Об Амхарском фольклоре

Фольклор Эфиопии, если сравнить его с устным творчеством других африканских народов, занимает совершенно особое место. Своеобразие его заключается в относительно поздней стадии развития, к которой он может быть отнесен. Об этом свидетельствуют жанровая неопределенность и сглаженность, переосмысление традиционных классических сюжетов, преимущественное развитие жанра новеллистической сказки, притчи, анекдота, басни, пословичного жанра, преобладание дидактической тенденции в фольклоре, афористичность фольклорных текстов, наличие в них мотивации (как моралистической, так и социальной) поступков фольклорных персонажей и т. д.

Представленный вниманию читателя сборник амхарского фольклора очень показателен в этом отношении. Остановимся на содержании сборника. Внимательное чтение текстов убеждает, что жанровое деление в данном случае весьма проблематично. Так, например, тексты № 1-66 можно считать сказками о животных, однако, с другой стороны, группу текстов № 51-66 допустимо было бы поместить в разделе притч, вместе с группой текстов № 171-227. Точно так же тексты № 38-45 и с некоторым допуском тексты № 46-49 предполагаемого раздела сказок о животных можно отнести к басням (и текстам басенного типа) и т. д.

Некоторые сюжеты так трансформировались, что, в сущности, перешли в другую жанровую категорию, хотя в своей классической форме эти сюжеты принадлежат совершенно определенному жанру. Так, текст № 70 в значительной мере переоформлен как притча, в то время как классический вариант сюжета принадлежит волшебной сказке.

Нетрудно заметить, что возможность передвижения текстов из одной жанровой категории в другую обусловливается развитием и все большим распространением дидактической тенденции в фольклоре Эфиопии. Наряду с группой нравоучительных текстов выделяется и другая - юмористические сказки и истории (см. № 228-249). Тексты этого типа также могут принадлежать самым различным жанрам - сказкам о животных (№ 34-37), новеллистическим сказкам о женах (№ 84, 86, 88-92, 95, 97, 101), о судьях (№ 103-108, 110) и др.

Вышеизложенное позволяет представить трудности анализа жанрового состава амхарского фольклора. Учитывая особенности рассматриваемого материала, попробуем дать рабочую схему расположения текстов по жанрам, имея в виду ее условность.

1. Сказки о животных (№ 1-66):
   • этиологические сказки - о происхождении тех или иных особенностей внешнего облика животных, их образа жизни и т. п. (№ 1-5);
   • (собственно) сказки о животных, включающие наиболее популярные (и в том числе мировые) сюжеты и мотивы: дележ добычи (№ 7, 8), дикие и домашние животные (№ 15), "кот и колокольчик" (№.17) и др. (№ 6-21);
   • сказки о животных-трикстерах, в том числе об основном трикстере амхарского животного эпоса - мартышке (№ 24-33); юмористические сказки (№ 34-37); басни и сказки басенного типа (№ 38-50); притчи, построенные на материале историй о животных (№ 51-66).
2. Волшебные сказки (№ 67-78).
3. Новеллистические сказки (№ 79-249).
   1. Сказки о женах (№ 79-101):
      • о неверной жене (№ 79-93),
      • о ленивой жене (№ 94),
      • о прожорливой жене (№ 95),
      • об упрямой жене (№ 97),
      • об умной жене (№ 98),
      • о хороших и плохих женах (№ 99-101).
   2. Сказки о судьях (№ 102-110):
      • о глупом судье (№ 102, 103),
      • о глухом судье (№ 104, 105),
      • о несправедливом судье (№ 106, 107),
      • о мудром судье (№ 108-110).
   3. Сказки о мудрецах (№ 111-116) и мудрых загадках (№ 116-118).
   4. Сказки о плутах и плутовстве (№ 119-159):
      • о плутах (№ 119-142),
      • хитрость как выход из положения (№ 143-149),
      • о знаменитых плутах:
      • Абунэ-Авас (№ 150),
      • алека Гэбрэ-Ханна (№ 151-159).
   5. Сказки о дурнях (№ 160-170):
      • о глупом муже и глупой жене (№ 160-162),
      • о глупой жене (№ 163, 164),
      • о глупой женщине (№ 165),
      • о дурне (№ 166, 167),
      • о дурнях - братьях, товарищах, односельчанах (деревня дурней) (№ 168-170).
   6. Притчи (№ 171-227).
   7. Юмористические сказки и истории (№ 228-249).

Жанровая трансформация и переориентация, своего рода жанровое обезличивание, как уже говорилось, является одним из стадиальных показателей фольклора - его позднего характера. Ведущей и наиболее продуктивной формой, втягивающей в себя элементы различных жанров, в фольклоре Эфиопии становится некая нравоучительная история, условно говоря притча, в которой, впрочем, еще достаточно ясно различимы слагающие ее элементы волшебной или животной сказки.

Как показывают тексты сборника, амхарский фольклор отличает большая степень дидактичности. Это выражается не только в преобладающей роли притчи среди других жанров фольклора Эфиопии, но и в насыщенности морализацией текстов, принадлежащих самым различным фольклорным категориям - сказкам о животных, волшебным и новеллистическим сказкам.

Дидактизм распространился и на этиологические сказки о животных, и на истории о трикстерах - категории, которым в их классической форме морализация не свойственна. В этиологических текстах сборника, как правило, за этиологической концовкой следует мораль. Эта вторичная концовка не всегда согласуется с текстом и воспринимается, скорее, как нечто инородное, существующее вне текста и соответственно легко может быть опущена в отличие от этиологической концовки, являющейся необходимым элементом структуры текста этого типа.

Назовем в качестве примера одну из этиологических сказок сборника (№ 4) - "Почему у страуса длинная шея".

Этиологическая концовка: "С тех пор у страуса длинная шея и живет он в песках, подальше от воды".

Моралистическая концовка: "Дураку не сидится в доме советчика".

Моралистическими концовками снабжены и другие сказки о животных, и в том числе сказки о трикстерах. В своей классической форме этот жанр представлен в фольклоре многих народов Африки южнее Сахары как циклы сказок о животных-трикстерах. Сказки цикла представляют собой многочисленные эпизоды, объединяемые вокруг главного героя - трикстера. Самая структура цикла исключает наличие какой бы то ни было концовки в этих взаимосвязанных, переходящих один в другой эпизодах, где одна коллизия порождает другую, и так до бесконечности.

Кроме того, герой животного эпоса - плут, трюкач, трикстер, инициатор различных проделок, направленных на то, чтобы одурачить и обмануть партнера или партнеров, и нередко приводящих к их гибели. Какая-либо моральная оценка его в известном смысле необузданных действий чужда, таким образом, самому характеру этого персонажа.

Представленные в сборнике сказки о животных-трикстерах даже в случае, где фигурирует один и тот же трикстер - мартышка, существуют в виде отдельных историй, снабженных, как и почти все тексты сборника, дидактической концовкой, часто пространной, многоступенчатой и нередко избыточной. Так, в текстах № 23, 33 обнаруживаем "трехступенчатую" моралистическую концовку.

№ 23 - "Сообразительный петух": "Вот как сообразительный человек может расстроить планы врага. Вот что бывает с тем, кто изменит другу. Помни: многое достигается умом, а не силой".

№ 33-"Хитрая мартышка": "Захочешь обмануть других, обманешь себя. Попавшему в ловушку не найти спасения. Хитрец сам готовит себе погибель".

Волшебным сказкам в сборнике отводится весьма незначительное место (№ 67-78), что отражает соотношение жанровых категорий в амхарском фольклоре. Среди приведенных волшебных сказок тексты на популярные сюжеты и мотивы: "женихи, обладающие чудесными способностями, оживляют девушку" (№ 67); чудесные спутники, "лекарство для слепого отца" (№ 68); сюжеты о животных-помощниках (№ 72), и в том числе сюжеты, основанные на архаических тотемических представлениях, о чудесных животных: чудесная корова сирот (№ 71), чудесный отец-собака (ср. № 72, 74, 193, 206); мотивы "говорящая дудка" (№ 77), "(разговаривающая) отрубленная голова" (№ 76); трансформированный вариант сюжета "герой убивает вместо себя дочь людоедки (здесь мачехи) и спасается" (№ 70); (заимствованный) сюжет о Золушке (№ 78) и др.

Некоторые из рассматриваемых волшебных сказок снабжены моралистическими концовками (№ 70, 71, 74), которые, как и применительно к животным сказкам, не всегда соответствуют содержанию сказки, являясь явно более поздним добавлением. Иногда же такая концовка вообще не соотносится с текстом и служит просто поводом для определенной морализации, не связанной с содержанием сказки. Так, сюжет о чудесном отце-собаке повествует о том, как собака обеспечивает благосостояние и богатство своей дочери, с одной стороны, с помощью хитрости (собака объявляет ее дочерью и наследницей богача, забравшись под кровать к умирающему богачу во время исповеди, и говорит за богача, подражая его голосу), а с другой - с помощью чудесных качеств (просит дочь похоронить его в доме и раскопать могилу на седьмой день - там оказывается золото). Заключается это повествование сентенцией: "Как дети гордятся умом и опытом своих отцов, так и успехи детей вызывают гордость родителей".

Концовка сюжета о герое, убившем вместо себя дочь людоедки и убежавшем от преследовавшей его людоедки: "Твой проступок сам выдаст тебя. Не строй козни другому, потом сам же пострадаешь" (см. № 70). Мораль этой сказки порицает, таким образом, людоедку, которая хотела съесть героя, и предупреждает слушателей (читателей) сказки на примере людоедки о последствиях подобных проступков, оборачивающихся против самих "строящих козни".

Это (несомненно позднее) переосмысление классического сюжета о герое, обманывающем людоедку, противоречит, собственно говоря, его смыслу. Герой этого сюжета - мальчик-трикстер, обманывающий партнера-людоедку, пафос сказки - в плутовстве героя, превосходящем хитрость людоедки, в его умении обмануть своего партнера и посмеяться над ним. Однако в приводимом в сборнике варианте сюжета эти узловые пункты сглаживаются, сам же сюжет трансформируется (замена персонажей, добавление моралистической концовки).

Еще более очевидна разновременность текста и морали к нему на примере сказки № 71 ("Белолобка") о чудесной корове. Согласно тексту, мать, почувствовав приближение смерти, просит своих детей позаботиться о "своей любимой корове". После смерти матери корова кормит сирот, и они становятся "все красивее", в то время как дети мачехи "все больше худеют и слабеют". Мачеха, узнав, что сирот кормит своим молоком корова, требует, чтобы муж зарезал корову. Однако корова не дала себя убить и, посадив на себя сирот, убежала с ними в лес. Там дети жили на дереве, а корова приходила к ним и поила их своим молоком. Охотники, обнаружив девушек, просят их спуститься, но те отказываются: "Пока не придет наша мать, мы не слезем". Затем охотники уводят девушек вместе с их коровой *.

* (Ср. № 74: девушка соглашается выйти замуж с условием, что ей позволено будет взять с собой ее собаку (отца))

Когда корова состарилась, один из мужей предлагает зарезать корову и съесть. Жена возражает: "Как же я буду есть мясо моей матери?!" Однако муж втайне от жены зарезал корову и накормил жену ее мясом. Жена сказала, что никогда не пробовала такого вкусного мяса. Но когда она узнала, что это мясо коровы, то тут же упала замертво.

Этот сюжет восходит к древним тотемическим представлениям о "чудесных" животных - тотемах рода, от которых, как полагали, зависела жизнь и смерть представителей рода. Концовка же сказки сводит значение этого достаточно архаического в своей основе текста к современной морали: "Обидев того, кто тебя вырастил, навлечешь на себя великий гнев. Как о тебе заботились в детстве, так и ты должен заботиться о тех, кто вырастил тебя, когда наступит их старость".

Раздел новеллистических сказок является основным в сборнике (№ 79-249). Внутри этого раздела можно выделить несколько подгрупп: сказки о женах, о судьях, о мудрецах, о плутах, о дурнях, притчи и юмористические сказки.

Представленные в сборнике сказки о неверных женах обыкновенно оканчиваются изобличением и наказанием жены и соответствующей моралью. Иногда мужу помогает советчик (№ 81, 83), или свидетель (№ 87), или же случайность - муж обращается к богу (или говорит о быке и т. п.), а спрятавшийся в его доме любовник жены принимает его слова на свой счет (№ 89-91).

Измена жены может мотивироваться:

"Жена познакомилась с богатым человеком и теперь уже ни во что не ставила своего мужа. Ведь когда человек становится бедным, его презирают, он теряет уважение" (№ 83);

Жена избаловалась и пресытилась хорошей жизнью, "ее сердце стало черствым, и ей захотелось чего-то необычного" (№ 84).

Другой пример социальной мотивации поступков персонажей находим в сказке "Первый приговор негуса Шиворот-Навыворот" (№ 102), где рассказывается о двух братьях, которые "очень любили друг друга", пока один из них не нашел клад. Разбогатевший "богатый брат ненавидел и презирал своего брата за его бедность".

В роли судьи в амхарских сказках нередко фигурирует негус - см. № 102, 103, 108.

Сказкам о плутах и плутовстве отводится значительное место в амхарском фольклоре. Героями этой категории сказок могут быть различные персонажи, в том числе и герой чудесного происхождения * (№ 119), гонимый (старшими братьями) младший брат (№ 120), карлик (№ 129). Наряду с этим существуют циклы сказок о знаменитых плутах - в сборнике это алека (священник) Гэбрэ-Ханна (№ 151-159) и Абунэ-Авас (№ 150). Героем множества историй является безымянный плут или же персонаж, который хотя и не характеризуется как собственно плут (это может быть крестьянин, ремесленник, торговец, семинарист, "один сообразительный человек", "одна женщина" и т. п.), но выпутывается из сложной ситуации с помощью плутовства, хитрости, применяя ту или иную уловку, или проделку, или остроумный ответ.

* (Вымоленный (у бога) сын величиной с пядь)

Типичная область применения плутовства в этих сказках - воровство (см. № 119-124, 133, 139). Герой сказок о плутах - ловкий вор (ловкие воры), незадачливый вор, воры-соперники и т. п.

Другая тема сказок о плутовстве - словесное соперничество - соперничество в небылицах, словесная проделка, остроумный ответ (№ 126-128, 132, 142, 157 и др.).

Во многих текстах разрабатывается тема любовных похождений плута (см. № 130, 131). В особенности она характерна для алека Гэбрэ-Ханна (№ 151-156).

Среди обманных проделок плута следует выделить мотив "мнимого события (действия)" - мнимые поминки (№ 159), мнимые похороны (№ 135), мнимый священник (№ 146), мнимый слепой (№ 133), мнимый дождь (№ 132), продажа вещи с мнимыми достоинствами (№ 124, 150). Иногда мотив мнимого действия имеет парный мотив "неудачного подражания" (см. № 120, 136, 144).

Весьма обширным является раздел, объединяющий притчи, тексты басенного содержания, нравоучительные истории и т. п. Большая часть этих историй характеризуется достаточно конкретным содержанием. Это описание какой-либо ситуации, сказочный (№ 194, 217, 221-225 и др.) или реалистический эпизод (№ 178, 189, 190, 191, 227 и др.), заключающийся соответствующей случаю моралью, поучением. Некоторые из этих текстов представляют собой своего рода иллюстрации к той или иной пословице или поговорке (см. № 199, 208 и др.). Наряду с этим обнаруживаем тексты с более или менее абстрагированным содержанием, собственно притчи (см. № 171, 195, 203, 219, 224-226 и др.).

Жанр притч, как наиболее популярный и продуктивный в амхарском фольклоре, втягивает в себя и сюжеты, ранее принадлежавшие другим жанрам, получающие соответствующее нравоучительное, моралистическое оформление (см. животные сказки-притчи - № 51-66, № 176 - о "человеке, говорившем только правду", № 175 и др.).

Концовка текстов этого раздела обыкновенно моралистическая, часто очень пространная, многоступенчатая, иногда выраженная в форме пословицы, поговорки (поговорки и пословицы могут также встречаться и в самом тексте). Иногда концовкой может служить сентенция религиозного характера (№ 179) или историческая отсылка (№ 222). Вообще исторический и национальный фон - введение в тексты исторических имен, упоминание об исторических событиях, включение исторических и национальных реалий и т. п.- весьма характерен для амхарского фольклора.

Е. Котляр