Заметка Афанасьева о сказке "Еруслан Лазаревич"

Сказка о славном и сильном витязе Еруслане Лазаревиче одна из наиболее любимых у грамотного простонародья; она распространена во многих рукописных сборниках (XVII и XVIII столетий), в лубочных листках и картинах и в серых изданиях вроде "Лекарства от задумчивости и бессонницы" (Москва, 1819) и "Собрания старинных русских сказок" (Москва, 1830).

При изучении устной народной словесности нельзя не обратить на нее внимания, потому что, несмотря на встречающиеся в ней чуждые нам имена (Еруслан, царь Картаус, вещий конь Араш) и на очевидное влияние на ее состав приемов письменной литературы, в сказке об Еруслане есть много прекрасных эпических выражений и тех обычных сказочных мотивов, какие составляют исконную принадлежность всех индоевропейских народов. На эти-то сказочные мотивы и намерены мы указать в настоящей заметке. Но для этого необходимо изложить самое содержание сказки, что мы и делаем по тексту, напечатанному в "Летописях русской литературы и древности" (1859, кн. IV, стр. 100 - 128), пользуясь отчасти и тем списком, который помещен в "Памятниках старинной русской литературы" (вып. II, стр. 325 - 339): оба означенные текста взяты из рукописей XVII века и в несомненной свежести сохранили чистоту народного языка и эпического предания.

Был некий царь Картаус (Киркоус), а у него дядя князь Лазарь Лазаревич; у того Лазаря родился сын Еруслан Лазаревич. Как было Еруслану десять лет, стал он ходить на улицу и шутить шутки не гораздо добры: кого возьмет за руку - у, того руку вырвет, кого за ногу - тому ногу выломит. Царь приказал выслать его из царства вон. Еруслан о том не тужит, а тужит об одном, что нет у него коня по мысли: ни один конь его поднять не может. Вот выстроили ему каменную палату у синя моря и выслали из царства. Учал Еруслан гулять по лукоморью и стрелять по тихим заводям гусей-лебедей: как натянет лук да выстрелит - ино как из тучи гром грянет, а по чему стрелит - того не грешит (не промахнется).

Однажды подъехал к нему человек, сошел с своего сивого коня, ударил челом низко и промолвил: "Дай-де бог здравие государю нашему Еруслану Лазаревичу!" - "Ты меня почему знаешь?" - "Как мне не знать тебя! Я, господине, отца твоего старой конюх, гораздой стрелец, сильной борец; стерегу стада уже тридцать лет, а зовут меня Ивашко". Еруслан ему признался: "Тужу-де я, что нет у меня коня по мысли". Ивашко молвил: "Есть, господине, в отцове стаде жеребец третьим летом; ни у кого еще в руках не бывал, а тебе, чаю, по мысли будет". Когда пригнал он стадо на водопой, Еруслан накинул на того жеребца тесмяную узду и дал ему имя вещий Араш; а был жеребец величиной мало не с палатою равен. Сел богатырь на коня, поскакал в чистое поле и наехал на рать-силу Данила князя Белого, который пришел под царство Картаусово и похвалялся все это царство разорить, самого царя и двенадцать богатырей его в полон взять. Еруслан хочет с Данилою в бой вступать; говорит ему отец: "Ты еще молод, ратное дело тебе не за обычай!" - "Государь батюшка! - отвечал сын. - Не учи ты гоголя по воде плавать, не учи нас, богатырей, на ратное дело ездить".

Напускался он на своем добром коне на рать-силу Данила Белого и стал побивать ее. Много было воинства вражьего - ни в которую сторону не объехать, ни оком обозреть! Еруслан все порешил, сколько побил, а вдвое того от его зычного голоса наземь попадало и смертью померло; самого Данилу отпустил он на слове, чтобы впредь ему не приходить больше под государство Картаусово. Совершив такой подвиг, отправляется Еруслан в путь-дорогу; едет он много дней и видит - в чистом поле великая рать побита: кликнул богатырским голосом: "Есть ли в этом побоище жив человек?" Отозвался ему жив человек, и спросил его Еруслан: "Чья это рать побита, и кто побил ее?" - "Это рать Феодула-змея, а побил ее Иван русский богатырь, и не одну эту рать, а много побил он: хочет у змея понять за себя дочь-царевну".

Поехал Еруслан искать Ивана русского богатыря; близко ли, далеко ли - стоит в чистом поле шатер с золотою маковкою; у шатра богатырской конь встреножен. Рядом с тем конем Еруслан своего поставил к белоярской пшенице, и вошел в шатер; а там лежит Иван-богатырь и крепко спит. Еруслан лег возле и сам уснул. Пробудился Иван русский богатырь, посмотрел на гостя и ужаснулся; выглянул из шатра - ажно вещий Араш отбил его доброго коня от корму прочь. Емлет Иван острой меч и хочет отсечь Еруслану голову, да помыслил в уме своем: "Не честь убить сонного человека! Сам он приехал в те поры, как я спал богатырским сном, и воля ему была убить меня сонного, и он меня не убил, а живот дал". Разбудил он Еруслана, и выехали они силы пробовать. Еруслан ударил Ивана-богатыря тупым концом копья против сердца и свалил его на сырую землю; а вещий Араш наступил ему копытом на ожерелье. Еруслан дал побежденному живот; тут они назвались братьями: Еруслан большим, а Иван младшим.

Вся эта прекрасная сцена богатырского великодушия целиком встречается в сказке об Иване-царевиче и Белом Полянине (№ 96)¹, из которых последний долгие годы сражался с бабой-ягою, желая доступить ее прекрасную дочь. Еруслан помогает своему названому брату в войне с Феодулом-змеем, и когда змей в бегство ударился - он поскакал за ним в погоню. У обоих у них были жеребцы быстрые - родные братья, рожденные от тех славных водяных (морских) коней, о которых не раз упоминают народные сказки; словно соколы летели они чистым полем и по озеру скакали поверх воды, словно по мосту. Еруслан настиг-таки Феодула-змея и рассек его, а дочь Феоду-лову, прекрасную царевну, отдал Ивану русскому богатырю. Лег Иван с своей красавицей опочив держать и стал спрашивать: "Душечка моя, свет красная царевна! Доставал я тебя и добром и лихом, скажи-ка мне правду: есть ли где тебя краше, а брата моего Еруслана удалее?" Отвечала царевна: "Чем я красна и хороша? Есть, господине, в поле - кочуют две царевны, и у тех царевен краше меня девки, что им на руки воду подают; а брата твоего Еруслана есть удалее Ивашко Белая Поляница (вариант: Белая Епанча), индейского царя сторож; стоит он на украйне, и мимо его никакое человек не проедет".

¹ (В настоящем издании - № 161 (ред.).)

Услыхал эти речи Еруслан Лазаревич и захотел ехать посмотреть на тех царевен и с Ивашком Белой Поляницей переведаться; а наперед того вздумалось ему побывать у отца, у матери и ударить им челом. Приезжает в царство Картаусово, а оно совсем пусто, только и нашел одного человека и узнал от него, что третий год тому, как Данило Белой повоевал все царство, царя Картауса, князя Лазаря и двенадцать богатырей в полон взял, выкопал у них очи и посадил в своем городе в крепкую темницу, а достальных людей мечом высек. Еруслан поскакал в государство Данилово, перебил у темницы всю стражу и навестил пленных. Сказал ему князь Лазарь: "Сыне мой! Только хочешь послужить великому царю Картаусу и мне, своему отцу, и двенадцати богатырям, и ты поезжай за тихие воды, за теплое море, к вольному царю Огненному Щиту, Пламенному Копью; убей его и добудь из него желчи". Еруслан отправился искать вольного царя, и наехал на кряковистый дуб добре велик посеред поля, и остановился под ним, не ведая, какой дорогою ехать.

Ровно в полдень летит великое стадо птиц-хохотуней, сели кругом дуба и учали изметоваться красными девицами. Еруслан поймал одну девицу. "У вас, - говорит, - крылья; вы летаете по многим землям и царствам; не слыхали ли, где живет вольный царь Огненный Щит?" - "Есть такой царь, да никакое человек его видеть не может". - "Не говори того, а лучше поставь меня в его царство; не то не быть тебе живою, и отпуску от меня не жди!" - "Господине Еруслан, зажмурься, и я поставлю тебя куда надобно". Еруслан зажмурился да ступил трижды на своем добром коне - и очутился как раз в чистом поле под государством вольного царя Огненного Щита. На том поле, знать, побоище великое, посреди побоища лежит богатырская голова добре велика.

Говорит голова Еруслану: "Есть-де подо мною меч таков, что опричь того меча никакое железо не возьмет вольного царя. И я с тем мечом выехал было против царя Огненного Щита, чаял убить его: а он выехал на осьминогом коне, да, не допущаючи, сжег меня, и я, падая с лошади, кинул свой меч себе под голову. Супротив вольного царя ничем нельзя взять, как только хитростью". Послушался Еруслан головы и решился: где нельзя одолеть силою, там взять хитростию. Приехал он к вольному царю Огненному Щиту, попросился к нему на службу и вызвался добыть ему из-под головы великана чудодейный меч. Голова сама скатилась и отдала ему меч с таким наказом: "Не секи царя больше одного разу; ударишь в другой - тебе самому не быть живым". Как скоро въехал он на царский двор, царь Огненный Щит, не ожидая измены, бросился к нему навстречу; а Еруслан подпустил его близко, ударил мечом и рассек надвое. Падая наземь, вольный царь молвил: "Секи вдругорядь!" - "Дважды богатыри не секут!" - отвечал Еруслан, вспорол у царя Огненного Щита могучую грудь, вынул желчь (вариант: взял в вощаночку кровь горячую и печень свежую) и положил в сумку. После поехал к голове великана и помазал ее желчью - и тот богатырь стал жив. Тут они поцеловались и отправились каждый в свою сторону. Воротившись к Картаусу, Еруслан помазал ему, отцу своему Лазарю и двенадцати богатырям глаза желчью - и они тотчас прозрели; а Данила Белого за его обман и ложную клятву предал смерти.

Этот рассказ в высшей степени интересен и целиком принадлежит мифологии. Вольный царь - Огненный Щит, Пламенное Копье, сожигающий своих противников, а сам ни в огне не горит, ни в воде не тонет, - и есть олицетворение солнца, которому в заговорах придается эпитет привольного и которое у древних поэтов и в мифологических преданиях различных народов изображается под видом щита и колеса. Вуотан, по древним германским сказаниям, имел один глаз (солнце), который назывался и щитом и колесом; одинокий глаз циклопов также уподоблялся щиту. Солнечный луч, равно как и молния, был сближаем метафорически с стрелою и копьем; удар этого копья рассеивает темноту ночи и заволакивающих небо туч. По скифскому преданию, от Солнца родилось три сына-героя: один из них Щит (Нleipoksais), другой Стрела (Аrpoksais). (См. "Летописи русск. литературы и древности", кн. I, стр. 134). В одной народной русской сказке (№ 60¹) баба-яга, преследуя добрых молодцев, палит огненным щитом на все на четыре стороны. Царь Огненный Щит выезжает на восьминогом коне, подобно скандинавскому Одину, у которого был превосходный конь Слепнир о восьми ногах. Поезды Солнца на чудесных конях и в золотой колеснице известны во всех мифологиях.

¹ (В настоящем издании - № 105. (Ред.))

Далее: царь Огненный Щит живет за морем, что совпадает с общераспространенным языческим представлением о погружении солнца в океан, представлением, которое породило поэтический миф о купанье солнца после дневного странствования его в небесных пространствах. Сияние солнца и блеск золота производят то же впечатление желтого цвета, как и желчь, и это послужило основанием их лингвистической и мифической связи. Слова: желтый, желчь, в Остромировом евангелии злъчь, зълъчъ, чешское zluty - золотой, злато - филологически тождественны; злато в зендском зара филологи сближают со словами заря, зреть и зрак, (у нас - око, у сербов - солнечный луч). Все атрибуты древнего божества солнца представлялись золотыми; народная поэзия дает один постоянный эпитет и солнцу и золоту: красное. О связи понятий света и зрения смотри подробное исследование, помещенное во II кн. Архива г. Калачова (2-я половина). В санскрите агни означало: огонь, божество огня, желчь и золото ("Материалы для сравнительн. словаря и грамматики", т. II, стр. 242). Если зрение понималось как свет, а слепота приравнивалась тьме, то и выражение: возвратить зрение, избавить от слепоты могли употребляться для обозначения солнца, прогоняющего ночную тьму или выходящего из-за туч; с другой стороны, свет солнца сближался с желчью и назывался ее именем.

Очевидно, что и в приведенном сказании об Еруслане под желчью, дающей зрение, надо понимать именно солнечный свет, без которого нельзя ничего видеть, ибо тогда все скрывается во мраке. Из одного источника с этою любопытною баснею возникли и обряды, до сих пор известные в народной медицине: так, во время кори и оспы глаза больного нарочно обводят золотым кольцом (кольцо и колесо одного корня) - с тою целью, чтобы болезнь не повредила зрению; во время же болезни глаз обыкновенным и лучшим лекарством почитается желчь (см. выдержки из старинного лечебника XVII века, советующие в таком случае употреблять желчь совы, лебедя, козы 'или коровы - в "Пермск. сборнике", кн. II, стр. XXXIII). Подобный рассказ занесен и в народную русскую сказку, напечатанную нами под № 119-а¹. Иван-царевич едет к Огненному Царю, который на тридцать верст огнем палит; добывает из-под убитого богатыря-великана меч-кладенец, этим мечом поражает Огненного Царя и находит у него живую и мертвую воду, с помощью которой оживляет мертвого великана, точно так, как Еруслан делает это желчью. Самое изображение царя Огненного Щита, Пламенного Копья весьма, характеристично.

¹ (В настоящем издании - № 206. (Ред.))

Заслуживает внимания и та особенность, что убить его можно только чудодейственным мечом и хитростью и что удар должен быть нанесен один раз; тот же совет не ударять дважды дается и другим сказочным героям, направляющим свои силы против различных мифических лиц: Вихря, бабы-яги и др. (см. № 95, № 71 и № 81¹). От огненного змея чаровник может отделаться, поразив его сонного, но для того должен ударить его со всего размаху один раз; если же ударит его в другой, то змей оживет ("Могилевск. губерн. ведомости", 1851, № 19).

¹ (В настоящем издании - №№ 160, 128 - 130, 142. (Ред.))

Девы-птицы, с которыми встречается Еруслан на пути к вольному царю, часто упоминаются в сказках у всех индоевропейских народов (см. примечание к № 125¹). Впрочем, эпизод этой встречи внесен только в ту редакцию сказки, какая напечатана в "Летописях" г. Тихонравова; в других же списках нигде его не находим.

¹ (В настоящем издании - №№ 219 - 226. (Ред.))

Возвратив царю Картаусу свободу и земли, Еруслан отправился в дальние страны доезжать хваленых царевен. Прибыл к ним в шатер, взял старшую на постель и стал выспрашивать: "Есть ли где вас, царевен, краше, а меня удалее?" Отвечала царевна: "Есть, господине, у индейского царя красная царевна; мы ей обе в ногу не судны. А тебя удалее Ивашко Белая Поляница". Еруслан рассердился, сшиб ей голову и взял к себе меньшую сестру. На сделанный ей вопрос она отвечала: "Есть Ивашко Белая Поляница, индейского царя сторож - тот силен, а ты, господине, удал же; обоих вас бог ведает, кто из вас удалей будет". Еруслан оставил ее живою к поехал в индейское царство; ехал, ехал, и видит - на рубеже того царства спит человек на коне, копьем подперся. Еруслан разбудил его и сказался, кто он таков. "Слыхал про тебя, - отвечал Ивашко, - да два богатыря в поле не живут!" Стали силами мериться: Еруслан сбил его с коня и говорит: "Пожалел бы тебя, да за то убью, что тобой девки хвалятся!" И проколол его копьем. Приезжает он в индейское государство, а там беда приключилася: стало выходить из озера чудо (змей) о трех головах и емлет всякой день по человеку: уже дошла очередь до царевны. Еруслан вызвался защитить ее от чуда, а царь обещал отдать ему за то дочь в супружество и с ней половину царства. Повели царевну к озеру, и Еруслан поехал: "Не бойся! - говорит он девице. - Молись богу да смотри на озеро: как учнут волны являться - разбуди меня". А сам уснул крепко. Начали подыматься волны - стало чудо показываться, царевна его будит, и не может никак разбудить, вынула нож и поколола его в стегно. Еруслан проснулся, и началась битва. Чудо дает ему за свою жизнь выкуп великий - камень самоцветный. Еруслан камень взял, а врага убил. Вся эта сцена с теми же подробностями о крепком сне богатыря перед битвою составляет обыкновенный, часто повторяемый мотив в сказках арийских племен (см. примечание к № 68¹). Женился Еруслан на царевне и стал ее спрашивать, есть ли кто ее краше, а его, молодца, удалее? "Чем я, господине, красна и хороша? Есть на море солнечный град, а в том городе царствует царевна (или: в девичье царстве, в солнечном граде есть девица - сама царством владеет), а служащие у нее все девки; и та царевна в седмь седмериц краше меня, а я несудна тем девкам, которые у нее служат, красотою и хорошеством. А тебя удалее и сильнее никого нет!" Спал с нею Еруслан единую ночь, а поутру встал, дал ей самоцветный камень и молвил: "Милая красная царевна! Родится у тебя после меня сын, и ты возложи ему самоцветный камень на руку; а родится у тебя дочь, и ты ей из того камня серьги доспей". Сам Еруслан уехал в солнечный град, где царствует девица, краше которой на всем свете нет, и учал с нею жить в любви много лет. Эта царевна солнечного града напоминает собою царь-девицу русских сказок (см. любопытные предания об ней в примечаниях к №№ 93 и 104²).

¹ (В настоящем издании - № 125. (Ред.))

² (В настоящем издании - №№ 156 - 158 и 171 - 178. (Ред.))

Пока Еруслан наслаждался любовью несказанной красавицы, жена его - индейского царя дочь - родила сына, назвала его Ерусланом Еруслановичем и дала ему на руку самоцветный камень. Вырос он, почуял в себе богатырскую мощь и поехал искать отца. Подъезжает к солнечному граду, остановился по конец моста и свистнул богатырским посвистом; в то время отец его исполошился: "Не простой то человек свистнул, а сильномогучий богатырь!" Сел на своего вещего Араша, и вот начинается борьба между отцом и сыном, не узнающими друг друга. Сын ударил отца тупым концом копья, и мало Еруслан Лазаревич с коня не упал - удержался за седельную луку. Съехались богатыри вдругорядь; отец ударил сына тупым концом и сшиб его с коня наземь, а вещий Араш наступил на его ожерелье. Жаль Еруслану убить паробочка, потому что добре молод; а юноша в сердцах под Ерусланом рвет у отца копье булатное, и оттого оголилась у него рука. Еруслан Лазаревич усмотрел на его руке самоцветный камень, опознал своего сына и учал спрашивать: "Скажи мне, брате, какой ты человек?" Тут все объяснилося и добром покончилось; Еруслан покинул солнечный град навсегда и вместе с сыном воротился к своей жене. Этот эпизод принадлежит к числу общеизвестных эпических сказаний в литературах как восточных, так и европейских народов. Так, Илья Муромец сражался с своим сыном сокольником (или Збут-Борис-Королевичем); долго они водилися, по колена в земле приобмялися; Илья изнемог, и сокольник насел на его белые груди. Молитва спасла старого; с земи метал он противника в высь небесную, сам на него насел и стал спрашивать о роде, о племени. "Вот как бы я на тебе сидел, то не стал бы спрашивать, а спорол бы тебе, старому, белые груди!" - отвечал побежденный. Наконец Илья узнает сына и отпускает его к матери. Тот же сюжет встречается в песнях кельтских бардов, в готской поэме о Гильдебранде и в персидской поэме о Рустеме и Зорабе, известной у нас по переводу Жуковского; у сербов "Предраг и Ненад" - Серб, песни (см. Песни Киреевского, вып. I, стр. 2 - 14; Песни Рыбникова, I, стр. 75 - 85, II, стр. 345 - 351; Буслаева: Русск. богатырский эпос - в "Русск. вестнике", І862 г., № IX, стр. 68 - 69).

Текст сказки об Еруслане Лазаревиче, напечатанный в "Летописях", оканчивается так: "И захотел (сын Еруслана) отведати плеча своего богатырского, и захотел прославиться во многие орды своею удачею; а отцом своим жити не похотел. Захотел свою честь получити и славу захотел свою пустити во многие орды". В лубочном издании это простое краткое указание уже распространено. Еруслан Ерусланович, приняв от своих родителей благословение, едет в путь-дорогу, пять лет странствует, и, наконец, встречается ему мал стар человек (напоминающий собою карликов немецких сказок - ein altes schwarzes, graues M?nnlein, ein kleines M?nnlein) стоит на дороге и не дает проезду. Богатырь хочет раздавить его, а мал-стар человек насмехается: "За что ты меня, старого-малого, убить хочешь? С меня нечего снять!" Еще пуще богатырь разгневался, поднял меч-кладенец и кинулся на старого; а тот приклонился и дунул на Еруслана Еруслановича, да таково сильно, что он и на коне не усидел - пал на сырую землю что овсяный сноп! Тогда мал стар человек сжалился над витязем и пропустил его домой.

Из приведенных нами указаний и сближений очевидно, что составитель любопытного сказания о Еруслане Лазаревиче воспользовался несколькими отдельными эпизодами, принадлежащими различным эпическим произведениям народной фантазии, и все их соединил вместе, связав с именем одного славного богатыря.