. Устрой же там для нашей дочери жилище".

И везирь сказал своей жене, что он построит на этой горе неприступный дворец и в нем будет жить его дочь. И к ней будут доставлять припасы ежегодно, из года в год, и поместят с ней людей, которые будут ее развлекать и служить ей. И потом он собрал плотников и строителей и измерителей и послал их на ту гору, и они выстроили для девушки неприступную крепость, - подобной ей не видали видящие. А затем везирь приготовил припасы и верблюдов и вошел к своей дочери ночью и приказал ей собираться в дорогу. И сердце ее почуяло разлуку. И когда девушка вышла и увидала людей в обличье путешественников, она заплакала сильным плачем и стала писать на дверях, оповещая Унс-аль-Вуджуда, какое она испытала волнение, - от него дыбом встают волосы на коже и тают крепкие камни и текут слезы. А написала она такие стихи:

 "Аллахом прошу, о дом, любимый когда пройдет, 
 Под утро, приветствуя словами влюбленных, 

 Привет передай от нас ему благовонный ты, 
 Теперь ведь не знаем мы, где вечером будем. 

 Не знаю, куда сейчас меня увезти хотят, - 
 Со мною уехали поспешно, украдкой, 

 Во мраке ночном и птицы, сидя в ветвях густых, 
 Оплакивали меня и горько стенали. 

 И молвил язык судьбы за них: "О погибель нам, 
 Когда разлучили вдруг влюбленных и верных". 

 Увидев, что чаша дали снова наполнена 
 И чистым питье ее рок пить заставляет, 

 К нему подмешала я терпенье прекрасное, 
 Но вас мне терпение забыть не поможет".

А окончив свои стихи, она села и поехала вместе со своими людьми, пересекая степи, пустыни, равнины и кручи, пока не достигла Моря Сокровищ. И разбили палатки на берегу моря и построили для девушки большой корабль, и посадили ее туда вместе с ее женщинами. И везирь приказал, чтобы, после того как они достигнут горы и отведут девушку и ее женщин во дворец, люди возвратились бы на корабле назад, а сойдя с корабля, сломали бы его. И они уехали и сделали все, что приказал везирь, и вернулись, плача о том, что случилось.

Вот что было с ними. Что же касается Унс-аль-Вуджуда, то он поднялся после сна и совершил утреннюю молитву, а затем сел на коня и отправился служить султану. И, как всегда, он проезжал мимо ворот везиря, надеясь, что, может быть, увидит кого-нибудь из приближенных везиря, которых он обычно встречал, и посмотрел на ворота и увидал, что на них написано стихотворение, ранее упомянутое.

И когда Унс-аль-Вуджуд увидел это стихотворение, мир исчез для него, и огонь загорелся в его груди, и он возвратился к себе домой, и не стало для него покоя, и его охватило нетерпение, и он тревожился и волновался, пока не пришла ночь. И Унс-аль-Вуджуд никому ничего не сказал и, перерядившись, вышел в темноту ночи и блуждал без дороги, не зная куда идет. И он шел всю ночь и следующий день, пока не усилился жар солнца и не запылали горы, и не почувствовал он сильную жажду. И увидел он дерево, и заметил подле него ручей с текучей водой, и направился к этому дереву, и сел на берегу ручья. И он хотел напиться, но вода не имела вкуса у него во рту, и цвет его лица изменился, и оно пожелтело, и ноги его распухли от ходьбы и утомления, и он горько заплакал и пролил слезы и произнес такие стихи:

 "Опьянен к любимым страстью любящий, 
 Чем сильней влюблен, приятней тем ему. 

 И блуждает от любви и бродит он, 
 Не нужна ему ни пища, ни приют. 

 Как же будет жизнь приятна любящим, 
 Что покинули любимых, я дивлюсь? 

 Я ведь таю, когда страсть во мне горит, 
 И текут обильно слезы по щекам. 

 Их увижу ль, иль увижу в стане их 
 Человека, что излечит сердце мне?"

А окончив свои стихи, он так заплакал, что увлажнил землю, а затем, в тот же час и минуту, поднялся и пошел бродить. И когда он шел по степям и пустыням, вдруг вышел лев, шею которого душили волосы, и голова его была величиной с купол, и пасть шире, чем ворота, а клыки, точно бивни слона. И при виде льва Унс-аль-Вуджуд убедился, что умрет и, обернувшись лицом к кыбле (Кыбла - направление, куда мусульманину надлежит обращать свое лицо во время молитвы.) произнес исповедание веры и приготовился к смерти. А он знал из книг, что если смириться перед львом, то и лев перед тобой смирится, так как его укрощают хорошие слова и он делается гордым от похвал. И он начал говорить льву: "О лев из чащи, о храбрец пустыни, о витязь, о отец молодцов, о султан зверей, - я тоскующий влюбленный, и погубили меня любовь и разлука, и, расставшись с любимыми, я потерял верный путь. Выслушай же мои слова и сжалься над моей любовью и страстью".

И лев, услышав его слова, отошел назад и сел, опершись на хвост, и поднял к нему голову и стал играть хвостом и передними лапами. И когда Унс-аль-Вуджуд увидал эти движения, он произнес такие стихи:

"Лев пустыни, умертвишь ли ты меня, 
 Прежде чем я встречу тех, чьим стал рабом? 

 Я не дичь, о нет, и жира нет на мне - 
 Потеряв любимых, я недужен стал. 

 С милыми расставшись, сердцем я устал 
 И подобен телу в саване теперь. 

 Абу-ль-Хорис лев в бою, не дай же ты 
 Радости хулителям в тоске моей. 

 Я влюбленный, утопившийся в слезах, 
 И разлукой с милыми встревожен я. 

 И во мраке ночи ими занят я, 
 И любовь из бытия взяла меня".

(Абу-ль-Xарис - означает: отец захватывающего добычу.)

А когда он окончил свои стихи, лев поднялся и пошел к нему..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста семьдесят четвертая ночь

Когда же настала триста семьдесят четвертая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Унс-аль-Вуджуд окончил свои стихи, лев поднялся и пошел к нему с ласковым видом, и глаза его были полны слез, а подойдя к нему, он лизнул его языком и пошел впереди него, сделав ему знак: "Следуй за мной!"

И Унс-аль-Вуджуд последовал за ним, и так они шли, пока лев не поднялся с ним на гору. А потом лев спустился с этой горы, и юноша увидал следы прошедших в пустыне и понял, что это следы тех, кто шел с аль-Вард-фи-ль-Акмам. И он пошел по следам. И когда лев увидел, что юноша пошел по следам и понял, что это след людей, прошедших с его возлюбленной, он повернул назад и ушел своей дорогой.

Что же касается Унс-аль-Вуджуда, то он шел последу в течение дней и ночей, пока не пришел к ревущему морю, где бились волны, и здесь след оборвался. И понял Унс-аль-Вуджуд, что дальше их путь пролегал по морю, и оборвались тут его надежды, и он пролил слезы и произнес такие стихи:

 "Далеко стремлений цель, и стойкость мала моя, 
 И как я найду их в пучине морской теперь? 

 И как буду стоек я, погибла когда душа - 
 От страсти к ним я со сном покончил для бдения, 

 С тех пор, как места родные бросив, ушли они, - 
 И сердце огнем горит мое, да и как горит! 

 Сейхун и Джейхун  ток слез моих, или сам Евфрат, 
 Превысит теченье их потоп или дождь с небес, 

 И веки болят мои от слез, что текут из них, 
 А сердце спалил огонь и искры летучие. 

 Любви и страстей войска на сердце накинулись, 
 А войско терпения разбито и вспять бежит. 

 Я душу свою подверг опасности, их любя, 
 И душу считал из них легчайшей я жертвою. 

 Аллах, не взыщи с тех глаз, что в стане смотреть могли 
 На прелесть, которая светлее луны была! 

 И ныне повергнут я глазами огромными, 
 Чьи стрелы без тетивы вонзаются в сердце мне. 

 Обманут я мягкостью был членов, что нежны так, 
 Как нежна на дереве ветвь ивы зеленая. 

 Желал я сближенья с ними, чтобы помочь себе. 
 В печальных делах любви, в заботе и горести. 

 Но стал я, как прежде был, печален и горестен, 
 И все, что со мной случилось, - глаз искушение".

( Сейхун и Джейхун - арабское название рек Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи.)

А окончив свои стихи, он так заплакал, что упал, покрытый беспамятством, и провел в бесчувствии долгий срок, а потом очнулся и повернулся направо и налево, но никого не увидал в пустыне.

И Унс-аль-Вуджуд испугался диких зверей и поднялся на высокую гору, и когда он стоял на этой горе, он вдруг услышал голос человека, который говорил в пещере. И Унс-аль-Вуджуд прислушался, и вдруг оказалось, что это богомолец, который оставил мир и углубился в благочестие, и юноша постучался к нему в пещеру три раза, но богомолец не ответил ему и не вышел. И тогда Унс-аль-Вуджуд стал испускать вздохи и произнес такие стихи:

 "Достигну каким путем того, что желаю я,
 И брошу заботы все и горе и тягости? 

 Все страхи и ужасы седым меня сделали, 
 И сердце и голова - седые в дни юности. 

 Помощника не нашел себе я в любви моей 
 И друга, чтоб облегчить тоску и труды мои. 

 И сколько в любви моей боролся со страстью я, 
 Но, мнится, судьба моя идет на меня теперь. 

 О, сжальтесь над любящим, влюбленным, встревоженным, 
 Покинутым, что разлуки чашу до дна испил! 

 Огонь и в душе моей и в сердце погас уже, 
 И разум мой похищен разлукой и горестью. 

 И не было дня страшней, чем тот, когда я пришел 
 В жилище их и увидел надпись на их дверях. 

 Так плакал я, что вспоил я землю волнением, 
 Но тайну свою сокрыл от ближних и дальних я. 

 Молящийся, что в пещере скрылся, как будто бы 
 Вкус страсти попробовал и ею был похищен, - 

 Коль после всего того, что ныне я испытал, 
 Достигну я цели, нет ни горя, ни устали!"

А когда он окончил свои стихи, дверь пещеры вдруг открылась, и Унс-аль-Вуджуд услышал, кто-то говорит: "О милость!" И он вошел в дверь и приветствовал богомольца, и тот ответил на его приветствие и спросил: "Как твое имя?" - "Мое имя - Унс-аль-Вуджуд", - ответил юноша. И богомолец спросил: "А почему ты пришел сюда?" И Унс-аль-Вуджуд рассказал ему свою историю с начала до конца и поведал ему обо всем, что с ним случилось, и богомолец заплакал и сказал ему: "О Унс-аль-Вуджуд, я провел в этом месте двадцать лет и не видел здесь никого до вчерашнего дня, а вчера я услышал плач и шум, и, посмотрев в сторону звуков, я увидел множество людей и палатки, расставленные на берегу моря, и люди построили корабль, и на него село несколько человек, и они поплыли по морю. А потом корабль вернулся с некоторыми из тех, кто сел на него, и они сломали корабль и ушли своей дорогой. И я думаю, что люди, которые уехали морем и не вернулись, и есть те, кого ты ищешь, о Унс-аль-Вуджуд. И забота твоя тогда велика, и беспокойство тебе простительно. Но не найдется любящего, который ие испытал бы печалей".

И затем богомолец произнес такие стихи:

"Ты думал, Унс-аль-Вуджуд, что духом свободен я, 
 А страсть и любовь меня то скрутит, то пустит вновь. 

 Я страсть и любовь познал давно уже, с малых лет, 
 Когда я ребенком был, еще молоко сосал. 

 Любовью я занят был срок долгий, узнал ее: 
 Коль спросишь ты обо мне, так знает меня любовь. 

 И выпил я чашу страсти, горя и худобы, 
 И стал как бы стертым я, так мягок я телом был. 

 Имел прежде силу я, но стойкость ушла моя, 
 И войско терпения разбито мечами глаз. 

 Сближенья нельзя желать в любви без жестокости, 
 Ведь крайности сходятся, ты знаешь, с начала дней. 

 Свершила любовь свой суд над всеми влюбленными, 
 Забвенье запретно нам, как ересь мятежная".

А окончив говорить свое стихотворение, богомолец подошел к Унс-аль-Вуджуду и обнял его..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста семьдесят пятая ночь

Когда же настала триста семьдесят пятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что богомолец, окончив говорить свое стихотворение, подошел к Унс-аль-Вуджуду и обнял его, и они так плакали, что горы загудели от их плача. И плакали они до тех пор, пока не упали, покрытые беспамятством. А очнувшись, они дали друг другу обет быть братьями ради Аллаха великого. И затем богомолец сказал Унс-аль-Вуджуду: "Сегодня ночью я помолюсь и спрошу для тебя у Аллаха совета". И Унс-аль-Вуджуд отвечал ему: "Внимание и повиновение!"

Вот что было с Унс-аль-Вуджудом. Что же касается аль-Вард-фи-ль-Акмам, то ее привезли к горе и привели во дворец, и, взглянув на него, она увидала, как оп устроен, и заплакала и сказала: "Клянусь Аллахом, это прекрасное место, но как недостает здесь любимого!"

И она увидела на острове птиц и велела одному из своих приближенных поставить силки и изловить нескольких, и всякий раз, как поймает, сажать птиц в клетки во дворце, и слуга сделал так, как она велела.

И аль-Вард-фи-ль-Акмам села у окна и стала вспоминать, что с ней случилось, и усилились ее любовь, страсть и волненье, и она пролила слезы и сказала такое стихотворенье:

 "О, кому же посетую на любовь я,
 На разлуку с возлюбленным и печали 

 И на пламя внутри меня? Но все это 
 Я не выдам, - боюсь доносчиков злобных. 

 Зубочистке подобна я ныне стала 
 От разлуки и пламени и рыданий. 

 Где любимый, чтоб глазом мог он увидеть, 
 Что лишенным ума теперь я подобна? 

 Заточили они меня не по праву 
 В таком месте, что милому не добраться. 

 Прошу солнце я тысячу пожеланий 
 Передать, как взойдет оно или сядет, 

 Дорогому, что лик луны затмевает 
 Красотою, а тонкостью - ветку ивы. 

 Если роза напомнит мне его щеки, 
 "Нет, - скажу я, - коль не моя, не похожа". 

 Его губы слюны ручей источают, 
 И несет он в огне горящему влагу. 

 Как забуду, когда он дух мой и сердце, 
 Хворь, недуги несет, и врач, и любимый?"

А когда спустился на землю мрак, ее страсть усилилась, и она вспомнила о том, что прошло, и произнесла такие стихи:

 "Спустился на землю мрак, и боль взволновала страсть, 
 Тоска растревожила во мне все страдания, 

 Разлуки волнение в душе поселилося, 
 И мысли повергнули меня в небытье опять. 

 Любовью взволнована, тоской сожжена я вся, 
 И слезы открыли тайну, мною сокрытую. 

 И нет положения, которое знала б я - 
 Так кости тонки мои, больна и слаба я так. 

 И сердца моего ад огнями горит давно, 
 И зной его пламени мне печень терзает, жжет. 

 Проститься я не имела власти с любимыми, 
 Покинув их, о печаль моя и страдания! 

 О тот, кто им передаст о том, что со мной теперь - 
 Готова я выдержать все то, что начертано! 

 Аллахом клянусь, в любви я век не забуду их, 
 Ведь клятва людей любви есть клятва достойная! 

 О ночь! передай привет любимым ты от меня 
 И, зная, свидетельствуй, что я не спала совсем!"

Вот что было с аль-Вард-фи-ль-Акмам. Что же касается Унс-аль-Вуджуда, то богомолец сказал ему: "Спустись в долину и принеси мне лыка с пальм". И Унс-аль-Вуджуд спустился и принес лыка. Богомолец взял лыко и свил из него сеть, как для соломы, а потом сказал: "О Унс-аль-Вуджуд, в глубине долины есть кусты, которые растут и сохнут на корнях, - спустись туда и наполни эту сеть; завяжи ее и брось в море, а сам сядь на нее и выезжай на простор моря, - быть может, ты достигнешь своей цели. Тот, кто не подвергает себя опасности, не достигнет того, к чему стремится".

И Унс-аль-Вуджуд отвечал: "Слушаю и повинуюсь!" А затем он простился с богомольцем и ушел от него и приступил к исполнению того, что он приказал, испросив благословение старца.

И Унс-аль-Вуджуд пошел в глубь долины и сделал так, как велел ему богомолец. А когда он доплыл на сети до середины моря, подул ветер и погнал его далеко, так что он скрылся из глаз богомольца. И он не переставая плыл по морской пучине, то поднимаемый одной волной, то опускаемый другой, и видел, какие в море диковины и ужасы, пока не выбросили его судьбы через три дня к Горе лишившейся ребенка. И он вышел на сушу, точно оглушенный цыпленок, страдая от голода и жажды, и увидал бегущие потоки, и птиц, чирикающих на ветвях, и плодоносные деревья, росшие парами и отдельно. И он поел плодов, и напился из потоков, и пошел бродить, и увидел вдали что-то белое, и пошел по направлению к нему. И, подойдя ближе, Унс-аль-Вуджуд увидел, что это дворец, неприступный и укрепленный. И он подошел к воротам и увидел, что они заперты, и просидел возле них три дня, и, когда он сидел, вдруг ворота дворца открылись и оттуда вышел евнух, й он увидел Унс-аль-Вуджуда и спросил его: "Откуда ты и что тебя сюда привело?" И Унс-аль-Вуджуд ответил: "Я из Испахана. Я плыл по морю с товаром, и корабль, на котором я был, разбился, и волны выбросили меня на этот остров". И евнух заплакал и обнял юношу и сказал: "Да продлит Аллах твою жизнь, о лик любимых! Испахан - моя страна, и у меня там есть двоюродная сестра, которую я любил, когда был молод, и я сильно был влюблен в нее. И на нас напали люди сильнее нас и захватили меня вместе с прочей добычей (а я был маленький) и оскопили меня, а потом меня продали в евнухи, и вот я в таком положении..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста семьдесят шестая ночь

Когда же настала триста семьдесят шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что евнух, который вышел из дворца аль-Вард-фи-ль-Акмам, рассказал Унс-аль-Вуджуду обо всем, что случилось с ним, и сказал: "Люди, которые меня захватили, оскопили меня, и продали в евнухи, и вот я в таком положении".

И после того как евнух приветствовал Унс-аль-Вуджуда и пожелал ему долгой жизни, он ввел его во двор дворца. Унс-аль-Вуджуд увидел там большой пруд, окруженный деревьями и кустами, и во дворе были птицы в серебряных клетках с золотыми дверцами, и клетки эти были повешены на ветвях, и птицы в них щебетали, прославляя владыку судящего. И Унс-аль-Вуджуд подошел к первой птице и вгляделся в нее, и вдруг это оказалась горлинка. И когда птица увидела юношу, она возвысила голос и сказала: "О благой!" И Унс-аль-Вуджуда покрыло беспамятство. А очнувшись от беспамятства, он стал испускать вздохи и произнес такие стихи:

 "Горлинка, безумна ль тоже ты, как я? 
 Так спроси владыку и скажи: "Благой!" 

 Если б знать, - твой возглас от восторга ли, 
 Или же от страсти, что в душе живет? 

 Ты поешь ли с горя, потеряв друзей, 
 Иль забыта ими и болеешь ты? 

 Или потеряла милых ты, как я? 
 Ведь жестокость - признак, что была любовь. 

 Тех, кто вправду любит, охрани Аллах! 
 Их я не забуду, хоть бы я истлел".

А окончив свои стихи, он так заплакал, что упал, покрытый беспамятством, а опомнившись, он шел, пока не дошел до второй клетки, и там он увидел вяхиря. И когда вяхирь увидел его, он проворковал: "О вечный, благодарю тебя!" И Унс-аль-Вуджуд стал испускать вздохи и произнес такие стихи:

 "О вяхирь, что промолвил, воркуя, мне: 
 "О вечный, благодарен я в горести!" 

 Возможно, что Аллах своей милостью 
 Сведет меня с любимым в пути моем. 

 Бывал со мной медовых властитель уст, 
 И страсть мою еще сильней делал он. 

 И молвил я (а в сердце горел уже 
 Огонь любви, и душу он жег мою. 

 И токи слез как кровь лились из очей, 
 И по щекам текли они струями): 

 "Нет тварей здесь, не знающих горестей, 
 Но все терпеть в беде моей буду я. 

 Когда Аллах - клянусь его силою! - 
 Сведет меня с владыками, в светлый день, 

 Я все отдам, чтоб угостить любящих, - 
 Обычай их таков, каков обычай мой, 

 И выпущу из их темниц птичек я, 
 И горести покину для радости".

А окончив свои стихи, он подошел к третьей клетке и нашел там соловья. И соловей защебетал при виде юноши, и тот, услышав его, произнес такие стихи:

 "Мне нравится соловьиный голос, - так нежен он, 
 Как голос влюбленного, от страсти погибшего. 

 О, сжальтесь над любящими! Сколько ночей они 
 От страсти волнуются и горя и напастей, 

 Как будто бы из любви великой сотворены, - 
 Ни утра, ни сна им нет, от страсти и горести. 

 Когда потерял я ум, влюбившись, прикован был 
 К любимому страстью я, когда ж я прикован был, 

 Ток слез полился, как цепь, и молвил я: 
 "Цепи слез длинней теперь сделались, и ими прикован я. 

 Далеко они, и грусть все больше, и нет уже 
 Сокровищ терпения; тоскою встревожен я. 

 Коль будет рок справедлив и снова сведет меня 
 С любимым, и вновь покров Аллаха покроет нас. 

 Одежду свою сниму я, милый чтоб видеть мог, 
 Как тело изнурено разлукой моей вдали". 

А окончив свои стихи, он подошел к четвертой клетке и увидел в ней соловья другой породы, и соловей застонал и защебетал при виде Унс-аль-Вуджуда, а тот, услышав его щебетанье, пролил слезы и произнес такие стихи:

 "Соловья прекрасный голос на заре 
 Любящих забыть заставит прелесть струн. 

 На любовь Унс-аль-Вуджуд вам сетует 
 И на страсть, что стерла след его совсем. 

 Часто слышали мы песни, что могли 
 От восторга сталь и камень размягчить, 

 И под утро ветерок нам весть давал 
 О садах, где расцвели уже цветы. 

 И вдыхать и слышать рады были мы 
 Ветерок и птичек пенье на заре. 

 Но мы вспомнили покинувших друзей 
 И пролили слез потоки, точно дождь. 

 И в душе зарделись пламя и огонь, 
 Загорелись, как искры уголек. 

 Помешал Аллах влюбленным получить 
 От любимых или близость, или взгляд, 

 У влюбленных, право, оправданья есть, 
 Проницательный один лишь знает их".

А окончив свои стихи, он прошел немного и увидел прекрасную клетку, - не было клетки лучше ее - и, приблизившись, он нашел в ,ней лесного голубя (а это вяхирь, известный среди птиц), и голубь щебетал от страсти, а на шее у него было ожерелье из драгоценных камней, редкостно нанизанное. И Унс-аль-Вуджуд всмотрелся в голубя и увидел, что он сидит в клетке, потеряв разум и ошеломленный, и, увидав его в таком состоянии, юноша пролил слезы и произнес вот эти стихи:

 "О лесной мой голубь, шлю тебе привет, 
 Всех влюбленных другу, от людей любви. 

 Сам влюблен в газель я стройную давно, 
 Чьи глаза острее лезвия меча, 

 Сожжены любовью сердце и душа, 
 Худоба владеет телом и болезнь". 

 Сладость пищи уж запретна для меня, 
 Как запретно сна приятность мне узнать. 

 Утешенье и терпение ушли, 
 А любовь, тоска и горе - те со мной. 

 Как мне будет жизнь приятна после них, 
 Когда в них мое желанье, цель и дух?" 

А когда Унс-аль-Вуджуд окончил свои стихи..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста семьдесят седьмая ночь

Когда же настала триста семьдесят седьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Унс-аль-Вуджуд окончил свои стихи, лесной голубь пробудился от оцепенения и, услышав его слова, стал кричать и стонать и умножил щебетанье и стоны, так что едва не заговорил в напеве, и язык обстоятельств сказал за него такие стихи:

 "О влюбленный, ты на память мне привел 
 Дни, когда погибла молодость моя, 

 И любимого, чей облик я любил. 
 Кто красою превосходной всех прельщал. 

 Его голос, тонкий, чистый, на ветвях 
 Он внимание к звукам флейты отвлекал. 

 Растянул силки ловец, поймал его, 
 И сказал он: "Чтоб оставил он меня". 

 Я же думал, что имеет жалость он 
 И смягчится, увидав мою любовь, 

 Но, Аллахом пораженный, грубо он 
 Разлучил меня с любимым навсегда. 

 И любовь моя все больше и сильней, 
 И огнями отдаленья я горю. 

 Сохранит же пусть всех любящих Аллах, 
 Знал кто страсть и испытал тоску мою, 

 Коль увидит любящий, что в клетке я, 
 Над любимым сжалившись, мне волю даст".

Потом Унс-аль-Вуджуд обратился к своему другу испаханцу и спросил его: "Что это за дворец, что в нем есть и кто его построил?" И испаханец ответил: "Построил его везирь такого-то царя для своей дочери, боясь для нее случайностей времени и ударов случая, и поселил ее вместе с ее людьми, и мы отпираем дворец только раз в год, когда к нам приходят припасы". И Унс-аль-Вуджуд сказал себе: "Досталось мне желаемое, но срок долог!"

Вот что было с Унс-аль-Вуджудом. Что же касается яль-Вард-фи-ль-Акмам, то ей не было приятно ни пить, ни есть, ни сидеть, ни спать, и она поднялась (а ее страсть, волненье и увлеченье усилились), и обошла все углы дворца, но не нашла для себя успокоения, и стала она лить слезы и произнесла такие стихи:

 "Меня заперли жестоко от него 
 И вкусить в тюрьме мне дали страсть мою, 

 И сожгли огнями страсти сердце мне, 
 Отвративши от любимых взоры глаз, 

 Заточили во дворце большом меня, 
 На горе, что родилась в пучине вод. 

 Коль хотели, чтоб забыла я его, 
 Так усилили страданье лишь в душе. 

 Как забуду я, раз все, что есть во мне, 
 Взгляд один на лик любимый причинил? 

 Целый день в печали горькой я живу, 
 Ночь же в мыслях о любимых провожу. 

 В одиночестве мне дума о нем друг, 
 Как подумаю, что встреча с ним вдали. 

 Если б знать мне после этого всего,
 Согласится ли судьба, на что хочу?"

А окончив стихи, она поднялась на крышу дворца и, взяв баальбекские одежды, привязала себя к ним и спускалась, пока не достигла земли, - а она была одета в самые лучшие одежды, какие имела, и на шее у нее было ожерелье из драгоценных камней. И она шла по степям и пустыням, пока не дошла до берега моря. И увидела она рыбака в лодке, который ловил рыбу, и ветер забросил его к этому острову. И рыбак обернулся и увидел на этом острове аль-Вард-фи-ль-Акмам и, увидав ее, испугался и уехал на своей лодке, убегая. И девушка стала его звать и делать ему знаки и произнесла такие стихи:

 "Не бойся, о благой рыбак, дурного ты - 
 Поистине, я женщина, как люди все. 

 Хочу, чтобы на зов мой ты откликнулся 
 И повесть мою выслушал с начала ты. 

 О пожалей, хранимый богом, жар любви, 
 Увидишь коль любимого бежавшего. 

 Красавца полюбила я, чей чудный лик 
 Луну и солнце превзошел сиянием. 

 Газель, когда увидит раз хоть взор его, 
 "Я раб твой", - скажет, снисхождения прося. 

 Написана красою вдоль щеки его 
 Строка с чудесным смыслом, но короткая: 

 "Кто видит свет любви, идет тот правильно, 
 Кто заблудился, тот преступен, нечестив". 

 Коль хочет он пытать меня - прекрасно как! 
 Когда его увижу, то награда мне, 

 Как ожерелье из рубинов иль других 
 Камней, иль свежих жемчугов, иль яхонтов. 

 Желанное исполнит, может быть, мой друг - 
 Душа моя растаяла, растерзана".

И когда рыбак услышал ее слова, он стал плакать и стонать и жаловаться и вспомнил, что произошло в дни его юности, когда одолела его страсть, и сильна была его любовь, и велико было волненье и увлеченье, и сожгли его огни любви. И он произнес такие стихи:

 "Клянусь страстью, оправданье где ясней:
 Всеми членами я болен, слезы лью. 

 Вот глаза, во мраке ночи что не спят,
 И сердца, что как кремень секут огонь. 

 Испытали мы любовь, когда росли,
 Отличали тяжкое от легкого, 

 А потом я продал душу, быв влюблен,
 За сближение с любимым, что далек, 

 И опасности подвергся, думая, 
 Что, быть может, торг мой будет выгодным. 

 Ведь обычно у влюбленных - кто купил 
 Близость с милым, тот сверхвыгодно купил".

А окончив эти стихи, рыбак подвел лодку к берегу и сказал девушке: "Сойди в лодку, я переправлюсь с тобой, в какое ты захочешь место". И аль-Вард-фи-ль-Акмам сошла в лодку, и рыбак поплыл с нею, но, когда он немного отъехал от берега, на лодку подул сзади ветер, и она пошла быстро, так что берег скрылся с их глаз, и рыбак не знал, куда едет. И ветер продолжал усиливаться в течение трех дней, а потом он утих по изволению Аллаха великого, и лодка плыла с ними, пока не приплыла к городу на берегу моря..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста семьдесят восьмая ночь

Когда же настала триста семьдесят восьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда лодка с рыбаком и аль-Вард-фи-ль-Акмам приплыла к городу у моря, рыбак хотел пристать к берегу. А там был царь, отличавшийся великой яростью, звали его Дирбас. Он в это время сидел со своим сыном в царском дворце, и они смотрели в окно и обратили взоры в сторону моря и увидели эту лодку. И они вгляделись в нее и увидали там женщину, подобную луне на склоне неба, и в ушах у нее были кольца с дорогими бадахшанскими рубинами, а на шее ожерелье из драгоценных камней. И царь понял, что она из дочерей вельмож и царей, и спустился из дворца и вышел через ворота, которые вели к морю, и увидал, что лодка уже пристала к берегу и девушка спит, а рыбак укрепляет лодку у причала. И царь пробудил девушку от сна, и она проснулась плача, и царь спросил ее: "Откуда ты и чья ты дочь и почему ты прибыла сюда?" И аль-Вард-фи-ль-Акмам ответила ему: "Я дочь Ибрахима, везиря царя Шамиха, и причина моего прибытия сюда - дело великое и обстоятельство диковинное". И она рассказала ему всю свою историю с начала до конца, совершенно не боясь его, а затем испустила вздохи и произнесла такие стихи:

 "Мне веки поранила слеза, необычную 
 Создав во мне грусть, когда лилась и текла она. 

 Причиной тому был друг, в душе поселившийся 
 Навек, но с ним близости в любви не имела я. 

 Прекрасны черты его, блистают, цветут они, 
 Арабов и турок он красою затмит своей. 

 И солнце и месяц сам склонилися перед ним 
 Влюбленно, и вежливость пред ликом его блюдут. 

 Глаза его колдовством чудесным насурмлены, 
 И в них ты увидишь лук, для выстрела поднятый. 

 О тот, кому о себе сказала я все, прося 
 Прощенья, будь кроток с той, кем страсть забавляется! 

 Любовью закинута я в вашу страну теперь, 
 Решимость моя слаба, от вас я жду помощи. 

 Всегда благородные, когда в их страну придет 
 Просящий о помощи, защиту в нужде дают. 

 Покрой же позор людей любви, о предел надежд, 
 И будь ты сближения влюбленных причиною!"

А окончив эти стихи, она рассказала царю свою историю с начала до конца, и затем пролила слезы и сказала такие стихи:

 "Мы жили и видели в любви той чудесное 
 Весь год, а ведь сказано: как в Реджеб всегда живи. 

 И разве не чудо то, что в утро отъезда их 
 Водою слезы моей я пламя в груди зажгла, 

 А веко очей моих дождем серебро лило, 
 А поле щеки моей златые ростки дало. 

 И мнится, шафрана цвет, по ней разошедшийся, - 
 С рубахи Иосифа, в крови перемазанной".

(Реджеб - седьмой месяц мусульманского года; еще до ислама был месяцем перемирия; в течение этого времени воспрещались всякие военные действия и устраивались празднества, совпадающие с ярмаркой.)

И когда царь услышал слова девушки, он убедился в ее любви и страсти, и его взяла жалость к ней, и он сказал ей: "Нет для тебя страха и испуга - ты достигла желаемого, и я обязательно приведу тебя к тому, что ты хочешь, и доставлю тебе то, что ты ищешь. Выслушай же от меня такие слова".

И он произнес:

 "Дочь знатных, достигла ты пределов желания - 
 Весть радостную узнай и тягот не бойся ты. 

 Сегодня я соберу богатства и их пошлю 
 Я к Шамиху, и пошлю коней я и витязей. 

 Пошлю мешки мускуса, парчу отошлю ему, 
 И белое серебро пошлю я, и золото. 

 О да, и поведает ему обо мне письмо, 
 Что близким его хочу я родичем сделаться, 

 А ныне я приложу усилия, чтоб помочь 
 Приблизить к тебе все то, чего ты хотела бы. 

 Я долго любовь вкушал, и знаю я вкус ее, 
 И ныне прощаю тех, кто чашу любви испил".

А окончив эти стихи, царь вышел к своим приближенным и, призвав везиря, связал тюки с несметными богатствами и велел ему отправляться к царю Шамиху и сказал: "Обязательно привези ко мне человека по имени Уне-аль-Вуджуд и скажи царю: "Царь Дирбас хочет с тобой породниться, выдав свою дочь замуж за Унс-аль-Вуджуда, твоего приближенного. Его необходимо послать со мною, чтобы мы написали брачный договор царевны в царстве ее отца".

И потом царь Дирбас написал царю Шамиху письмо, где содержалось все это, и отдал его везирю и подтвердил, чтобы он привез Унс-аль-Вуджуда, и сказал: "Если ты не привезешь его ко мне, будешь отстранен от места". И везирь отвечал: "Слушаю и повинуюсь!"

И затем он отправился с подарками к царю Шамиху, а прибыв к нему, передал привет от царя Дирбаса и отдал письмо и подарки. И когда царь Шамих увидал дары и прочитал письмо и увидел имя Унс-аль-Вуджуда, он заплакал сильным плачем и сказал везирю, присланному к нему: "А где Унс-аль-Вуджуд? Он ушел, и мы не знаем о нем ничего. Найди мне его, и я дам тебе во много раз большие подарки, чем ты привез".

И потом он стал плакать, стонать и жаловаться и пролил слезы и произнес такие стихи:

 "Любимого мне верните!
 Не надобно мне богатства! 

 Подарков я не желаю -
 Ни жемчуга, ни рубинов. 

 Со мной жил полный месяц
 На небе красот высоко; 

 Всех выше красой и свойством,
 С газелями несравнимый. 

 На ветку походит станом,
 Плоды на которой - нега, 

 Но нет ведь тех свойств у ветки,
 Что разум людей пленяют. 

 Я нянчил его ребенком
 На ложе забот и неги, 

 Теперь же о нем горюю,
 Им заняты мои мысли".

А потом он обратился к везирю, который привез дары и послание, и сказал ему: "Ступай к твоему господину и скажи ему, что прошел уже год, как Унс-аль-Вуджуда нет, и господин не знает, куда он отправился, и не имеет о нем вестей". - "О владыка, - ответил везирь, - мой господин сказал мне: "Если не приведешь его ко мне, будешь отстранен от везирства и не войдешь в мой город". Как же я вернусь без Унс-аль-Вуджуда?"

И тогда царь Шамих сказал своему везирю Ибрахиму: "Ступай с ним и с отрядом людей и разыщите Унс-аль-Вуджуда". И везирь отвечал: "Слушаю и повинуюсь!"

А затем он собрал отряд своих приближенных и взял с собою везиря царя Дирбаса, и они отправились искать Унс-аль-Вуджуда..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста семьдесят девятая ночь

Когда же настала триста семьдесят девятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Ибрахим, везирь царя Шамиха, собрал отряд своих приближенных и взял с собою везиря царя Дирбаса, и они отправились искать Унс-аль-Вуджуда. И всякий раз, как они проходили мимо кочевых арабов или оседлого племени, они спрашивали: "Проходил ли здесь человек, которого зовут так-то и облик его такой-то?" Но им отвечали: "Мы такого не знаем".

И они спрашивали во всех городах и селеньях и искали на равнинах и на горах, в степях и в пустынях, пока не пришли к берегу моря. И они потребовали лодку и сели в нее и ехали, пока не достигли Горы лишившейся ребенка. И тогда везирь царя Дирбаса спросил везиря царя Шамиха: "Почему эту гору так назвали?" И везирь ответил: "Потому, что здесь поселилась в древние времена джинния, и была эта джинния из джиннов Китая. И она полюбила одного человека, и охватила ее к нему страсть. Но джинния боялась своих родных. И когда увеличилась ее страсть, она стала искать на земле места, где могла бы укрыть этого человека от своих близких, и нашла эту гору, пути к которой не может найти никто, ни человек, ни джинн. И она похитила своего возлюбленного и отнесла его на гору и стала улетать от своих и приходить к нему потихоньку. И так продолжалось долгое время, пока не родила она на этой горе много детей. И купцы, которые проезжали но морю мимо этой горы, слышали детский плач, похожий на плач матери, лишившейся детей (то есть потеряла их), и говорили: "Разве здесь есть лишившаяся ребенка?" И удивился везирь царя Дирбаса этим словам.

Путники шли, пока не дошли до дворца, и постучали в ворота, и ворота раскрылись, и к ним вышел евнух, и узнал Ибрахима, везиря царя Шамиха, и поцеловал ему руки, а потом везирь вошел во дворец и увидел на дворе среди евнухов одного факира. И это был Унс-аль-Вуджуд. И везирь спросил: "Откуда этот человек?" И ему сказали: "Это купец. Его имущество утонуло, но он сам спасся. Он одержимый".

И везирь оставил его и вошел во дворец, но не увидел и следа своей дочери. И тогда он начал расспрашивать невольниц, которые были там, и они сказали: "Мы не знаем, как она ушла, и она пробыла с нами короткое время".

И везирь пролил слезы и произнес такие стихи:

 "Вот жилище, где певали стаи птиц, 
 И порог его цветами был покрыт, 

 Но пришел влюбленный плачущий к нему 
 И увидел, что открыта его дверь. 

 Если б знать мне, что я душу потерял 
 Близ жилища, чьи владетели ушли! 

 Все роскошно и прекрасно было в нем, 
 Были знатными привратники его. 

 Был он в тонкие одежды облачен. 
 Если б знать мне, где владетели его!"

А когда везярь сказал свои стихи, он стал плакать, стонать и жаловаться и воскликнул: "Нет хитрости против суда Аллаха и не убежишь от определения и решения его!" А затем он поднялся на крышу и увидел баальбекские одежды, которые были привязаны к бойницам дворца и доходили до земли. И понял везирь, что девушка спустилась в этом месте и ушла как безумная, пораженная бедою, и обернулся он и увидел тут же двух птиц - ворону и сову. И он счел это зловещим предзнаменованием, и испустил вздохи, и произнес такие стихи:

 "В дом милого я пришел и сильно надеялся, 
 Увидя следы его, печаль погасить и страсть. 

 Но милых не увидал я там и увидел лишь 
 Двух птиц я злосчастнейших - ворону и с ней сову. 

 И молвил язык судьбы: "Жестоко ты поступил, 
 Влюбленных заставил ты расстаться и любящих. 

 Вкуси же, как и они, ты боль увлечения, 
 Живи же один в тоске, меж пламенем и слезой".

И потом везирь сошел с крыши дворца плача и велел евнухам взойти на гору и искать госпожу. И они это сделали, но не нашли ее, и вот что было с ними.

Что же касается Унс-аль-Вуджуда, то, убедившись, что аль-Вард-фи-ль-Акмам исчезла, он закричал великим криком и упал без памяти и оставался бесчувственным, и люди думали, что он взят и восхищен всемилостивым и погрузился в красоту величия судящего. И когда отчаялись найти Унс-аль-Вуджуда, сердце везиря Ибрахима стало занято мыслью об исчезновении его дочери аль-Вард-фи-ль-Акмам. И везирь царя Дирбаса пожелал отправиться в свою страну, не достигнув желаемого, И везирь Ибрахим, отец аль-Вард-фи-ль-Акмам, стал с ним прощаться, и везирь царя Дирбаса сказал ему: "Я хочу взять с собою этого факира - может быть, Аллах великий смягчит ко мне сердце царя по его благословению, ибо этот факир - восхищенный Аллахом. А потом я пошлю его в страну Испахан, так как она близко от нашей страны". - "Делай что хочешь", - сказал ему везирь Ибрахим, и каждый из них отправился своей дорогой. И везирь царя Дирбаса взял Унс-аль-Вуджуда с собой..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста восьмидесятая ночь

Когда же настала ночь, дополняющая до трехсот восьмидесяти, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что везирь царя Дирбаса взял с собою Унс-аль-Вуджуда, покрытого беспамятством, и ехал с ним три дня, - а юноша был без чувств, - и его везли на мулах, и он не знал, везут его или нет.

А очнувшись от беспамятства, он спросил: "В какой я местности?" И ему сказали: "Ты вместе с везирем царя Дирбаса". А потом пошли к везирю и рассказали ему, что Унс-аль-Вуджуд очнулся. И везирь послал ему розовой воды и сахару, и Унс-аль-Вуджуда напоили и оживили его, и ехали до тех пор, пока не приблизились к городу царя Дирбаса. И царь послал сказать везирю: "Если Унс-аль-Вуджуда с тобою нет, не приходи ко мне никогда!" И везирь прочитал приказ царя, и ему стало от этого тяжело. А везирь не знал, что аль-Вард-фи-ль-Акмам находится у царя, и не знал, почему его послали за Унс-аль-Вуджудом, и не знал, почему царь Дирбас хочет породниться с царем Шамихом.

И Унс-аль-Вуджуд не знал, куда его везут, и не знал, что везирь послан его искать. А везирь не знал, что это и есть Унс-аль-Вуджуд. И когда везирь увидел, что Унс-аль-Вуджуд очнулся, он сказал ему: "Царь послал меня по одному делу, и оно не исполнено, и, когда царь узнал о моем прибытии, он прислал мне письмо, в котором велел мне не вступать в город, если дело не исполнено".

"А в чем нужда царя?" - спросил Унс-аль-Вуджуд. И везирь рассказал ему всю историю. Тогда Унс-аль-Вуджуд сказал ему: "Не бойся! Иди к царю и возьми меня с собою, я ручаюсь, что Унс-аль-Вуджуд придет". И везирь обрадовался и воскликнул: "Правда ли то, что ты говоришь?" И Унс-аль-Вуджуд ответил: "Да!" И тогда везирь сел на коня и взял с собой Унс-аль-Вуджуда и поехал с ним к царю.

И когда они прибыли к царю, тот спросил везиря: "Где Унс-аль-Вуджуд?" И Унс-аль-Вуджуд сказал: "О царь, я знаю местопребывание Унс-аль-Вуджуда". И царь приблизил юношу к себе и спросил его: "А где он?" И Унс-аль-Вуджуд отвечал: "Очень близко, но скажи мне, что ты от него хочешь, и я приведу его к тебе". - "С любовью и охотой, - ответил царь, - но только это дело требует уединения". И царь велел людям уйти и, войдя с Унс-аль-Вуджудом в уединенное (место, рассказал ему всю историю, с начала до конца. И тогда Унс-аль-Вуджуд сказал ему: "Принеси мне роскошную одежду и надень ее на меня, и я быстро приведу к тебе Унс-аль-Вуджуда".

И царь дал ему роскошное платье, и Унс-аль-Вуджуд надел его и сказал: "Я Унс-аль-Вуджуд, горе завидующих!" А потом он метнул в сердца взорами и произнес такие стихи:

 "Дружна в одиночестве со мною о милом мысль, 
 И гонит она тоску, хоть я в отдалении. 

 Глаза мои во слезах, и лишь когда лью слезу 
 Из глаз я, вздыхать легко мне снова становится. 

 Тоска моя так сильна, что равной ей не найти, 
 И дивны дела мои в любви и влюбленности. 

 И ночи я провожу без сна, не смыкая глаз, 
 И в страсти своей мечусь меж раем и пламенем. 

 Терпенье прекрасное имел, но утратил я, 
 И только усилилась любовь и беда моя. 

 И телом я тонок стал от мук отдаления, 
 И страсть изменила облик мой и лицо мое. 

 И веки очей моих болят от текущих слез, 
 Из глаз не могу я слез струящихся удержать. 

 Уж нет больше хитростей, и душу утратил я, 
 И долго ли горести я буду испытывать? 

 И сердцем и головой я сед одинаково, 
 Тоскуя по господам, чья прелесть превыше всех. 

 Расстались мы, вопреки желанью и воле их, 
 Желают они со мной лишь встречи и близости. 

 О, если бы знать нам, после дали и горести 
 Подарит ли мне судьба с любимым сближение? 

 И дали свернет ли свиток, ею развернутый, 
 Сотрет ли все тяготы сближения радостью? 

 И будет ли милый мне в дому сотрапезником 
 И сменится ли печаль чистейшей отрадою".

А когда он окончил свои стихи, царь сказал ему: "Клянусь Аллахом, вы поистине верные влюбленные, как две звезды, сияющие в небе красоты, и дело ваше удивительно, и обстоятельства ваши диковинны!" И потом он рассказал Унс-аль-Вуджуду повесть аль-Вард-фи-ль-Акмам до конца, и юноша спросил его: "А где же она, о царь времени?" И царь ответил: "Она теперь у меня".

И царь призвал судью и свидетелей и заключил договор девушки с Унс-аль-Вуджуд ом и выказал ему почет и оказал ему милости, а потом царь Дирбас послал посланного к царю Шамиху и известил обо всем, что случилось у него с Унс-аль-Вуджудом и аль-Вард-фи-ль-Акмам.

И царь Шамих до крайности обрадовался этому и послал письмо, где стояло: "Раз заключение договора произошло у тебя, подобает, чтобы празднество и вход мужа к жене были у меня". И потом он снарядил верблюдов, коней и людей и послал за Унс-аль-Вуджудом и аль-Вард-фи-ль-Акмам. И когда посланные пришли к царю Дирбаеу, царь помог юноше и девушке большими деньгами и отослал их в сопровождении многих воинов. И они ехали, пока не достигли города, и был этот день днем зрелища, великолепнее которого не видали. И царь Шамих собрал всех певиц с инструментами для пения и устроил пиры, и так провели семь дней. Каждый день царь Шамих награждал людей роскошными одеждами и оказывал им милости. А потом Унс-аль-Вуджуд вошел к аль-Вард-фи-ль-Акмам и обнял ее, и они сидели и плакали от чрезмерного счастья и радости, и аль-Вард-фи-ль-Акмам произнесла такие стихи:

 "Веселье пришло, уняв заботы и горести, 
 И вместе сошлись мы вновь на горе завистникам. 

 Сближения ветерок подул благовонный к нам, 
 И сердце он оживил, и тело, и все внутри. 

 И дружбы сияние блеснуло прекрасной нам, 
 И бьет барабан о нас со всех четырех сторон. 

 Не думайте, что от горя ныне мы плачем с ним - 
 Напротив, от радости глаза наши слезы льют. 

 Ведь сколько увидели мы страхов, но все ушло, 
 И вытерпели мы все, что горести нам несло. 

 В минуту сближения забыла я навсегда 
 Все страхи и ужасы, седины несущие".

А когда аль-Вард-фи-ль-Акмам окончила свое стихотворение, они обнялись и оставались обнявшись, пока не упали без чувств..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста восемьдесят первая ночь

Когда же настала триста восемьдесят первая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Унс-аль-Вуджуд и аль-Вард-фи-ль-Акмам встретились, они обнялись и оставались обнявшись, пока не упали без чувств от сладости встречи, а когда они очнулись от бесчувствия, Унс-аль-Вуджуд произнес такие стихи:

 "О, как сладостны мне ночи дивные, 
 Когда милый справедливым стал ко мне! 

 Непрерывной стала близость наша тут, 
 И разлуки прекращение пришло. 

 И судьба к нам благосклонная идет, 
 Хотя раньше отклонялася от нас. 

 И знамена счастье ставит нам свои - 
 В чаше пили мы без примеси его. 

 Мы сошлись и жаловались на тоску 
 И на ночи, что нам горе принесли. 

 Мы забыли все былое, господа, 
 Милосердый нам минувшее простил. 

 Как приятна и как сладостна нам жизнь! 
 Обладая, я сильнее лишь люблю".

А когда он окончил свое стихотворение, они обнялись и легли в уединении и проводили время за беседой, стихами и тонкими повестями и рассказами, пока не потонули в море страсти. И прошло над ними семь дней, и они не отличали ночи от дня из-за охватившего их крайнего наслаждения и радости, счастья и веселья, и были эти семь дней точно один день, за которым нет второго, и они узнали, что пришел седьмой день только по появлению певиц с инструментами (На седьмой день после свадьбы по мусульманскому обычаю жена принимает своих подруг, а муж - своих друзей. При этом на ту и на другую половину приходят певицы с музыкальными инструментами.). И аль-Вард-фи-ль-Акмам выразила великое удивление и произнесла такие стихи:

 "Завистникам всем, доносчикам всем на злобу 
 Достигли того, что жаждали мы с любимым. 

 Добились мы сближения и объятий 
 И шелка, и парчи блестящей, новой, 

 На кожаной постели, что набита 
 Пером и пухом птиц, престранных видом. 

 И от нужды в вине нас избавляет 
 Слюна любимого, что слаще меда. 

 Сближенье так приятно, что не знаем 
 Ни дальнего, ни близкого мы часа. 

 Уж семь ночей над нами пролетели, 
 А мы не знаем, сколько их, вот диво! 

 Поздравьте же с неделей и скажите: 
 "Продли, Аллах, сближение с любимым!"

А когда она окончила стихи, Унс-аль-Вуджуд поцеловал ее больше сотни раз, а затем он произнес такие стихи:

 "День радости пришел и поздравлений, 
 Явился милый, от разлуки спасшись. 

 Развлек меня он радостью сближенья
 И вел со мной приятную беседу. 

 И так меня вином поил он дружбы,
 Что я исчез из мира, упоенный. 

 И радостно и весело легли мы, 
 И за вино взялись мы и за песни. 

 От крайнего восторга не умели 
 Мы отличить день первый от второго. 

 Во здравие любимому сближенье, 
 И пусть, как к нам, к нему придет веселье. 

 Пусть горечи не знает он разлуки, 
 И пусть господь его, как нас, поздравит".

А когда Унс-аль-Вуджуд окончил это стихотворение, они поднялись и вышли из своих покоев и пожаловали людям деньги и одежды и стали давать и одарять. И аль-Вард-фи-ль-Акмам приказала очистить для себя баню и сказала Унс-аль-Вуджуду: "О прохлада моих глаз, я хочу видеть тебя в бане, мы будем там наедине, и с нами никого не будет".

И увеличилась их радость, и аль-Вард-фи-ль-Акмам произнесла такие стихи:

 "О ты, кто издавна владеешь мною 
 (А новое от старого не помощь), 

 О ты, кому замены не найду я, 
 Друзей иных себе не пожелаю, 

 Пойдем-ка в баню, свет моего глаза, 
 Увидим рай мы там, посреди ада 

 А после алоэ и недд возьмем мы, 
 Чтобы повеял дух его прекрасный. 

 И все грехи судьбы мы ей отпустим, 
 Благодаря владыку всеблагого, 

 И я скажу, тебя увидя в бане: 
 "Любимый, на здоровье и на пользу!"

( В мусульманской бане существует горячее и холодное отделение, между которыми находится комната с промежуточной температурой.)

А когда аль-Вард-фи-ль-Акмам окончила свое стихотворение, они встали и пошли в баню и насладились в ней, и вернулись к себе во дворец и прожили там в приятнейших радостях, пока не пришла к ним разрушительница наслаждений и разлучительница собраний. Да будет же слава тому, кто не изменяется и не прекращается и к кому все дела возвращаются!