32. Лангур (Перевод Г. А. Зографа)

Давным-давно, говорят, жил один богатый человек. Было у него шесть сыновей и две дочери. Раз схватила его лихорадка. А жена его той порой была непорожняя. Вылечить его не сумели, он помер, и его сыновья устроили похороны — все как положено по обычаю.

А потом у вдовы родился ребенок. Посмотрели — видят, это обезьяна — лангур¹, вот какой у нее родился ребенок. И обезьяна-то мальчик. Прослышали о том домашние, пришли посмотреть на ребенка, и соседи тоже пришли. Поглядели и стали смеяться над матерью. Сыновья и другая родня ей говорят:

— Убей его и выброси прочь. Не оставляй его. Люди над нами смеются.

— Нет, — говорит она, — я это дитя ни за что не убью. Кто его знает, по какому случаю Чандо послал мне такое дитя. Ему лучше знать. У меня с обезьянами ничего не было. Отца его вы сами знаете; я понесла, когда он был живой. Если Чандо, отец наш, послал мне такое дитя, что мне сказать? Нет, я его не брошу и не убью. Я его выкормлю и выращу. Пусть потом Чандо делает с ним, что захочет.

— Если ты его не выкинешь вон, — говорит ей родня, — мы тебя близко к себе не подпустим. Мы отделим тебя и дела с тобой не будем иметь.

— Как вам угодно, — ответила та. — Отделите вы меня или дадите жить вместе с вами, это как вам угодно, только дитя я не брошу. Так или иначе я его выкормлю и выращу, а когда он подрастет, пусть его живет, как ему доведется. Я его не с кем-нибудь прижила — его отец был живой в ту пору. Вы меня сами видели и знаете, что я была непорожняя. Отделите вы меня, выбросите из дому, что я скажу? Делайте как хотите.

Сказать по правде, когда она так сказала, они построили ей хибарку где-то за домом. И еды ей давали. Не выбросили все же на улицу, хоть и сильно серчали. А она работала без устали и дитя кормила и растила. Время прошло, и мальчик вырос: большой стал и говорить научился, совсем как человек. Как подрос, к делу стал приучаться.

Раз, говорят, — к той поре кто его знает сколько времени уж прошло, — старшие братья пошли в лес дрова рубить. Так они говорили, а на деле они там новые поля расчищали — под рис и под просо². Лангур, говорят, тоже сказал:

— Слушай, матушка, я тоже хочу пойти с братьями в лес. Я расчищу там полоску для нас.

— Иди, конечно, — согласилась она и сама ему топор разыскала.

Вот приходит он с братьями в лес.

— Слушайте, братцы, — спрашивает. — Где мне лучше рубить?

Братья его в насмешку послали туда, где лес погуще и деревья потолще.

— Вон, — говорят, — иди туда, расчисти там полоску. Он и вправду пошел, куда они ему указали, огляделся вокруг, загнал топор в дерево, и вернулся назад, к остальным.

Кончили братья рубить, говорят ему:

— Ну пойдем, нам домой пора.

Он пошел, взял свой топор и отправился домой вместе с другими. Каждый день он ходил с ними и все так и делал: загонит топор в дерево и идет туда, где остальные лес рубят, а потом вместе с ними домой возвращается.

Вот раз они ему и говорят:

— Каждый день ты приходишь сюда и торчишь тут рядом с нами. Когда же ты лес-то рубишь? Что ни день, мы тут тебя видим.

— Нет, братья, — отвечает он. — Я к вам прихожу, как свой урок кончу.

— Гляньте-ка, — не верят они. — Где это видано справляться так быстро? Ты сказки нам не рассказывай.

— Нет, братья, это не сказки. Не верите, пойдите сами — я вам покажу. Своими глазами увидите.

— Ладно, парни, давайте сходим, — решили они. — Посмотрим, что там у него. Очень уж он чудно говорит.

Кончили рубить и говорят:

— Ну пойдем. Поглядим, что у него. Той дорогой и домой воротимся.

Пошли они, поглядели на его работу: и вправду расчищено у него огромное поле.

— Глядите-ка, — говорят. — Когда ж это он, любо знать, столько расчистил? Целыми днями с нами торчал. Нам так, пропади оно пропадом, не сработать. Мы ведь сами работали не спустя рукава, а столько не сумели расчистить.

За таким разговором они и до дома дошли.

Когда срубленные деревья высохли, они стащили их в кучи и подожгли. Все сгорело, и получилось чистое поле. Лангур и говорит:

— Послушай, матушка. Братья на вырубке лес пожгли, поле очистили и пахать начинают. А как мне пахать, матушка? Достань мне волов.

— Где же мне взять их, сынок? — спрашивает мать. — Никто их мне не доверит. Где мы их возьмем? Да у нас и семян-то нет. Что мы станем сеять?

— Братья, — отвечает лангур, — сеют рис. А мы с тобой что можем вырастить, матушка?

— Что мы можем, сынок? — говорит опять мать. — У них есть все, что надо, вот они и сеют. А у нас семян нет, так что же мы, сынок, вырастим?

— Скажи-ка, матушка, неужто семян вовсе нет?

— Нету, сынок.

— Послушай, матушка, — снова он спрашивает. — Неужто никакого семени не найдется?

— Вот только та тыква³, — говорит мать. — А больше нет ничего.

— Хорошо, — сказал лангур. — Раз ничего больше нет, дай мне тыкву. У меня тоже будет что посеять, не только у братьев.

И вправду она принесла ему тыквенных семечек. Он завязал их в узелок, пошел на свой участок и там посадил. Братья его спрашивают:

— Слушай, а пахать-то ты когда будешь? Ты землю-то и не тронул.

— Я, братья, так прямо посеял, без вспашки, — говорит он.

— Что ты посеял, балда? — спрашивают. А он вместо ответа сам спрашивает:

— Слушайте, братья, вы что посеяли?

— Мы-то, — говорят, — мы посеяли рис.

— И я, — говорит, — рис посеял. Верней, не посеял, а посадил.

— Послушай-ка, ты, — они спрашивают, — как посадил? Разве не тогда рис сажают, как рассаду вырастят, а не раньше? Как же ты посадил?

Так они говорили и смеялись над ним. А лангур ничего. Все принимает спокойно, ни слова не говорит. Пусть их смеются.

И вправду, как нужное время прошло, — сколько-то дней там, — посевы у них взошли, и они что ни день ходили на них взглянуть. И лангур тоже ходил посмотреть на свое поле. Раз собрались они все вместе поля обойти. Поглядели на свои всходы, потом говорят:

— Слушай, пойдем сегодня взглянем, что у лангура вышло. Занятно, как взошло у него.

Сказали так братья и пошли все вместе на лангурово поле, и лангур с ними. Пошли все, как сказано. Только взглянули, сразу спрашивать:

— Где ты, балда, рис посеял? Мы ни росточка не видим. Он им показал те места, где клал семена. Поглядели они хорошенько и говорят:

— Да это тыква, балда. Рис-то где? Ты говорил, вспомни сам, что рис посадил. Где же он? Это тыква. Больше ничего не видать.

— Верно, братья, — отвечает он. — Я вам тогда неправду сказал. Хотелось мне рис посеять, вот я и спросил у матушки, а она говорит: «Нет у нас семян риса». Тогда я говорю: «Неужто никаких семян вовсе нет?» Она говорит: «Есть немного тыквенных семечек, кто его знает сколько». Я и говорю: «Тогда дай мне хоть их. Я их посажу. Раз других семян у нас нет, что нам еще делать?» Вот почему я это посадил, братья.

— Слушай, ты, — спрашивает один. — Почему ты к нам не пришел, если у вас семян не было? Неужто мы тебе не дали бы?

— Верно, — говорит он. — Да раз уж я к вам тогда не пошел, что теперь будешь делать? Ладно, и мой урожай куда-нибудь пригодится. У вас вырастет рис, а у меня приправа. Когда тыква созреет, разве вы ее у меня не возьмете? Или я ее кому-нибудь еще отнесу. Продам и рису куплю.

— Хорошо, — сказали они. — Это тоже сгодится. Ты сделал толково.

И вправду, как подошло время, рис у всех вырос хороший, и у этого тыквы растут лучше не надо. У него там деревья сухие остались, так по ним тыквы вверх поползли, как по кольям. Видали? И не поверите, все его поле сплошь побеги покрыли, и везде на них тыквы зреют, не счесть. Что ни день он ходил поглядеть.

Время пришло, рис у них вызрел, и они сказали:

— Рис наш созрел. Давайте пожертвуем бонгам первую долю⁴ и будем жать.

Тогда лангур тоже сказал:

— Давай-ка и я пожертвую первую долю, точно так же, как братья. — И он стал следить, что они будут делать.

И вот однажды они разровняли небольшую площадку и обмазали ее коровьим пометом. Потом сжали немного рису, отнесли его на это место и там принесли эту первую долю в жертву. По такому случаю они позвали мать и лангура, обоих, отведать праздничного угощенья. Оба они пришли на этот пир. Наготовили рису и подливы, все поели, а потом разошлись по домам.

Дня через два, через три лангур сказал:

— Слушай, матушка, мы тоже ведь что-то вырастили. Надо нам завтра тоже устроить приношение первой доли. Разровняй-ка и ты площадку и вымажь ее коровьим пометом, и мы позовем моих братьев с семьями. Как обмажешь площадку коровяком, поди позови моих братьев и всех их домашних. А я сам помоюсь5 и схожу за тыквой.

— Хорошо, сынок, — ответила мать. — Ты правильно говоришь. Значит, завтра мы принесем первую долю.

И правда, на другой день они сделали, как уговорились. Позвали его братьев и их домашних, всех до единого. Те и говорят между собой:

— Гляньте-ка. У них ведь в доме ничегошеньки нет. Чем они думают нас угощать, коль столько народу назвали?

Ну а лангур, сказать по правде, тело омыл и пошел за тыквой. Выбрал самую большую, какую нашел. «Если я эту возьму, — думает, — хватит нам всем». Подумал он так, сорвал большую тыкву и понес к себе в хибарку, что была позади дома братьев. Те его, конечно, с ней видели.

Принес он ее и затащил в бхитар — в подношение бонгам. Как петухам голову рубят, когда в жертву приносят, так и ей он взял да конец ножом и отрезал. Мать его тоже при этом была. Отрезал конец, глядят они: полна тыква риса. Достали решето, стали туда рис вытряхивать. Только весь рис туда не вошел, пришлось сыпать в корзинку, да и той едва хватило, чуть-чуть до краев не достало. Если б в большую корзину насыпать, вышло б не меньше как на три четверти. Страсть как они радовались, только никому открывать это дело не стали. Говорят:

— Ничего не будем об этом рассказывать. Не обокрали бы нас.

Договорились так, рис ободрали, а с тыквы шкуру сняли и, чтобы чужим глаза отвести, из нее подливу сготовили. А еще подливы сварили из гороха лущеного.

— Ну, матушка, — говорит лангур, — навари теперь побольше рису, чтобы всем хватило — и братьям моим и невесткам. Братья-то, когда нас позвали, дали нам с тобой по горсточке. А мы им помногу наложим. Не хватит того, что в этой тыкве, я схожу еще принесу.

— Нет, сынок, — отвечает мать. — Сегодня больше не приноси. Мне готовить и этого хватит.

— Ладно, — говорит, — если так.

Ну вот, у них все готово, а братья не идут. Лангур и спрашивает:

— Слушай, матушка, ты братьям-то сказать не забыла? Что-то их до сих пор не видать.

— Что ты, сынок, — отвечает она. — Конечно, сказала.

— Не идут они, — говорит он. — Пойду погляжу, что с ними там приключилось.

Пошел к ним и спрашивает:

— Ну, братья, что же вы не идете? Я вас давно поджидаю. Вас все нет, я и зашел. Пойдемте сразу, сейчас. Поедите и вернетесь домой.

Вот братья и говорят меж собой:

— Слушай-ка, чем он кормить-то нас будет? Сколько народу зовет. И говорит-то он как уверенно, диву дашься. Ладно, пойдемте. Посмотрим, что там у него, как он нас накормит.

Поговорили так и пошли к нему. Тот усадил их любезно, лучше и не придумаешь, потом пошел в дом, спрашивает у матери:

— Как, матушка, у тебя все готово?

— Да, — отвечает, — готово.

— Хорошо, — говорит. — Вынеси-ка им живее воды⁶.

— Подожди немного, сынок, — просит мать. — У меня еще не все тарелки готовы. Сейчас я их прошью, и все будет в порядке⁷.

— Ладно. Поспеши, сшей их поскорей, — сказал он и пошел к братьям.

— Послушайте, братья, — говорит. — Потерпите немного. Тарелок у нас не хватило. Как будут готовы, сразу и есть подадим.

Сказать правду, пришли все невестки, а с ними их дети, и он их всех усадил. Старший брат ему не поверил. Сам пошел в хижину. «Подождите, — говорит, — дайте я вперед сам взгляну. Интересно, что он приготовил». Вошел он, глядит: и впрямь приготовлена полная корзинка рису. Удивился он.

— Где это вы, — спрашивает, — столько рису достали? Такой пир закатить.

А тот тайну свою не открыл. Ничего ему не сказал.

Как кончила мать с чашками да с тарелками, вынесла им воды. Все сразу вымыли руки и сели за еду. Мать каждому есть подала, а потом завела разговор.

— Это, — говорит, — наша тыква. Он сегодня первую долю бонгам поднес. В этом и дело. Он сказал: «Когда они подносили первую долю, они нас позвали. Мы тоже их позовем». Вот зачем сегодняшнее угощенье.

И лангур тоже сказал:

— Вы, братья, подносили первую долю вашего риса. Вы тогда давали по горсточке. Поглядите теперь, как у меня подают. Если кому не хватит, попросите у матери. Кто сколько съесть сможет, она столько и даст.

Поели и на том расстались.

My а мать и сын сказать нельзя как были рады, что рис в тыквах нашли. Что ни день утром и вечером оба идут на свое поле. Очень они за ним смотрели. У других рис созрел, и у них, что было, созрело. Стали другие свой рис жать, и они свой урожай собирают, домой несут. Трудно поверить, тыквами весь дом заполнили, все углы заложили. Кончится в доме еда, так стоит им тыкву разрезать, и сразу опять полно рису. На целый год у них вышло запасов.

Прошло сколько-то времени, кто его знает сколько, и братья сговорились пойти покупать лошадей. Вот и лангур говорит:

— Послушай, матушка, братья идут коней покупать. Я тоже хочу коня. Пойду с ними.

— Видишь, сынок, — отвечает мать, — у них деньги есть. На эти деньги они и купят. А у нас с тобой ничего нет. На что покупать станешь?

— Скажи, матушка, разве у нас совсем ничего нет? — спрашивает лангур.

— Ничего нет, сынок, — отвечает мать. — Смотри сам, есть у нас рис и моток веревки. Больше ничего.

— Тогда дай мне его, — говорит сын. — Дай мне моток веревки.

— Послушай, сынок, неужто ты думаешь, тебе за него лошадь дадут? И не помышляй.

— Дай мне его, — просит он. — Я возьму и попробую, дадут или нет.

И впрямь она дала ему этот моток, и он пустился в путь вместе с братьями. Они его спрашивают:

— Слушай-ка, ты. Куда ты направляешься?

— Я тоже, — говорит, — иду с вами коней покупать. А им стыдно с собой брать такого. Они говорят:

— Не ходи с нами.

Отогнали его всякой бранью, и поплелся он один сзади. Шли они, шли и увидели где-то дерево манго, все в зрелых плодах.

— Эх, — говорят, — был бы здесь лангур, мы бы ему велели нам манго нарвать.

А лангур-то их обогнать уж успел и давно сидел на дереве.

— Да я здесь, братья! — кричит. — Если вы манго хотите, я вам сейчас накидаю.

— Ладно, раз уж ты здесь, кидай, — говорят.

Он, по правде сказать, так и сделал. Пошли дальше. Как прошли полдороги, стали они его снова бранить и гнать прочь. Опять лангур отстал. Подобрал где-то шпильку, чем кроватные сетки вяжут, и дал братьям уйти. Потом забежал вперед окольной дорогой и сел их поджидать. Приблизились они, он снова вперед побежал, чтобы его не заметили. Так и дошли до места, где лошадьми торговали. Той порой стемнело. Они говорят: «Темно уж. Покупать сегодня не будем. Купим лучше завтра поутру. Сразу на коней сядем и поедем прямо домой». Порешили на том и стали устраиваться ночевать.

А лангур забрался в конюшню и примостился под самой крышей на матице. Ночью кони начали говорить между собой: «Сегодня пришли покупатели. Кто их знает, кого из нас они купят и уведут». Завели они такой разговор, а лангур молчит, слушает. Снова кони говорят друг дружке: «Слушайте, может, завтра нас купят. Знать бы, кто из нас как бежать может». Стали они говорить: «Я пробегу столько косов. Я пробегу столько косов». Так они говорили, кто как скоро может бежать. А была там одна кобыла, она сказала: «Я по земле пробегу двенадцать косов и по небу пролечу двенадцать косов».

Услыхал это лангур, поспешил вниз и загнал шпильку под долго до них. Приехал, привязал лошадь у ворот, принес ей мякины, воды и всего, чего надо, а сам умылся, поел риса с подливой и сел ждать остальных.

Немного спустя приезжают братья. Увидели у ворот лошадь, спрашивают:

— Слушайте, чья это лошадь?

Им говорят, что это лангур купил ее и привел. Подошли поближе, смотрят на лошадь. Видят, все они жеребцов взяли, а это кобыла. Потом пошли отдыхать.

Дня через два они говорят:

— Давайте устроим скачки. Посмотрим наших коней на бегу.

— Хорошо, давайте посмотрим.

Как устроили они скачки, лошадь лангура и впрямь всех побила: на земле, говорят, он пустил ее скакать двенадцать косов и еще двенадцать косов в небе. Братья дивятся, просят лангура:

— Эй, лангур, давай поменяемся. Ты дай нам свою лошадь, а мы тебе любую из наших.

— Нет, братцы, — говорит тот. — Я не пойду на такое. Вы первые выбирали и покупали. Точно так же и я свою выбрал и взял. Я ее вам не отдам.

На том и кончился разговор.

И вот, сказать правду, так или иначе лангур кой-чего поднакопил и года через два зажил он хорошо, и припасов у него было на год вперед. Тут он и говорит:

— Слушай, матушка, надо мне в этом году жену подыскать.

Мать вовсе оторопела. «Хотелось бы знать, где я ему жену искать буду? — говорит она сама себе. — Из рода людского никто не согласится, а обезьяны по-нашему не разговаривают. Какую жену мне ему сватать?» Поразмыслила она и говорит:

— Ладно, сынок, мы найдем тебе жену. Только подожди, сперва надо со свахами договориться.

— Хорошо, — отвечает он. — Пригласи свах. А мне передашь, что там скажут.

— Ладно, — сказала она.

И вправду денька через два — она уж и так и сяк умом пораскинуть успела и решение приняла — мать ему говорит:

— Слушай, сынок. Помнишь, мы насчет жены для тебя говорили. Пробовала я звать свах, как договорились, а они мне говорят: «Твой сын жену себе сам найдет. Ты только позаботься денег собрать на выкуп невесты»⁸. Вот, сынок, что мне свахи сказали.

— Ладно, матушка, — отвечает он. — Это хорошо, что ты говоришь. Значит, я ее сам отыщу и приведу. А сколько положено выкупа?

— Это, сынок, смотря по тому, кого ты возьмешь: девицу, или вдову, или разведенную жену. За вдов и разведенных жен платят немного, а за девушку рупий пятнадцать придется отдать, а то и шестнадцать⁹.

— Слушай, матушка, — говорит он. — Я возьму девушку.

— Правильно, сынок, — отвечает она. — Если ты девушку приведешь, я буду рада.

— Завтра или послезавтра я отправлюсь в путь, — сказал он.

И вправду пошел он искать себе жену. Сказал утром об этом матери, она и говорит сама себе: «Кто согласится за тебя замуж пойти? Не стали б тебя собаками травить». Вот какие у нее были мысли.

А лангур пошел в чужие края. Идет и видит: девушки в пруду купаются. Подбежал он к ним, схватил чье-то платье и залез с ним на дерево. Девушки закричали от страха, а та, чье он платье унес, горько заплакала.

Лангур сам наверх залез, а конец платья¹⁰ свесил с дерева вниз. Увидели это девушки, кричат:

— Гляди, подружка. Он твое платье на дерево утащил. Прикрылась она чьим-то чужим, и все они подошли к дереву. Видят: вот он сидит. Стали просить:

— Спустись, лангур. Отдай платье нашей подружке.

— Пусть она согласится за меня замуж пойти, — отвечает он. — Тогда отдам, а иначе — нет.

— Слушайте, — говорят девушки, — он по-нашему разговаривает.

Как стал он им так говорить, девушки, вправду, перестали бояться, и пошел у них долгий спор. Те все просят его:

— Отдай, лангур, отдай ты ей платье. А он свое им в ответ:

— Пойдет за меня замуж — отдам.

Раз он так говорит, они его ругать начали:

— Кто с тобой, с таким, — говорят, — жить захочет? Услышал он это.

- Ладно, вы каждая свое забирайте, — говорит, — а она пусть свое поймает и вниз стянет.

И стал спускать конец ее платья потихонечку вниз; спустит и снова потянет. То ли он ее раззадорил, или другое что, только девушка вдруг как вцепится изо всех сил в свое платье. Чужое уронила, а за свое держится, и так он ее к себе наверх утянул. Подтянул к себе, обнял и дал ей как положено платье на себя навернуть. Ну а дальше то ли судьбу ей такую Чандо послал, то ли еще что другое, только она закричала:

— Подружки, идите домой. Я с ним останусь. Те говорят:

— Идемте, девушки. Надо дома сказать.

Только ушли девушки, он взвалил ее на спину и побежал что было мочи. Ни разу передохнуть не остановился — так прямо к себе домой ее и принес.

Рассказали подружки родителям девушки, что с ней приключилось, ее отец и братья схватили луки и стрелы, взяли собак и побежали искать лангура по всей округе. Все вокруг обрыскали, а его найти не смогли, и принялись они горько плакать. Искали целых два дня, а может быть три, только так и не нашли и домой пришли со слезами. Отругали на чем свет стоит ее подружек.

— Что вы, — говорят, — сразу-то не сказали?

А те ни слова в ответ — онемели с испуга. В конце концов и они успокоились.

А лангур был очень рад, что невесту себе раздобыл. Соседи, на нее глядя, только диву давались. Назначили день для свадьбы и принялись готовить, что надо: и угощенье, и пиво, и всякое прочее. Старались все поскорее сделать, чтобы свадьбу устроить пораньше. А в назначенный день позвали гостей, и все к ним собрались, и свадьба прошла как у людей, и все ели и пиво пили¹¹. И стали они жить вместе.

Так лангур обзавелся своим домом. Приключеньям парня-лангура конец настал. А молодой жене они отдали горшки и припасы и все хозяйство — все, что у них было.

Вот и сказке конец.